Смерть на ипподроме

– Это его туфли? – спросил я.

– Да.

– И куртка?

– Я ее купила ему на Рождество. Вот, значит, как. Не самая подходящая минута, чтобы это услышать.

Помолчав и как бы решившись на что-то, она сказала:

– Но я ее не отдала ему.

– Почему?

– Она не вполне соответствует его респектабельной жизни. Вместо нее я подарила золотую булавку для галстука.

– Подходяще.

– Прощальный подарок, – сообщила она спокойно. Я-то знал, что все это далось ей нелегко.

– Ты что, из железа сделан, Роб?

– Было железо, да проржавело малость.

– Прости, что мы так долго. Понимаешь, еле нашли.

– Главное, что ты приехала.

В тряской машине руки и плечи ныли без передышки, а когда я пытался усесться поглубже, – протестовала ободранная спина. В конце концов я закончил путешествие, сидя на полу и положив голову и руки на колени Джоан.

Я, конечно, привык к ударам. Ведь в моей профессии физические травмы – фактор неизбежный, Особенно в первый год, когда скакал на самых плохих лошадях, все части моего тела были сплошь в синяках. Случались и переломы, и вывихи. Но это ни в малейшей степени не влияло на мой оптимизм: все идет, как надо. Я был уверен, что не разобьюсь. Уж такое у нас, жокеев, упругое строение организма, что можно трахнуться и снова быть готовым к работе. Если и не на следующий день, то во всяком случае куда быстрее, чем предполагают медики.

У меня даже свой метод выработался, как справляться с этими травмами: надо не обращать на них внимания и стараться сосредоточиться на чем-то другом. Но в тот зловещий вечер этот метод не слишком-то помогал. Например, когда я уже в теплой комнате Джоан наблюдал, как мои пальцы из желтых становились черными, будто древесный уголь, а потом раскалялись докрасна, Джоан включила два мощных обогревателя и потребовала, чтобы я сразу же сменил брюки и трусы. Было как-то неловко позволить ей раздевать меня. Но она сделала это как нечто вполне обычное. Похоже на возвращение в детство, когда нас купали в одной ванне.

В бутылочке оставалось всего три раскрошившихся таблетки аспирина. Я проглотил все сразу. Потом Джоан сварила кофе и держала чашку, чтобы я мог пить. В кофе было полно коньяку.

– Согреет, – коротко заметила она. – Слава богу, ты наконец перестал дрожать, Вот тут-то мне и стало покалывать пальцы. Покалывание превратилось в жжение. А потом начало казаться, будто пальцы зажали в тиски и закручивают все крепче и крепче. Вот-вот пальцы не выдержат давления и отвалятся.

Джоан отерла пот у меня со лба.

– Ну, все в порядке?

– Угу...

Она кивнула, подарила мне ослепительную улыбку, с детства заставлявшую вздрагивать мое сердце, и принялась пить кофе.

Боль была ужасной. И продолжалась слишком долго... Я опустил голову. А когда поднял, она глядела на меня, и ее глаза были полны слез, – Прошло?

– Более или менее.

Мы оба взглянули мне на руки, которые горели огнем.

– А ноги?

– В порядке.

– Надо промыть ссадины у тебя на спине.

– Нет, утром. Я слишком устал...

Она не спорила, Разрешила лечь в свою постель одетому. В ее черных брюках и голубом свитере я выглядел, как второсортный балетный танцор с похмелья В подушке была вмятина от ее головы. С чувством удовольствия я положил на нее свою голову. Джоан заметила мою улыбку и поняла ее правильно.

– Ты в первый раз в моей постели. Но и в последний!

– Имей жалость, Джоан!

Она уселась на краешек тахты и лукаво взглянула на меня.

– Это нехорошо для кузенов.

– А если бы мы ими не были?

– Но мы-то кузены! – вздохнула она.

Она наклонилась, и я не удержался. Обнял ее, притянул к себе и поцеловал по-настоящему. Я сделал это впервые в жизни и вложил в этот поцелуй все свое так долго сдерживаемое и подавляемое желание. Поцелуй получился слишком страстным, даже каким-то отчаянным. На секунду она расслабилась, смягчилась и ответила. Но так мимолетно, что я решил: это мне показалось.

Я отпустил ее. Она тут же вскочила и глянула на меня без гнева и без любви. Потом молча подошла к дивану в другом конце комнаты, завернулась в одеяло, улеглась и погасила свет.

В темноте до меня донесся ее спокойный голос:

– Спокойной ночи, Роб!

– Спокойной ночи, Джоан, – ответил я вежливо и уткнулся в ее подушку.

Глава 13

Время тянулось медленно, в комнате было тихо. Кровь в пальцах еще неистово пульсировала. Сегодня во второй половине дня они должны прийти в норму, и можно будет работать. Обязаны прийти в норму, вот и все!

Рассвело. Я услышал, как Джоан пошла в свою маленькую совмещенную кухню-ванную, чистила там зубы и варила свежий кофе. Донесся аромат жареного.

Субботнее утро. День Зимнего Кубка. Я медленно перевернулся с живота на бок. Все мышцы от шеи до талии были поражены скованностью.

В комнату вошла Джоан.

– Кофе.

– Спасибо.

– Как ты себя чувствуешь? – прозвучало совсем уж по-больничному.

– Жив. (Молчание.) Ну продолжай же, – не выдержал я, – Или стукни меня разок, или улыбнись. Но не стой с таким трагическим видом, будто сгорел Альберт-холл.

– Ну черт с ним, с Альберт-холлом, Роб! – ее лицо осветила улыбка.

– Мир?

– Мир.

Она даже присела на краешек тахты. Морщась от боли, я принял сидячее положение. Руки мои напоминали связки говяжьих сосисок.

– Который час?

– Около восьми. А что?

Восемь. Скачки начнутся в два тридцать. Я начал обратный счет. Мне надо быть в Аскоте самое позднее в час тридцать. А поездка туда в такси займет примерно пятьдесят минут. С возможными задержками – час. Чтобы привести себя в готовность, у меня остается примерно четыре с половиной часа, А чувствовал я себя так...

К какому же способу прибегнуть? Турецкие бани с парилкой и массажем? Но у меня слишком ободрана кожа. Можно размяться в гимнастическом зале. Можно проехаться в парке верхом – это было бы наилучшим выходом в любой день, кроме субботы, когда парк набит ребятишками...

– В чем дело? – спросила Джоан. Я ей объяснил, -Ты это всерьез? Ты действительно собираешься? Сегодня?!

– Собираюсь, – Ну ты же не в форме!

– Об этом и идет речь, как побыстрее вернуть форму.

– Но тебе нужно хоть денек отлежаться в постели.