Смерть по сценарию

Уже утром, когда Петя пришел будить меня, я долго не могла проснуться. А проснувшись, вцепилась в него и, рискуя опять опоздать на работу, стала рассказывать о своем расследовании. Надо было сделать это раньше. Петя всегда понимал меня. Вот и сейчас он сидел на краю моей кровати, обняв меня, и молча внимательно слушал сбивчивый рассказ о Мише и Веронике; о стихах в тетрадке; о Пульсе; о Сахарове; о посещении издательства «Корма»; о Невзоровой; о преступлении и преступнике; о последнем романе Кукушкинса и, наконец, о том, что Кукушкинс — это наш Миша...

Я не сказала Пете только имя убийцы. Сначала я должна была убедиться, что не ошибаюсь. Это очень важно — не ошибиться в таком вопросе...

Два часа тяжелого утреннего сна не принесли облегчения. Как и вчера, глаза мои болели и слезились, виски ломило, все тело тоже. Не помог мне душ, не помог и большой стакан крепкого кофе. Лишь одна мысль немного поддерживала: завтра мы заканчиваем съемки. «И ты увольняешься?» — то ли спросил, то ли констатировал Петя. «Да», — твердо сказала я.

Миша... Теперь мне было ясно, почему он, такой тонкий, все на свете понимающий, не любил, когда мы в его присутствии устраивали дебаты на тему творчества Кукушкинса. Пожимал плечами, морщился, старался уйти... Миша... Наверное, мы уже никогда не узнаем историю возникновения его странного псевдонима. Есть у меня такая идея, что он имел в виду свои брошенные на произвол судьбы романы, но так ли это на самом деле? Могла бы, я думаю, знать правду Вероника, только где сейчас она... Там, где Миша. Там, где наш прекрасный гений Кукушкинс...

Я поймала себя на том, что щеки мои снова стали мокрыми от слез. И еще — что я стою на эскалаторе, быстро несущем меня вверх. И еще... Что сейчас я оплакивала не только Кукушкинса, чей последний роман лежал в моей сумке, не только Веронику, чьи последние строчки были посвящены все-таки мне, но и всех прочих жертв убийцы — Мадам, Саврасова, Линника, Дениса, себя...

Надо заканчивать эту историю. Пусть начнется новая жизнь, где не будет преступлений и не будет потерь. Завтра я съезжу в больницу к Мадам, потом поговорю с оперативником Сахаровым, и мы поставим точку.

Завтра. Это случится завтра.

Глава двадцать третья

— Завтра! — сказал Вадя в ответ на вопрос Гали, когда мы отпразднуем окончание съемок.

— Где собираемся? — смачно откусывая половину яблока, спросил Денис.

— Можно у меня, — предложила Невзорова, свеженькая как огурчик, несмотря на вчерашние возлияния.

— Отлично! — подвел итог Вадя. — Собираемся у Людмилы. Явка к семнадцати часам. Прошу не опаздывать.

И мы начали работать. Как ни странно, обошлось без ссор и скандалов. Сладков, необычно покладистый и умиротворенный, делал все как надо. Даже я его не раздражала. Мне всегда казалось, что он из тех мужчин, кому необходимо жениться. Возможно, я была права. Свадьба состоялась только вчера, а новоявленная супруга уже обезвредила Сладкова. За день она дважды заходила в павильон, суровым взором осматривала всех и, зачем-то погрозив мужу толстым красным пальцем, исчезала. Он провожал ее счастливой улыбкой...

Вся группа умиленно поглядывала на Сладкова. Молодожен млел под этими взглядами. Невзорова, как многие артистки, порывистая и сентиментальная, улучила момент, подбежала к нему и чмокнула в щеку. От неожиданности Сладков покраснел, отошел в тень и там громко сопел, пока режиссеру вновь не понадобилась его кастрюля с дымом.

