Смерть никогда не стареет

– Да все выдержано в рамках правил, – убежденно произнес я. – Я вам отдаю убийцу, вы мне позволяете снять на камеру для моей передачи его арест. Баш на баш, так сказать. Все справедливо: мне – эксклюзивные кадры, вам – лавры раскрытия сразу трех убойных дел…

– Хорошо, я попробую, – как-то неуверенно промолвил Вячеслав Всеволодович.

– Не-ет, товарищ капитан, – произнес я убежденно и с нотками крайнего недовольства в голосе. – Меня не устраивает, если ты просто попробуешь. Я должен быть уверен, что такая съемка всенепременно будет. Нет, конечно, я могу сделать так, чтобы за меня попросили. Но для этого и мне придется тоже просить. Чего я не очень люблю. А кроме того, смотри, сколько я уже сделал для тебя: привел тебе Вику, навел на Коломийцева, отдаю убийцу или убийц, помогаю раскрыть дело трехгодичной давности и освободить из тюрьмы невинно осужденного… А ты, – я посмотрел прямо в глаза Ермакова, – что ты сделал для меня?

– Ладно, – сказал Вячеслав Всеволодович. – Будет тебе съемка.

– Вот и славно, – констатировал я. – Когда начнете их слушать?

– Завтра, нет, в понедельник получу разрешение на прослушку, – произнес Вячеслав Всеволодович. – Потом зарядим микрофонами их авто и хату. Станем слушать сотовые… В общем, я думаю, к вечеру среды мы полностью управимся.

– А среда у нас какое число? – поинтересовался я.

– Двадцать седьмое, – ответил Ермаков.

– Хорошо. Тогда я начну действовать прямо с утра двадцать восьмого, – сказал я.

– Я должен быть в курсе всех твоих действий, – предупредил меня Вячеслав Всеволодович, на что я ответил:

– Будешь.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

* * *

Чем занять себя в воскресенье, я решительно не знал. Из дому выходить не хотелось. Да и подставляться лишний раз тоже. А то, не ровен час, выйдешь прогуляться до магазина, а потом с тобой поравняется черный джип, откроются его тонированные окошки, и из них плюнут в тебя свинцом автоматные очереди.

Мне это надо?

Интересные, однако, связи у этой Жанны Чекулаевой. А с другой стороны, если эта девица самолично и хладнокровно несколькими ударами смогла убить Анну Чекулаеву молотком, а потом грамотно и опять же хладнокровно подставить алкаша Павлова, то почему бы ей не быть знакомой с парнями, имеющими автоматы и знающими в них толк? Интересно, заказ на мой расстрел был сделан разовый или эти парни в сюртуках будут продолжать охотиться на меня и далее?

Почему именно у Жанны?

Потому что только у нее был мотив для убийства Анны Чекулаевой. Коломийцева она убрала как опасного свидетеля, а это тоже мотив. И именно ей я стал опасен своим журналистским расследованием убийства Геннадия Павловича Нехватова. Как перед этим был опасен сам Геннадий Павлович, почти докопавшийся до истины… Ведь это не Валентин Георгиевич добивался Жанны, а она его. Целых три года, с первого по третий курс. Не Чекулаев ходил за ней по пятам, поджидал у дверей аудиторий и у входа в университетский корпус, а она. Наверное, у нее какое-то время ничего не получалось. Или же Чекулаев отвечал ей благосклонностью, но вот разводиться не желал. Может, недоставало сил, а может, он любил свою жену Анну и не хотел расставаться с ней из-за какой-то там девчонки, пусть хорошенькой и влюбившейся в него до умопомрачения и неистовства. А к Жанне он относился снисходительно. Это ее распаляло, бесило, злило. Как же: то, чего она так страстно и неуемно хочет иметь, не идет ей в руки. Не становится полностью ее, не принадлежит всецело ей! Для натуры, желающей во что бы то ни стало иметь то, что хочется, подобный облом равносилен крушению всех жизненных установок. И по прошествии двух лет Жанна решает кардинально поменять ситуацию: исключить соперницу из списка живых, то есть попросту убить Анну Чекулаеву. Иного выхода для достижения желаемого ведь нет… Но и после гибели Анны завладеть Валентином Чекулаевым Жанне удалось не сразу. Целый год он оплакивал свою супругу и лишь потом сдался натиску Жанны. А после свадьбы Жанна сделала все, чтобы ничего не напоминало ее мужу о бывшей супруге. Отсюда и лишенный сентиментальности стиль хай-тек, который она выбрала для отделки их семейного гнездышка…

Да, можно не сомневаться: это именно она, Жанна, стоит за всеми тремя убийствами и покушением на меня и Ирину…

Ближе к вечеру я позвонил Ирине.

