Смерть краскома
Шрифт:
Но не одну только бульбу возделывать нужда требовала. Цены на лён для парусов и сетей кусались, свой же труд для себя в расчёт не брался. Да и землю неподалёку разорившегося поместья наш древний фамильный статус выкупить позволял. Ибо восходил род к всегда вольным "куриш кениге" - или "куршским королям". То есть тем коленам наловчившейся в битвах с викингами корси (корсаров), которых Орден поработить не сумел и, по сути, ради мира в правах с рыцарями уровнял. Десятина земли выходила не дёшево, аж по 95 рублей, это когда хороший работник в год 120 зарабатывал. Но благодаря почти дворянским привилегиям, первый наш взнос составил только 10%, а потом банк дал долгий кредит на недвижимость, и выплаты начинать надлежало аж в 1905 году, с рассрочкой на пол-века. Потому рискнул отец замахнуться на кусок в три десятка лесом покрытых и заболоченных десятин. Обрекая себя не только на
Лесок на выкупленной делянке не только из сорной ольхи да черёмухи состоял, там и деловой хвойной древесины обнаружилось изрядно. Потому первая мысль в голову закралась - "Продать!" и сходу отбить начальные вложения. Но смысла в наших увесистых кубышках со златом никто не видел. Да и последнее дело над златом чахнуть, разве не оно на нас трудиться должно? Решили на семейном совете пустить ранее бабулей хранимые семейные накопления в дело. Подумалось так же на новом месте новую избу срубить, но пока балки мох примнут да улягутся, несколько лет болеть от сквозняков всем придётся. Пока же и полуземлянкой для лесорубов на "новой земле" обойтись можно - дабы короткий зимний день на дорогу не расходовать. Заготовленный лесоматериал решили свезти на "кооперативно-крестьянскую " верфь неподалёку в Феликсберге и сладить там из материала заказчика парусник покруче нынешней нашей рыбацкой лайвы.
Наученный Крымской войной Александр II, дозволил прибрежным лесохозяевам не за гроши перекупщикам зелёное своё добро отдавать, а строить суда какие только осилят. Расплодилось тогда на побережье (юра-мале) самопальных стапелей десятки, на некоторых даже барки ладили пятимачтовые. Этот же император в 1867 году закон о мореходных школах издал, и к Петром ещё открытым "статусным" Рижской и Либавской мореходкам добавился по побережью в рыбацких деревушках ещё десяток "низшей категории". Казна на эти заведения деньги выделяла, и сыновьям рыбаков они были доступны, но диплом помощника шкипера давали не каждому. А лишь тем, кто грыз науку и не отлынивал.
Начали мы эту авантюру с того, что контрабандой пересекли на лайве Балтику и прикупили у зведров (шведов) пилы да топоры доброй хьюскварновской выработки. Не удержался я и от соблазна случайно в лавке завалявшийся арбалет со стальной дугой и дюжиной болтов "для баловства" купить. Вышла рухлядь по цене лома, шведы ведь народ практичный и в век пороха дурью не маялись. Но им и волки на зимних дорогах не известны - цивилизация. А у нас извоз брёвен, когда "отец, слышишь, рубит", по традиции на мужичка с ноготок возложат. Но ему огнестрелом грохотать, от санитаров леса отбиваясь, закон не дозволяет.
Так как тамошних крон не имелось у нас, а с золотом расставаться жаба давила, предложил торговцу для расчёта дедовы поделки из янтаря и тот с радостью согласился на обмен. Дело в том, что солнечный камень через море волны сами не доносят, а традиции им украшать скандинавок в ожерельях да сактах ещё со времён викингов сохранились. Это курляндских невест герцог Якоб приучил от женихов коралловые бусы принимать - в цене всегда то за чем за море ходить приходится, и чем дальше в море, добыча дороже. Но и на куршский берег, даже после осенних штормов не так уж много как хотелось бы, окаменевшей смолы выбрасывает, вот южнее - в Пруссии, совсем другое дело. Только там на его сбор и добычу постарался кайзер жесткий контроль наложить. Но разве смогут муйтниеки (мытники-таможенники) да робеж-сарги (охранники рубежа - пограничники) взявшись за руки по всему побережью выстроиться? А кто смерть в море принять не боится, тому и эти клоуны, ряженные не страшны, и рыбак с рыбаком в море встретившись, всегда поладят и к взаимной выгоде сговорятся, на власти внимания не обращая. Так что дешёвое сырьё для дедовых поделок у нас водилось постоянно, а для работы самый лучший шведский инструмент ему привозили, даже ножную бор-машину, как у зубодёра раздобыть удалось, вот он и старался, и меня к своему ремеслу-искусству приучать всё норовил.
