Смерть не азартный охотник
Шрифт:
— Нет.
— И как же она проводит здесь время? Разгуливает по деревне?
— Да.
— Она могла воспользоваться этой дорогой, идя на прогулку, скажем, к Дидбери-Кемп?
— Думаю, могла. Тропинка к лагерю отходит от шоссе недалеко от этого места.
— В любом случае не помешает расспросить леди. А другая вещь?
— Меня удивило, что моя нога соскользнула с тормоза. Вот почему я едва не сбил миссис Мэтесон. Приехав сюда, я обнаружил, что педаль скользкая от грязи.
— От грязи с ваших сапог?
— Нет. Я вел машину в одних носках. Они были абсолютно сухими.
— И что
— Что доктор, очевидно, побывал на берегу и раньше. Мне это показалось странным.
— По-моему, сэр, вы торопитесь с выводами, — скептически заметил суперинтендент. — Есть много мест, помимо реки, где можно перепачкать ноги.
— Но я уверен, что это была речная грязь, — возразил Джимми. — Кроме того, там был обрывок водоросли. Я не мог ошибиться.
— Вы его сохранили?
— Нет.
— Очень жаль. Это было бы настоящей уликой — тем, что авторы детективных романов называют «ключом». Грязь была свежей, когда вы ее обнаружили?
— Да, достаточно свежей, чтобы моя нога соскользнула.
— По-вашему, кто-то мог успеть воспользоваться машиной между временем, когда вы видели приезд доктора Лэтимера и когда вы сами сели за руль?
— Чтобы проехать короткое расстояние туда-обратно да, но, когда я вернулся, машина стояла точно там же, где ее оставил доктор.
— Хм. Конечно, вам ничего не известно о передвижениях доктора до того?
— Я только знаю со слов миссис Лардж, что он ехал по аллее в сторону деревни за некоторое время до нашей ней встречи.
— Она вам так сказала, сэр? Эта миссис Лардж — весьма полезная леди, — заметил суперинтендент с подобием усмешки на лице. — Я вам очень обязан за вашу помощь, мистер Рендел. Боюсь, что вам придется давать показания на дознании, но не беспокойтесь из-за этого.
— А когда будет дознание? — спросил Джимми.
— Это зависит от мистера Северна. Он здешний коронер. Но думаю, не раньше вторника. Если мы до тех пор не узнаем ничего нового, то дознание окажется чистой формальностью. А пока что, сэр, лучше не говорите никому о том, что вы мне сообщили, и держитесь подальше от репортеров. Доброй ночи.
Когда Джимми вышел, Уайт повернулся к констеблю:
— Здесь ужасно душно. Нельзя ли открыть окно пошире?
Полисмен подошел к окну.
— Небо в тучах, — сказал он.
— Когда мы прибыли сюда, поднимался скверный ветер — сухой и порывистый, — отозвался суперинтендент. — Помяните мое слово — ночью будет гроза. Ну, это к лучшему. Рыболовы вернутся рано, и это избавит нас от лишних хлопот.
Один из рыболовов уже вернулся. Выйдя из комнаты хозяйки, Джимми Рендел столкнулся в холле с Мэтесоном, который вошел усталым, но довольным, торжествующе размахивая тяжелой сумкой.
— Четыре штуки, мой мальчик! — воскликнул Мэтесон. — Я рассчитывал наловить полдюжины, но клев внезапно прекратился. Очевидно, к перемене погоды. Ничего, я сделал достаточно, чтобы вставить Ригли-Беллу палку в колесо. Он уже вернулся?
— Нет.
— А вы не видели мою жену?
— Нет, но, кажется, она наверху. Для нее это было шоком, сэр, как и для всех нас.
— О чем вы, черт возьми?
— Сэр Питер Пэкер мертв. Полиция считает, что это убийство.
— Господи!
— Его нашли днем на берегу, чуть выше дорожного
угла. Полиция сейчас здесь. Думаю, они хотят вас видеть.— Меня? Но это нелепо! Что я могу об этом знать? Я весь лень провел на нижнем участке. Вы можете это засвидетельствовать.
— Конечно, сэр, — заверил его Джимми. — Полагаю, это всего лишь формальность.
Мэтесон нехотя согласился удовлетворить полицию. Но сначала он разыскал Дору и передал ей улов с указанием, что рыбы должны лежать на роскошном блюде в ожидании Ригли-Белла. Потом он смешал себе виски с содовой, выпил и заявил, что теперь готов к разговору. Джимми обратил внимание, что Мэтесон не поднялся к жене и больше не упоминал о ней.
— Мне сказали, что вы хотите меня видеть, — с вызовом обратился Мэтесон к суперинтенденту.
— Я решил взять показания у всех джентльменов-рыболовов, — спокойно объяснил Уайт, — потому что это происшествие, образно выражаясь, случилось на их реке.
— Ну, могу сказать вам заранее, что не знаю ничего об этом «происшествии», как вы его назвали. Я услышал о нем только две минуты тому назад.
— Понятно, сэр, — кивнул Уайт.— Могу я узнать ваш имя и адрес?
Мэтесон весьма нелюбезно сообщил требуемые данные.
— Мне сказали, что сегодня вы рыбачили на первом участке?
— Да.
— Весь день?
— Да. Начал примерно в четверть двенадцатого, а закончил менее часа назад.
— Сэр Питер был обнаружен чуть выше дорожного угла. Вы ходили туда?
— Конечно нет. Это не на моем участке.
— У вас есть карта, — спросил суперинтендент, — на которой я мог бы увидеть границы участков?
— Разумеется, — ответил Мэтесон.
Вынув из кармана пиджака крупномасштабную карту, мятую и грязную от частого использования, он расстелил ее на столе. Помимо аккуратно отмеченных границ участков, на карте виднелись сделанные красными чернилами маленькие крестики, к каждому из которых были прибавлены дата и инициалы.
— Что они означают? — спросил Уайт.
— Птицы и птичьи гнезда, — объяснил Мэтесон.
— Значит, вы коллекционируете птичьи яйца?
— Господи, конечно нет! — воскликнул шокированный Мэтесон. — Мне бы и в голову такое не пришло! Но я большой любитель птиц и…
— Хорошо понимаю вас, сэр. Я сам люблю птиц. — Суперинтендент с интересом изучил карту и спросил, указав на одну из отметок: — Что означает «Б.С. 5.5.37» у дорожного угла?
— Я ведь уже сказал — птицу.
— Но какую птицу? Дайте подумать… «Б.С.» у дорожного угла среди тростников… Не может быть! Неужели вы обнаружили бородатую синицу, сэр?
— Безусловно, обнаружил.
— В прошлом году?
— Да.
— Просто удивительно, сэр! Я думал, они вымерли в этих местах.
— Можете поверить мне на слово, что нет, — отозвался Мэтесон с торжествующей улыбкой.
— Могу только поздравить вас, сэр. Должно быть, прошло лет тридцать с тех пор, как я в последний раз видел бородатую синицу. Тогда я был молодым констеблем в Уиттингфилде. Не знаю, бывали вы когда-нибудь на болотах, сэр…
К удивлению молодого полисмена, пара продолжала увлеченно говорить о птицах целых пять минут. К тому времени, когда тему неохотно переменили, от былой враждебности Мэтесона не осталось и следа.