– Привет, – сказал я. – Как ты там?

– Нормально, – ответила Ирина. – Только скучаю.

– Я тоже скучаю, – произнес я и вздохнул. И как вздохнул – понял, что действительно соскучился.

– Завтра не увидимся? – спросила Ирина. Так, на всякий случай. Ведь мы с ней по этому поводу все обговорили.

– Нет, – ответил я.

– А когда? – поинтересовалась она. Опять на всякий случай.

– Я думаю, к следующим выходным все разрешится, – сказал я.

– Хорошо, – она немного помолчала. – Надеюсь, предупреждать тебя, чтобы ты был осторожным, не следует?

– Не следует, – ответил я, – я взрослый мальчик.

– Тогда до встречи? – Эта фраза прозвучала очень печально.

– До встречи, – бодро, насколько это было возможно, отозвался я.

* * *

Когда наступил понедельник, я решил работать. То есть как порядочный служащий компании пошел на работу к девяти утра. Правда, я шел, оглядываясь и проверяясь: то поправляя несуществующие шнурки, то останавливаясь и кося глаза, глядя якобы на витрины. Словом, вел себя как шпион на вражеской территории. Или какой-нибудь бандюган, находящийся в розыске. К счастью, никакой слежки или тайного преследования мной обнаружено не было. Может, и правда, заказ на меня парням с автоматами был разовый?

На работе моему появлению никто из сотрудников не удивился. Разумеется, кроме шефа. Все были заняты своими делами, поэтому понятия не имели, когда я бываю на работе, а когда отсутствую. Шеф же привык обращать внимание на все, что происходит в его телекомпании. Поскольку такое ему было положено по должности и чину. И когда мы встретились с ним в коридоре, он был весьма удивлен моему появлению. По представлению шефа, у меня должен был быть самый разгар журналистского расследования. Пик, так сказать. И вдруг я. Иду по коридору, направляясь в кабинет корреспондентов. Удивительное – рядом…

– Здравствуйте, шеф, – произношу я и останавливаюсь посередь коридора. – Как ваше здоровьице?

– Здравствуйте, господин Русаков. Здоровье ничего, слава богу, – как бы рапортует мне шеф.

– Рад, – я делаю счастливое лицо Страшилы, получившего наконец у Гудвина мозги, состоящие, как известно, из отрубей, иголок и булавок.

– А что это вас на работу потянуло? – спросил шеф и, заложив руки в карманы, стал покачиваться с пятки на носок и обратно.

– Да не могу я просто без работы, – сообщил я, наблюдая за покачиваниями шефа. Не упал бы… – Воспитание не позволяет…

– Похвально, – одобрительно произнес шеф. – Ну и чем вы думаете заняться на работе?

– Известно чем, – деловито ответил я. – Работой.

– А-а, – протянул шеф и перестал качаться. Беспокоиться за него я перестал. – Тогда желаю вам успехов в вашей работе.

– Спаси вас бог, шеф, – вычурно ответил я вместо спасибо. И пошел в свой кабинет…

Сначала я заказал на завтра монтажную, чтобы собрать имеющийся материал по делу Нехватова, записать закадровый текст и довести до ума интервью с Полиной Шлыковой.

Потом полдня я играл в подкидного дурака онлайн. Дошел до статуса «продвинутый». Еще немного, и я стал бы «профи», но меня отвлекла от игры Катюшка, бессменный руководитель бессмертной программы для женщин «Ты – богиня». Она зашла ко мне в кабинет и стала говорить мне о своем видении современной женщины, которая сегодня уже никому и ничего не должна. Она не должна стирать носки, готовить обеды и ужины и даже рожать детей. Все это, дескать, женщина может делать только по личной инициативе и охоте, чтобы порадовать любимого человека. А когда она не хочет никого радовать, то ничего делать, дескать, и не должна. Особенно по принуждению.