Смерть композитора. Хроника подлинного расследования
Шрифт:
Следователя интересовал вопрос о возможном злоупотреблении Ивасюком спиртным, на что Мельничук ответила так: «Мне как секретарю партийной организации консерватории никто не жаловался, что Ивасюк употребляет спиртные напитки или ведёт себя аморально За последнее время Ивасюк вёл себя также хорошо, учился неплохо и ничего плохого о нём [я] не могу сказать.»
По понятиям того времени рассказать секретарю парткома о вывихах в поведении того или иного работника – даже не коммуниста – это норма. Парторг совал свой длинный нос вообще во всё, для него запретных тем не существовало. При парткомах учреждались особые дисциплинарные партийные комиссии, призванные разбирать разного рода инциденты, склоки, дрязги и прочие шалости на коммунальной кухне. Одной из причин резкого падения доверия и уважения к КПСС со стороны простого народа являлось именно то, что коммунистические воспитатели с упоением занимались полосканием чужого грязного белья, будучи при этом людьми
Чтобы читатель понял, до какой степени кретинизма доходила мелочная опека низового партаппарата, приведу такой пример из личного опыта. Когда у меня, молодого инженера в Минсредмашевском КБ совершенно официально накопились за переработку отгулы и я пожелал ими воспользоваться, ко мне – ни разу не члену партии! – прибежал парторг и заверещал: «Какие такие у тебя отгулы?! Это что за отпуск такой ты решил устроить?! Кто будет работать, если все пойдут гулять?!» Вот буквально такими словами и, разумеется, на «ты». Коммунисты – они же всегда близки к народу, какие там церемонии могут быть…
Поэтому фразу Мельничук «мне никто не жаловался» надо понимать не как метафору или условную фигуру речи, а буквально – жалоб на Ивасюка не было. Стало быть, Владимир действительно пил очень мало. На этом все инсинуации о возможном злоупотреблении им спиртным можно закончить.
Но не это самое интересное в рассматриваемом документе. Самое важное в показаниях Мельничук, по мнению автора, следует далее: «Ивасюк обращался ко мне по вопросу вступления в партию. Я имела с ним беседу и предлагала ему готовиться. Анкету [для подачи заявления на приём в кандидаты в члены КПСС] я не давала Ивасюку для заполнения. Ему я говорила, что будем решать вопрос о принятии его в кандидаты [в] члены партии. Однако, в связи с тем, что он уехал и готовился к теоретической конференции как-то вопрос о принятии его в кандидаты был отсрочен. Затем мы думали, что он получит премию им. Островского и после этого будет решен вопрос с принятием его в кандидаты [в члены] партии. (выделено мною – А.Р.) В райкоме партии был согласован вопрос, то есть весь разговор. Мой заместитель секретаря парторганизации (так в оригинале – А.Р.) Дражница Леонид Леонидович говорил Ивасюку, что он будет принят в кандидаты [в члены] партии.»
Владимир Ивасюк.
Это любопытный момент, который следует принять к сведению. Во-первых, Владимир Ивасюк хотел вступить в КПСС, что представляется логичным, поскольку без членства в Партии в Союз композиторов попасть было невозможно. Во-вторых, особых проблем с вступлением в ряды КПСС перед ним не возникало, что в реалиях того времени немаловажно. Тут следует подчеркнуть, что тогда коммунистическое руководство на пути интеллигенции в ряды партии ставило определенные барьеры, интеллигенты были в партии не нужны, нужны были рабочие, которые не особенно-то стремились делать партийную карьеру. Перед Ивасюком такой проблемы не стояло, что также понятно – он талантливый и очень перспективный музыкант, такому самое место в Партии, он далеко пойдёт, помочь ему – разумно и во всех отношениях правильно. В-третьих, вступление Владимира в КПСС обуславливалось его победой на конкурсе им. Островского! Все верили, что он победит и далее процесс пойдёт по накатанной колее: райком комсомола рекомендует, парторганизация консерватории на общем собрании единогласно поддержит, а райком партии – торжественно примет достойного члена общества в сплоченные ряды кандидатов в члены КПСС. Запомним эти детали, как кажется, они до некоторой степени повлияли на те настроения и ожидания, в плену которых Владимир Ивасюк находился весной 1979 г.
Покамест продолжим цитирование протокола допроса Леонтины Тимофеевны: «Я не помню такого, чтобы я у Ивасюка спрашивала, не уезжает ли он за границу. Такого разговора не было. Студент Ивасюк с другими студентами не поддерживал контакта, он ограничивался в выборе друзей. Известно, что он дружил с Жуковой Таней как бывшей студенткой консерватории. О Тане Жуковой я ничего плохого не могу сказать. В консерватории преподавательский состав говорил, что у Ивасюка наступила растерянность в той части, что песни он может сочинять, а большие музыкальные произведения он не мог написать и как бы наступил спад в его творчестве [выделено мной – А.Р.].
