Смерть меня не найдёт
Шрифт:
А что — я? Ярость, такая бессмысленная и неразумная, на мгновение отступившая, нахлынула с новой силой. Ладно, он был не обязан мне особо ничем, ведь даже из тюрьмы я его вытащила случайно. Мы снова резко поменялись местами, ветер торжествующе бросил мои растрепавшиеся чёрно-бирюзовые пряди Марту в лицо.
— Не ври, не о чем тебе было волноваться! Ты здесь всё знаешь, а я…
Он снова легко, почти не напрягаясь, перекатился, накрывая меня собой, утыкаясь лбом в лоб и полностью блокируя мои суматошные движения. Внезапно моя клаустрофобия отступила, и я прикрыла глаза, ощущая его тяжесть на руках и бёдрах, дыхание на лице.
Оно было тёплым.
Наверное.
Я вдруг поняла, что ветер, всё так же беснующийся здесь, на крыше, должен быть холодным, а тело прижимающегося ко мне Марта —
Кожа словно онемела.
— Агнесса, прошло всего три дня! Я…
Всего три дня? Всего?! Да целая вечность прошла!
— А как же конец света? — ехидно говорю я. — Ладно я, я тебе никто, сумасшедшая чужачка, но собственная жизнь и жизнь твоей дорогой сестры? Тебя это тоже не волнует? А как же все эти разговоры о фелиносе?
— Агнесса, перестань! Как я должен был тебя искать? Бегать по улицам Магристы, выкрикивая твоё имя, которое на каждом фонаре написано? Разумеется, Венута меня пугает, но я, что именно я могу сделать?! Жрецы молятся Тирате о снисхождении ежедневно, по всему Магру, это я знаю доподлинно. Если кто-то может предотвратить бедствия, то только ты! В конце концов, надеюсь, Единая пощадит этот мир…
— Значит, я во всём виновата? Руки от меня убери, хмарь, драев сын! Руки убери!
Руки он убрал, приподнялся, освобождая меня, и, против всякой логики, мне стало ещё более тошно и как-то пусто.
Чёрт.
Веду себя как девица из женского журнала или мужских анекдотов. Пора заканчивать с истерикой.
Я стала осторожно выбираться, но тут Март снова ухватил меня за плечо, провёл рукой по лбу, щеке — и от этой нежданной ласки, даже не похожей на ласку, я застыла, ненавидя себя за эту слабость. Только бы он не заметил.
— Что?
— Что с тобой, Агнесса? — тихо спрашивает Март, серьёзно, совсем не так, как только что оправдывался. — У тебя кожа ледяная, и щека порезана, но…
Значит, не показалось — со щекой. Жаль. Впрочем, это такие мелочи по сравнению с остальным.
— А это я тебя хочу спросить, — как и он, понижая голос, говорю я. — Что со мной? Что за заклинание ты тогда, перед облавой, на мне опробовал? Что мне вот с этим делать? — я стягиваю рукава платья до локтей, обнажая руки, еще более страшные в зеленоватом сиянии Стилуса. — Что это, Март?! Они ведь убили меня тогда, Лигран отвёл меня на казнь, а потом я пришла в себя в морге, среди мёртвых тел, голая!
Стилус на миг отражается в его глазах, и они вспыхивают жутковатым зелёным блеском, сходство с лешим становится просто невероятным. Он скользит пальцами по коже предплечий, сжимает, надавливает кожу, подносит к глазам продырявленные щепками ладони, снова касается щеки… Онемение ощущается ещё явственнее.
— Что со мной, Март? — повторяю я. — Верни всё обратно, я так не хочу!
— Но, — совершенно потерянно говорит он, садится, обхватывает руками голову, взбивает волосы. — Но я не понимаю… Это как?! Я… не знаю.
Нет, Единая, только не это, пожалуйста!
А Март продолжает твердить, как заведённый:
— Такого не должно было быть! Не должно! Я не знаю… не знаю, что с этим делать…
Глава 48.
Март ходит вокруг меня кругами, как кот вокруг миски со сметаной, как художник вокруг такой долгожданной натурщицы, как акула вокруг соблазнительно окровавленной, но запертой в клетке жертвы. Рассматривает с умным видом.