Но река судьбы уже втянула хрупкое тело ребёнка в своё русло, и по первопутку повёз я по лесной дорожке первую сосновую балку на гатер при стапеле. А там, имея изрядный запас сухого материала, заложили для нашей фамилии вместительную гафельную шхуну, на которых уже изрядно набили руку местные корабелы. Львиная доля знаменитого британского флота уже веками из балтийской древесины строилась, и верфи Лондона и Ливерпуля с нетерпением
ждали курляндских парусных лесовозов. Ожидающих клиентов томить не следовало, ещё наняли страдающих зимней дурью соседских крестьян, и пока болота не потаяли с лесоповалом и перевозом управились.Уже к Рождеству добыть мне удалось арбалетным болтом зазевавшегося недалеко от дороги красавца, оленя-рогача. На месте его выпотрошив, перекинутой через сук сосны лебёдкой затянул тушу в пустые дровни и наш праздничный стол украсила не только поднадоевшая салака. К следующей лунной ночи сколотил на той же сосне засидку, и, прихватив всю овчину, что в доме нашлась, из утеплённого гнезда-насеста взял на приваде ещё и четверых волков и пару лис. Пока баронский обходчик обнаружил следы наглого браконьерства, я выполнил его работу, проблему безопасности, на дороге решив кардинально - уцелевшие остатки стаи ушли пакостить в чужие леса. До того как начать служить Каре, надлежало побыть в послушниках у богини лова - Медне. Это она надоумила меня на действия, которыми рыбакам были не свойственны, а потом дарила удачу старательному ученику. Оценив задатки, отец даже приобрёл для меня почти игрушечное ружьё "Монте-Кристо", очень тихо стреляющее малюсенькими пульками, впрочем достаточными что бы остановить того же волка или косулю. Я же по весне на пернатой дичи оттянулся, позволив и рыбацкой семье пожевать буржуйской пищи - рябчиков да вальдшнепов. Много их в прибрежных болотах водилось, и даже проход в Рижский залив в их честь был назван - Ирбенский, то есть Рябчиковый.
При охоте на пернатых без собаки не обойтись, это даже такому рыбаку как я понятно. Вот мой арбалет последний раз сгодился. Поменял я его на щенка-емтхунда - шведскую или норвержскую лайку, в те времена разницы между ними особой никто не видел. Тем более, разницы этой не видел скорняк, собиравшийся пустить пёсика то ли на рукавицы, то ли на шапку. От знающих людей слышал, собака надёжная, учится, можно сказать, сама. Назвал я маленького пса, без всяких затей, Виром. А что? Как лодку назовёшь, так она и поплывёт.
Потом мы с братом учиться принялись, я в народной школе, а он в так же народной мореходке. Комнатку в своём большом доме сдал преподаватель брата - недавно прекративший плавать капитан, за то, что подрядились мы всю жилплощадь отапливать, причём своими дровами. Горбыля после роспуска брёвен образовывалось 40% и даже двигавший гатер локомобиль не успевал сожрать в своём чугунном жерле такую гору отходов. Деликатные топки голландок охотно принялись помогать в наведении мирового порядка, только для них дровишки требовалось ещё мелко попилить и поколоть, что заменяло у нас, как и у царя, гимнастику. На верфь мы не только за топливом наведывались - строилось ведь судно не для дяди, так что весь остаток времени среди мастеровых и пребывали, стараясь помочь посильно, потому два года пролетели за заботами как один день.
Спущенную на воду шхуну повёл в плаванье наш домовладелец, вновь с обучения перешедший на морскую службу. Что ему оставалось, если единственная и любимая дочь на статного и уже явно не бедного Мартина глаз положила, а тому ещё учиться. Пришлось неожиданно образовавшейся родне подсобить, не даром, разумеется, хотя управлять взялся как бы уже семейным имуществом.
Меня как вундеркинда отправили учиться дальше, уже в столицу Курляндии и Семигалии - в Митавскую мужскую гимназию, порой называемую в честь основавшего её герцога Петра Бирона "Петерин академия". Качество преподавания названию соответствовало.
Стоящие знания, особенно по классической филологии эта Альма Матер, давала, поэтому местное дворянство не считало зазорным отправлять туда своих чад. Причём дворянство не только немецкое. В общежитии моим соседом был молодой литвин, который всех уверял в том, что он шляхтич.
Но титулом "курземских королей" больше никто не обладал, и родовитые однокашники даже гордились знакомством со мной, приглашая на выходные в фамильные имения. Чем с удовольствием пользовался - ведь в поместьях непременно леса имелись, а там дичь, причём для гостя разрешаемая к лову и отстрелу. Интересен мне был сам процесс, а не трофей, который всегда оставлял хозяевам угодий. Разглядев во мне спортсмена, некий чин из Дворянского собрания допустил даже до тренировок в находящимся под его попечением Рыцарском фехтовальном классе, под руководством опытного фехтмейстера. А так же дал добро на посещение библиотеки собрания, хотя академической её назвать язык не поворачивался. Так что и эти годы школярства скучать не приходилось и пролетели они незаметно, а золотую медаль по окончанию я получал, будучи первым по списку.