Смерть на ипподроме

Он некоторое время смотрел на меня сосредоточенно, без улыбки.

– Если бы вы были личностью определенного типа – это было бы возможно. Но не в вашем случае. Лучше перестаньте крутиться вокруг да около и задайте мне свой вопрос. Настоящий вопрос. К гипотетическим вопросам я давно привык... Каждый день с ними сталкиваюсь... Но если вам нужен прямой ответ, вам и вопрос придется задать подлинный.

От его ответов так много зависело – вся моя жизнь. Он терпеливо ждал. Я произнес наконец:

– Может ли мальчик, у которого все в семье страшные любители конного спорта, выработать у себя астму, чтобы скрыть свой страх перед лошадьми? – Во рту у меня пересохло.

Он переспросил:

– И это все?

– И может этот мальчик, став взрослым, ощутить такую неприязнь к жокеям, что стал портить им карьеру? Даже если, как выговорили, он нашел себе другое дело, которое делает блестяще.

– Вероятно, именно у этого человека есть сестра?

– Есть. Она чемпионка в кроссе среди девушек. Он откинулся в кресле.

– Все это так важно для вас, Роберт, что я не могу дать ответ, не узнав обо всем подробнее. Я не в праве отделаться случайным "да" или "нет". А потом выяснится, что вы из-за этого устроили всевозможные неприятности людям. Вы должны объяснить, с какой целью задали свои вопросы.

– Но ваш гольф...

– Поеду позже, – спокойно ответил он, – Говорите! И я заговорил. Рассказал ему, что случилось с Артом и с Грэнтом, с Питером Клуни, с Тик-Током и со мной. А потом я рассказал ему о Морисе Кемп-Лоре:

– Он родился в семье, где садятся в седло, едва научившись ходить. И у него для стипльчеза вполне подходящее сложение. Но лошади вызывают у него приступы астмы. Поэтому, как всем известно, он не может участвовать в состязаниях. Прекрасное объяснение, верно? Он вызывает невольную симпатию. Обаяние его так велико, что любой собеседник начинает прямо-таки сиять. Он слышит все, что говорится на ипподроме – начиная от распорядителей и ниже... И, я считаю, он пользуется своим влиянием, чтобы сеять семена сомнений насчет жокеев.

– Продолжайте, – настаивал сэр Кладиус Меллит. Лицо его было непроницаемо.

– Особенно под его влиянием находятся тренер Корин Келлар и член комитета по конному спорту Джон Баллертон. Ни один из них доброго слова не скажет о жокеях. Думаю, Кемп-Лор выбрал их в друзья исключительно потому, что эти низкие душонки мигом подхватывают и распространяют все инсинуации, которые он им подбрасывает. И мне кажется, все скверные слухи исходят от Кемп-Лора. И даже основания для слухов подстраивает он сам. Почему ему не быть довольным тем положением, которое он занимает? Ведь жокеи, которым он пакостит, любят его и радуются, когда он к ним обращается. Так почему ему хочется уничтожать их?

Сэр Кладиус ответил:

– Вероятно, этот человек с раннего детства ненавидит своего отца и завидует ему. Так же относится он и к сестре. Но подавляет эти чувства. К несчастью, вся агрессия перенесена на людей, которые обладают ненавистными ему способностями и качествами. Таких индивидуумов можно понять, лечить и простить их.

– Я не могу простить его, Я должен его остановить. Сэр Кладиус внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Вы должны быть абсолютно уверены в фактах. Пока – это только догадки. Он общественный деятель с положением, А вы предъявляете ему слишком серьезные обвинения. Вам нужны железные факты. Иначе скажут: вы объясняете случившееся злым вмешательством, чтобы уйти от осознания своей внутренней неудачи, Своего рода астма сознания.

Я вздохнул.

– Психологи воспринимают просто – хоть что-нибудь? Он покачал головой:

– Мало что объясняется просто.

– Я добуду факты, И начну сегодня же, – Я встал, – Спасибо, что вы согласились принять меня и выслушали столь терпеливо. И приношу искренние извинения по поводу вашего гольфа.

– Не так уж я и опоздаю, – успокоил он меня. На пороге, пожимая мне руку, он предупредил:

– Роберт, будьте осторожны. Действуйте с оглядкой. Если вы правы насчет Кемп-Лора, – а очень возможно, что так оно и есть, – вы должны обращаться с ним осмотрительно. Заставьте его лечиться. Не загоняйте человека в угол. Его душевное здоровье может оказаться в ваших руках.

Я сказал резко:

– Не могу смотреть на него с ваших позиций. Мне он кажется не больным, а негодяем.

– Где кончается болезнь и начинается преступление... Об этом спорят веками, и нет двух людей, придерживающихся одного мнения. Но будьте осторожны. И привет родителям! – Он улыбнулся и захлопнул дверь.

Свернув за угол, я сперва отправился в пахнущую чистотой парикмахерскую и с удовольствием побрился. Потом в кафе поблизости заказал тройную порцию яичницы с беконом. И наконец стал размышлять над тем, где и как откопать железные факты.

Ясно, что фактов, которых я смогу добыть, крайне мало. И, раскапывая их, я должен буду преодолеть барьеры жалости и презрения. Лекарство горькое. Но если я хочу вылечиться, придется его проглотить.

Из кафе я позвонил Тик-Току.

– Ты сегодня занят?

– Сделай одолжение, друг, не задавай неприятных вопросов с утра. А ты?

– Ублюдок, вот ты кто. Мне машина нужна.

– Если ты задумал броситься на ней в море – не дам.

– Ничего похожего.

– Рад это слышать. Но если все-таки надумаешь броситься – дай мне знать, я составлю компанию, – Тон у него легкий и шутливый. Но скрытое за ним отчаяние не нуждается в комментариях, – Я хочу навестить конюшни.., – начал я.

– Какие? – перебил он, – Некоторые... Примерно шесть, если не считать конюшни Эксминстера и Келлара. Но туда же придется проникнуть.

– Ну и храбрец же ты! – воскликнул Тик-Ток.

– Спасибо. Ты, пожалуй, единственный во всей стране, кто так считает.

– Прости! Я не хотел!.. Я засмеялся.

– Брось! Где сейчас машина?

– За окном. Но сегодня нет смысла ехать – все тренеры будут на скачках.

– Надеюсь, что так.

– Что ты затеял? – подозрительно осведомился он.

– Восстановить поруганную славу рода Финнов. Я успею на поезд в десять десять. А ты встретишь. Идет? – И я положил трубку, не обращая внимания на его протесты.

В Ньюбери, на станции, он уже ждал меня. Одет в щегольской, затянутый в талии пиджак для верховой езды, длинный, как в восемнадцатом веке. И еще невероятно узкие галифе из рубчатой ткани.

Пока я оглядывал его с ног до головы, он наслаждался иронической усмешкой.

– А где же шейный платок, кружевные манжеты и шпага?