Все это было бы прекрасно, если б не одно обстоятельство: мне хотелось умереть. Депрессия, подбиравшаяся ко мне все последние дни и ночи, наконец овладела мной. Я машинально исполняла свои обязанности, не переставая думать обо всем, что случилось. При этом ничего дельного мне в голову не приходило. Одна фраза, мелодраматическая и мне, в общем, несвойственная, крутилась постоянно: «Какая трагедия... Какая трагедия...» Как попугай повторяла я про себя эти слова, но вдруг почувствовала, что слезы опять близко, и взяла себя в руки. Приложенные усилия не пропали даром. Когда Вадя, обладавший чувствительностью компаса, подошел ко мне и шепотом спросил, чем я так расстроена и все ли из моих знакомых живы, я сумела криво улыбнуться ему и ответить, что пока живы все, а вот что будет дальше — предсказать не могу. Вадя всполошенно посмотрел на меня и расспросы прекратил.

В перерыве ко мне подошел Денис и предложил пойти в кафе. Я согласилась. Конечно же, за нами увязалась Невзорова. А за Невзоровой увязался Пульс, вид у которого сегодня был такой подавленный, что я сразу поняла — он уже знает о смерти Вероники.

Вчетвером мы заняли весь столик. У меня аппетита не было, и я пила кофе. Чашку за чашкой. Пульс тоже. Зато Денис ел за роту солдат, а Невзорова трещала без умолку. Их хорошее настроение немного действовало мне на нервы. На секунду я встретилась взглядом с Пульсом и поняла, что он чувствует то же самое. Это сблизило нас. Думаю, ненадолго.

— Тоня, смотри на мир веселее! — глупо воскликнула Людмила, поднимая, как бокал с шампанским, стакан с

компотом. — Завтра мы празднуем первый день свободы! Между прочим, Денис, меня пригласил Валериани. Очень милая ролька. Две страницы текста и немая сцена в конце картины.

— Поздравляю... — с набитым ртом сказал Денис.

— Спасибо!

Невзорова ликовала еще минут пять, раздражая меня и Пульса, а потом увидела в очереди знакомых и убежала к ним. Тут поднялся и Пульс. Путанно объяснив, что ему нужно ехать в какой-то народный театр, он попрощался с нами и ушел. Мы остались с Денисом вдвоем.

Он отставил в сторону третью пустую тарелку, допил кофе и откинулся на спинку стула, с легкой улыбкой посмотрев по сторонам, а затем на меня. Под этим взглядом я чувствовала себя неуютно. Я и без зеркала знала, что выгляжу просто отвратительно. На моем лице явственно отразились вчерашние страдания и бессонная ночь. Бледность, красные пятна и мутный, нездоровый блеск глаз никого не украшают...

— Я должен тебе девятнадцать рублей, — сказал Денис.

— Восемнадцать, — мрачно ответила я. — Ты опять посчитал трамвайный билет.

— Да? Ну пусть восемнадцать...

— Только не говори мне, что вернешь долг бутылкой водки.

— А бутылка вина тебя устроит? Сегодня вечером, у меня дома?

Это было так неожиданно, что я не сразу ответила. Еще совсем недавно подобное предложение от Дениса я приняла бы с восторгом, только о нем бы и думала и замучила бы Петю требованиями срочно купить мне вечернее платье от Кардена. Сегодня я была слишком разбита и морально раздавлена. И я не могла сказать «да».

— Нет. То есть... Денис, может быть, завтра?

Конечно, он не забыл, что завтра мы празднуем окончание съемок. И конечно, не собирался лишать себя светского общества из-за моей персоны. Вместо ответа он молча ждал, когда я передумаю.

Я тоже молчала. Я действительно очень устала. Сейчас был всего лишь полдень, до конца смены оставалось целых пять часов, и пока я не представляла себе, как смогу выдержать эти долгие пять часов в тяжелой духоте ярко освещенного павильона.

— Денис...