Настоящий кот, точнее, Ксамурр, по своему обыкновению, куда-то попрятался. Зато остальное научное сообщество в полном составе восседает с умными, слегка озабоченными лицами вокруг. Озабоченными проблемой моей неокончательной смерти, а вовсе не в том смысле, в котором вы подумали. Сестрица Марта сидит тут же, не знаю, откуда во мне к ней столько стихийной антипатии, причем, кажется, это взаимно. Ну, вредная девчонка, стервозная, вон нос какой острый, верный признак, но ведь плохого-то мне Ильяна ничего не сделала. И она немного похожа на Марта, что в общем-то, естественно, те же каштановые волосы и тёмные глаза, но у меня внутри всё протестует при одном только взгляде на неё. Лучше вон на Милко посмотреть, счастливого обладателя — или обладательницу? Так и не поняла — такого сильного природного огненного донума, обузданного безо всяких дипломов и образовательных
учреждений. Милко недовольно бурчит в углу, но тоже сидит, не уходит, любопытствует — какую диковинку приволокли на спонтанный научный консилиум.Диковинка — это я.
Трудно поверить, что вся эта честная компания когда-то закончила Высшую школу. И собираются здесь отнюдь не для оргий, а по ежегодной неукоснительной традиции выпускников сиротского приюта, когда-то действительно существовавшего в данном доме, а потом закрытого по указанию властей "из-за низкой востребованности и недостатка финансирования", точнее, не закрытого, а перенесенного в другое, вероятно, менее пафосное и дорогое для содержания место. Что ж, дело обычное. На мой вопрос, как вообще здесь могли додуматься сделать приют, был получен ответ, что когда-то на данном месте находился частная, организованная одним знатным лиртом со специфическим донумом лечебница для душевно неспокойных, то есть для тех, чей дух застрял в междумирье — от Магра оторвался, а до Тираты не дошёл. Проще говоря, частная психушка. Которая тоже была прикрыта суровой королевской властью после того, как выяснилось, что никаким донумом её владелец не владел, а просто собирал деньги с родных и близких, и вёл с болезными беседы, по уровню безумства превосходящие самое смелое воображение, так что довольно скоро из главврача превратился в главпациента. Психушка-то закрылась, а вот ресурсов в виде закупленного питания, постельного белья и прочего осталось много, вот и решили — не пропадать же добру, сделаем что-нибудь в том же духе!
Ну да какая мне разница?
Главное то, что сейчас научное собрание в лице восьми выпускников Высшей школы и двух левых, якобы сочувствующих лиц — Милко и Ильяны — с пристальным вниманием рассматривает моё несчастное тело, местами серо-зелёное, местами покрытое фиолетовыми пятнами, незажившими и некровоточащими царапинами, почти полностью потерявшее чувствительность. Раздеться догола я отказалась категорически, поэтому "исключительно в научных целях" мне выделили какую-то рубашку, доходящую до середины бедра, водрузили на стол, вытащенный на середине комнаты, потрогали, понюхали, поизмеряли невесть откуда взявшейся линейкой, потыкали ножиком, правда, протыкать Март не разрешил, да и чужим загребущим рукам тоже воли не давал, в общем, поводили вокруг хороводы, спасибо, что хоть стишок рассказать не заставили.
И никто, ни одна хмырова морда, не знает, что это может быть такое!
На "обычное" умертвие, поднятое после смерти, я не походила совершенно, как авторитетно заявил один из манерных молодых людей, некто лирт Тонри, как выяснилось, тоже некромант, правда, в своей постшкольной жизни практически никак свой донум не использующий. Спросила "почему не похожа", минут через десять пожалела, лучше бы не спрашивала, потому что подробное и желудковыворачивательное описание тех процессов, которые должны были происходить в моём неподготовленном к правильному зомбированию организме по всем некромантским правилам, разумеется, на третьи сутки в ускоренном и оттого несколько смягченном варианте, но тем не менее, было не для слабонервных, а главное, нет никакой гарантии, что они всё-таки не начнут происходить, просто замедленно. Но пока что я — научный некропарадокс. С одной стороны, сохранила ясность сознания, и опорно-двигательная система меня вроде бы слушается. С другой стороны, остальные системы как будто бы в стазисе, с некоторыми оговорками. Есть версия, что процессов гниения внутри меня как таковых и нет, просто заклинание вложило в тело некоторую программу, мастерски имитирующую определенные признаки смерти — так мастерски, что тело верит ей безоговорочно. "Разрезать бы и проверить", — почти мечтательно произнёс этот магрский недоманьяк, но дальше вслух высказанных фантазий не пошёл.
По двадцать пятому разу Март отчитывался о том, где и как узнал то самое заклинание, причём за это время сменил версий пять, не меньше. Устав от публичного стриптиза, хоть и с научной подоплёкой, я слезла со стола и почти с печалью оглядела роскошный, не сразу замеченный стол — фрукты, мясо, алкоголь. У меня аппетита так и не появилось, да и страшно было в своё разлагающееся тело запихивать что-то ещё… разлагающееся. Интересно, кстати, куда делась выпитая вода? Выделительная система пребывала в стазисе тоже.