Мы рекомендовали кандидатуру Ивасюка на получение премии им. Островского по предложению Обкома комсомола. Ивасюку были созданы все условия для учёбы и творческой работы. Поэтому я не видела никаких препятствий по отношению к Ивасюку, которые бы могли быть в причинной связи с [его] смертью. О причинах смерти Ивасюка мне трудно [что-либо] сказать.»Как видим, со стороны Партии и комсомола Ивасюку оказывалась всемерная поддержка. Львовский обком ЛКСМ Украины выдвигал его на республиканский конкурс, парторганизация консерватории никаких препон не чинила, всеобщее ожидание было таковым, что талантливый, широко известный и всеми любимый соискатель самой авторитетной молодёжной премии республиканского уровня что-нибудь на конкурсе да получит! В конце-концов, не так-то и много молодых и талантливых композиторов уровня Ивасюка проживало в то время не только на Украине, но и во всём Союзе!
Но проблема заключалась в том, что Владимир на конкурс не прошёл. В своём месте мы разберёмся в деталях этого фиаско. Но каковы бы они ни были, соль всей этой истории заключалась в том, что композитор не оправдал ожиданий всех тех, кто в него верил. И в собственных ожиданиях он тоже жестоко обманулся.
Помимо перечисленных выше допросов, нельзя, пожалуй, обойти молчанием ещё один документ. Речь идёт о допросе Стефании Юник, той самой соседки Владимира Ивасюка, упоминание которой мы встречали в показаниях Татьяны Жуковой. Ничего особенно ценного Стефания Ивановна следователю не сообщила, но если мы полностью проигнорируем этот документ, может сложиться впечатление, будто в нём есть нечто, что автор в силу неких подспудных причин желает скрыть.
Это не так, содержание протокола таково, что скрывать там решительно нечего, в чём читатели сейчас сами же и убедятся. Стефании Ивановне на момент допроса, проведенного 10 июля 1979 г, исполнилось 44 года, как видим, это была вполне ещё молодая женщина, родилась она в селе под Полтавой, образование имела среднее, то есть школу-семилетку закончила и тем ограничилась. Юник состояла в браке, нигде не работала, числилась домохозяйкой. Проживала в квартире №14 по ул. Маяковского, дом №106, Ивасюк являлся её соседом, что называется, за стенкой (он занимал квартиру №13).
Во время допроса Юник уточнила, что других соседей на лестничной площадке не имелось, а кроме того, сделала ещё одно любопытное уточнение: по её словам, Владимир из всех жильцов дома разговаривал только с нею, с остальными же – здоровался. Похоже, Стефания Ивановна очень гордилась как своим знаменитым соседом, так и возможностью общаться с ним накоротке. Подобную вежливость, судя по всему, она воспринимала почти как доверительные отношения.
Теперь по существу. Познакомилась Юник с Ивасюком в 1973 г, когда Владимир заехал в предоставленную ему горисполкомом квартиру. Проживал он там первоначально с сестрой Галей, учившейся во Львовском медицинском институте, затем в квартире поселилась пожилая женщина Лиля, бывшая некогда няней отца Владимира. Потом Лиля уехала жить к отцу в Черновцы, а вместо неё приехала мать Владимира.
По словам свидетельницы, композитор много работал над музыкальными произведениями, порой не ложился спать до 3 часов ночи. Юник поначалу не могла к этому привыкнуть, но потом пообвыклась. Узнав, что Владимир страдает от бессонницы, Стефания Ивановна принесла ему книгу с описанием гимнастики йогов, в ней содержалось изложение практики, которая могла помочь преодолеть проблемы с засыпанием. Как мы знаем, йога помогла Владимиру мало…
Некоторую иронию вызывает тот фрагмент протокола, в котором Стефания Юник простодушно рассказывает о том, как спрашивала Владимира, когда же тот женится? По словам свидетельницы, знаменитый сосед обычно отвечал, что ему надо найти «хорошую дивчину» или, что сначала он закончит «Сонату», а потом и женится… Женщина, похоже, не понимала неуместность и даже бестактность подобных вопросов, адресованных взрослому самостоятельному мужчине. По-видимому, Стефания Ивановна всерьёз считала эти идиотские вопросы и ответы на них чем-то важным для следствия, коли в кабинете прокурора принялась делиться подобными воспоминаниями. Вот уж, воистину, можно вывезти девушку из села, но невозможно вывезти село из девушки!
Безо всяких околичностей Юник рассказала следователю о том, как вела беседы с Владимиром Ивасюком о его отношениях с Жуковой. Во время этих бесед она заявляла Владимиру, что Татьяна ему «не подходит» и спрашивала, почему он не найдёт себе «хорошей девушки». Как несложно понять, Юник не считала Жукову «хорошей», ставя ей в вину «высокомерие». Другой её упрёк в адрес Жуковой сводился к тому, что та якобы вела себя «некрасиво с материальной стороны».
Вообще, конечно же, удивительно, почему Ивасюк терпел подобные закидоны со стороны какой-то непонятной дамочки, живущей за стенкой. Почему не остановил раз и навсегда пустопорожнюю бабскую болтовню на деликатные темы. Понятно, что брехливую соседку привечала мать Владимира, но окоротить дамочку, сующую нос в чужие дела и распускающую язык, следовало непременно.