Смерть консулу! Люцифер

Во второй раз Невилль отправился в магазин Лербура, чтобы условиться о том, когда им зайти за нею. Было условленно, что Сан-Режан поедет в карете вместе с супругами Лербур, а Жорж и Невилль будут ждать их на углу, около гостиницы «Нант». Лербур, оставаясь в полном неведении относительно интриги, которую плела его жена, был в полной уверенности, что тут дело чисто торговое и что добрая часть тех вещей, которые они везут с собой, останется в Тюильри.

При втором его визите Лербура не было дома, и его приняла Эмилия. Сан-Режан воспользовался этим обстоятельством, чтобы вспомнить прошлое, когда молодая девушка, оставшись после смерти родителей одна-одинёшенька, испытывала тысячи превратностей судьбы среди восстаний шуанов, преследований роялистов, среди убийств и пожаров. К счастью, она встретилась в Нанте с Лербуром, который приехал туда к разгрузке контрабандного судна, пропущенного благодаря взятке, данной Каррьеру. Судно это прямо из Ливерпуля везло значительное количество мадаполама и вязанных вещей. Эмилия, поступив к Лербуру приказчицей, скоро обратила на себя внимание хозяина своей красотой и манерами. Под именем Эмилии Бурдэн она скоро прославилась, как отличная кружевница. Особенно она отличалась в выделке аргентанских кружев. Лербуру показалось, что она очень бы годилась для его магазина, но когда он заикнулся об этом другим приказчицам, те приняли столь сосредоточенный вид, что Лербур сейчас же возымел сильные сомнения насчёт добродетели мадемуазель Бурдэн. Не обманываясь насчёт своих чувств, Лербур не без удовольствия узнал, что Эмилия благородного происхождения и, вероятно, сочтёт для себя невозможным вступить с ним в брак. Лербур решился, однако, объясниться прямо с Эмилией. Не считаясь с опасностью, которая могла грозить ей в городе, терроризированном Каррьером, молодая девушка рассказала торговцу о своём происхождении, открыла ему своё имя и дала этому человеку полную возможность погубить её, если бы в его сердце оказалась хоть капля низости или злобы. Когда Лербур заговорил, что в Париже её, быть может, ожидает другая судьба, не имеющая ничего общего с необеспеченным положением приказчицы в Нанте, где её могли узнать, то Эмилия попросила времени подумать. По совету других приказчиц, под страхом революционных ужасов и в полном убеждении, что у неё уже нет будущего, Бурдэн согласилась выйти за этого добряка, которому всю жизнь предстояло быть её верным слугою, и покатила с ним в Париж.

В кругу посетителей магазина она сейчас же произвела сильное впечатление. Робеспьер, отличавшийся франтовством, сам покупал здесь для себя огромные кисейные галстуки, чтобы, как говорили, скрыть свою золотуху. Фабр д’Эглантин сочинял стихи в честь прекрасной хозяйки магазина, Бурра постоянно вертелся около неё. Но молодая женщина была недоступна ухаживанию людей, которых она считала убийцами. Мало-помалу она привила свои идеи мужу и сделала его сторонником партии умеренных. Но привлечь его в партию роялистов ей не удалось. Консульство удовлетворяло его, а когда стала оживляться торговля, то большего он и не требовал.

Он принял с живейшим удовольствием Сан-Режана, когда тот подъехал к магазину вечером того дня, когда было назначено свидание. При помощи мнимого Леклера он уложил в карету образчики материи и, когда настало время ехать, позвал жену. Та вышла в прелестном шёлковом платье, перехваченном выше талии, с открытой шеей. Когда она садилась в карету, видна была её чудная ножка в котурнах, завязанных на щиколотке.

Лербур усадил Леклера на переднюю скамейку, сам поместился на заднюю, рядом со своими свёртками, и крикнул кучеру: «В Тюильри!»

V

После резкой выходки первого консула Фуше спокойно обдумывал в своём кабинете свои наблюдения и свои счёты с главою государства. Прежний агитатор был не из числа тех людей, которые горячатся понапрасну, и считал бесполезными слова, которые не могут быть подкреплены действием. Действие — вот о чём стоит подумать. Если б Бонапарт приказал ему арестовать и выслать всех, кто ещё оставался у якобинцев в Париже, это могло бы привести его в движение. Но ведь Бонапарт ограничился только жалобами. Фуше не беспокоило неудовольствие первого консула, однако нужно всё-таки этому неудовольствию положить конец. Вот о чём думал он теперь, сидя в своём обширном кабинете министерства полиции.

