Смерть найдёт каждого

– А ты совсем не изменился с нашей последней встречи, Толя.

– Ты тоже, Женя.

Вольский сплюнул прямо на пол.

– Если думаешь, что мне доставляет удовольствие работать с тобой, да просто лицезреть твою унылую физиономию, то ошибаешься.

– Аналогично. С поправкой на тошнотворную рожу.

Вольский рассмеялся: такое ощущение, что ему понравились грубость и неуступчивость Анатолия.

– Ладно, – произнёс он, – коли в деле задействованы серьёзные верха, так и быть, потерплю твоё присутствие… какое-то время.

Анатолий на это ничего не ответил.

– Пойдём, взглянешь на нашего субчика.

Вольский открыл дверь и, в виде насмешки, галантно пропустил вперёд коллегу. Тот никак не отреагировал – просто зашёл внутрь.

– Как думаешь, это действительно Медянкин? – спросил он.

– Мне платят не за то, чтобы я думал на такие темы, – закрывая дверь, грубо откликнулся Вольский.

«Лейтенант, как и я, – подумал Герер, – но форсу больше, чем в маршале, а ведёт себя хуже ефрейтора. Зазнавшаяся блоха».

Вслух полицейский ничего подобного не сказал, а лишь пристально посмотрел на Вольского.

Тот вздохнул, делая вид, что устал от недалёкости Анатолия, и с неохотой выговорил:

– Облака, что бегут по небу, настоящие?

– Не исключаю.

– Вот тебе и ответ.

Анатолий сдержанно кивнул: напрягать обстановку было не в его характере, да и задачи такой не стояло.

Он подошёл к терпеливо ожидавшему их невысокому и плотному патологоанатому. С лицом, на котором ясно читалось «меня заботит только моя работа, а не ваши разборки», врач проговорил:

– Вы закончили? Тогда дайте мне секундочку.

Вольский пробормотал что-то вроде «Чем стоять подслушивать, занимался бы лучше делом». Он ждать не любил; впрочем, это правило к себе он, естественно, не применял.

Молчаливый – ему делить с Вольским было нечего, – врач открыл морозильную камеру, выдвинул столик и со словами «Предлагаю взглянуть на кое-что интересное» откинул покрывало.

Анатолий повидал всякое, но даже его, полицейского и каннибала со стажем, неприятно поразила открывшаяся картина. Истерзанное, можно сказать искорёженное голое тело, всё покрытое кровью, лежало перед ними на металлической платформе.

Гереру подумалось:

«Неужели найдутся столь голодные и безумные бомжи, которые позарятся на этакое блюдо?»

В голове тут же возник образ, от которого Анатолию даже стало нехорошо. Не то чтобы затошнило, но сделалось очень неприятно.

Взгляд полицейского не зацепился ни за что необычное, кроме многочисленных ран, явно нанесённых острым предметом. Анатолий с отвращением и некоторым сочувствием подумал о работе патологоанатома.

И вдруг кое-что привлекло его внимание. Нечто, чего он раньше не замечал, поскольку оно не относилось к какой-то конкретной части тела, а было связано с мертвецом в целом.

– Скажите… – начал он.

– Владлен, – подсказал врач.

Анатолия совершенно не интересовало имя медика – полицейский задумался, потому что размышлял над неожиданной догадкой, над тем, насколько она имеет право на существование. Он ещё раз окинул взором мерзкое мёртвое тело. Да, всё говорило в пользу того, что он прав.

Патологоанатом терпеливо ждал. Вольский с деланым безразличием переводил взгляд с трупа на коллегу и обратно.

«Владлен так Владлен».

– Послушайте, Владлен, – наконец заговорил Герер, – у трупа имеются какие-либо механические повреждения?

– Если не считать, что его всего исполосовали? – иронически спросил патологоанатом.

– Да.

– Нет. Больше никаких «механических повреждений».

– В таком случае, – продолжил Анатолий, – почему создаётся впечатление, будто его всего переломали? Я понимаю, тело изрезали, чтобы затруднить опознание, и результат этого, как говорится, налицо. Но ведь таким образом невозможно деформировать кости, словно пройдясь по ним молотком. То же касается и пребывания трупа в воде. Взгляните, – он ткнул пальцем в мертвеца, – руки искривлены, ноги тоже, шея согнута, спина будто сломана…

Вольский теперь не отрывал взгляда от трупа и согласно кивал. Когда Герер закончил, Евгений спросил, и прозвучало это достаточно серьёзно:

– Значит, ты тоже заметил?

– Ну, глаза у меня пока на месте.

– А я думал, нам всем показалось. – Сейчас уже в голосе Вольского слышались привычные саркастические нотки.

– Имеет смысл взять пробы для генетической экспертизы, если этого ещё не сделали, – сказал Анатолий.

– И здесь мы тоже тебя опередили.

– Ну и прекрасно. В таком случае, я могу оставить это дело более компетентным и зорким людям.

– Ничего не выйдет. Не забывай про Семёнова.

Патологоанатом Владлен явно заинтересовался, о каком Семёнове речь, но смолчал: его дело – копаться в трупах, а не заниматься расследованиями. У каждого своя задача. Короткая фраза из четырёх слов, которая стала негласным девизом страны К и на которой только и держалась ставшая явью кровавая, кошмарная фантасмагория.

«Сказал бы кто-нибудь нашим предкам, что их потомки будут жить в высокотехнологичном государстве, где во главе угла встанет каннибализм, они бы подняли этого человека на смех, – подумал Анатолий. – Или того хуже – упекли бы куда-нибудь».

По его лицу пробежала кривая усмешка.

– Над чем смеёмся? – поинтересовался Вольский.

– Да вот, кажется, нашёл кое-что, ускользнувшее от внимательных глаз более компетентных людей.

– А именно?

Вместо ответа Герер указал на раскрытый рот Медянкина… или того, кто, скорее всего, им являлся.

– Зубы, – кратко пояснил лейтенант.

Владлену и Вольскому потребовалось некоторое время, чтобы догадаться, на что намекал Анатолий. Потом глаза Владлена расширились от изумления, и Вольский тоже удивился, хотя его реакция не была столь очевидной.

– А тебе не зря платят деньги, – сказал Евгений.

– Тем и живём.

Ещё в юношестве, во время драки, Медянкин потерял один зуб. Ему поставили золотой. Жила семья Медянкиных бедно, денег на имплантант не хватило бы. Позже, уже став владельцем сети аптек и разбогатев, Алексей Медянкин, однако, не стал менее эксцентричной личностью, чем был, и одной из его «странных» черт была любовь ко всему старому. В том числе к тому, что имело отношение к нему самому. Он так и не избавился от золотого зуба, не поставил на его место более качественный заменитель. Все мы родом из детства, и возможно, дело в воспоминаниях, связанных с этим зубом. В любом случае, в тот день, когда он пропал, золотой заменитель всё ещё был на месте. А теперь вместо него красовался другой зуб: либо имплантант, либо, что уж совсем невероятно, натуральный.