Бонапарта нужно натравить на роялистов, а не на якобинцев, прежних союзников самого Фуше. Уж сколько раз он твердил генералу, что грабежи производились шуанами, эмиссарами нормандской армии, поставщиками Фротте. Но все отдельные факты как-то не складывались ещё в сильную, захватывающую картину, которая могла бы поразить генерала и принудить общественное мнение сказать: вот виновники — это роялисты и их-то и следует разгромить.

Фуше совсем погрузился в свои мысли, как вдруг послышалось лёгкое царапанье в дверь. Министр не успел даже сказать: войдите. То было, очевидно, близкое к нему лицо. Пришедший сам отворил дверь и вошёл.

Это был невысокий человек с причёской в виде голубиных крыльев и напудренный, нисколько не похожий на того сыщика в зелёном сюртуке, который требовал во дворе гостиницы «Чёрная Лошадь», чтобы жандарм осмотрел паспорта приезжих. А между тем это был он.

— Вы от Дюбуа? — спросил Фуше. — Что он говорит?

— Он утверждает, гражданин министр, что филадельфы волнуются и что нужно сделать попытку, чтобы вывести консулов из бездействия.

— Он с ума сошёл!

— Отчасти он прав в своих намёках. Прежние клубы преобразуются в тайные общества. Но опасность не в этом. Жорж, как только приехал в Париж, сейчас же вошёл в сношения с главарями роялистов, и правительство, к сожалению, допустило сделать это безнаказанно.

— Этого желал первый консул. Где живёт Жорж?

— Он живёт в гостинице «Сухое Дерево». Там же остановились Невилль и Сан-Режан.

— Вы лично удостоверились в точности этих сведений?

— Да, гражданин министр. Я нанял в той же гостинице комнату под именем кавалера де Лаверньера. Сан-Режана и Невилля я уже встретил несколько дней тому назад по дороге из Нормандии. Сан-Режан путешествует под именем Виктора Леклера. По дороге я потерял их из виду, но теперь я их опять поймал.

— Что вам известно о них?

— Невилль почти не выходит из гостиницы. Сан-Режан, напротив, делает много визитов и, между прочим, бывает у герцога де Ривьера, маркиза Вирие и торговца модными товарами Лербура с улицы С.-Оноре.

— Какие у него дела с этим Лербуром?

— Он привёз его из Нормандии в своём кабриолете.

— Они были знакомы?

— Совсем нет. Они впервые встретились за обеденным столом гостиницы, и Сан-Режан предложил ему место в кабриолете, чтобы несколько успокоить его: он смертельно боялся разбойников. А затем, насколько я знаю, у него другие причины поддерживать это знакомство.

— Какие же?

— У гражданина Лербура молодая и красивая жена.

— Какого образа мыслей этот Лербур?

— О, самого лучшего. Он состоит поставщиком m-mе Бонапарт и всего высшего общества. Гражданки Тальен и Рекамье, генеральша Жюно — его постоянные покупательницы. Он занимается политикой лишь для того, чтобы поддерживать правительство консулов.

— Знает ли он, кто его дорожный товарищ?

— Нет. Если б он знал, что тот явился к нему под чужим именем, он бы его не принял.

— А жена его?

— Жена дело другое. Я повыспросил о ней у приказчиц. Она из благородной семьи из Бретани. Несколько лет тому назад она вышла замуж за Лербура, который безумно в неё влюбился. Она слывёт благоразумной, хотя...

— Женщина всегда благоразумна, пока её не покинет благоразумие. Сан-Режан тоже из Бретани. Может быть, они были знакомы раньше. Надо установить наблюдение. Перейдём к Жоржу. Он что поделывает?

— Он не покидает Пале-Рояля. Он или на галереях с девицами, или в № 113 за игрой. Его так легко узнать, что десять моих агентов сразу указали мне его. Не следует ли его арестовать?

— Остерегайтесь этого. Невилль, явившийся из Англии, и Жорж, пожаловавший из Бретани, — знаменательное совпадение. Готовится важное событие. До сего времени его скрывали от меня, но теперь я знаю, в чём дело.

— Итак, я буду заниматься Сан-Режаном?

— Да, но не упускайте из виду и этих филадельфов. Первый консул убеждён, что власти грозят якобинцы. Хотя я и не разделяю этих страхов, но я не хочу, чтобы меня потом упрекали. Если с этой стороны образуется заговор, я должен быть в силах его распутать. Этот простофиля Дюбуа ничего не видит, ничего не знает.