Смерть президента
Шрифт:
— Отвечу, — сказала Анжелика и успокаивающе положила узкую ладошку на плечо Пыёлдина, причем положила так, что одновременно коснулась его щеки, мочки уха, похоже, она умудрилась коснуться даже пыёлдинской души.
— Мне бы хотелось, чтобы на этот вопрос ответил господин Каша, — продолжал настаивать долговязый.
— Отвечать будет Анжелика, — сказал Цернциц. — Так решил господин Каша.
— Кто же в таком случае захватил в заложники известного банкира, клиента наших крупнейших банков, — господин Каша или госпожа Анжелика?
— Анжелика, — негромко ответил Цернциц почти про себя, но сверхчувствительная записывающая аппаратура уловила этот его вздох. —
— Молоток, Ванька! — воскликнул Пыёлдин, не в силах сдержать восторга. От нахлынувших чувств он вскочил, танцующей своей походкой обошел вокруг стола и снова сел. Гул восхищения прокатился по рядам операторов, снимающих эту сцену, они начисто забыли и заокеанского корреспондента, и его вопрос.
— Простите, — спохватился тот, — но я хотел бы получить исчерпывающий ответ!
— Получишь! — резковато ответил Пыёлдин. — Догоним и еще раз получишь, хмырюга поганый!
— Простите? Как вы сказали? Хмы…
— Хмырюга! Это у нас такое ласкательное обращение к любимому человеку! Понял? Вот и сиди. Анжелика… Тебе слово.
— Ты что-то спросил? — проговорила Анжелика.
— Да… С нашей точки зрения здесь нарушены права человека, причем настолько дерзко и вызывающе, что невольно возникает вопрос — куда идет ваша страна? Намерена ли она остановиться? Или же ей уготована участь поставщика банд для всего мира? Глава нашего великого государства великий Билл-Шмилл чрезвычайно озабочен случившимся и не намерен все это оставлять безнаказанным… Не кажется ли вам…
— Кажется, — перебила его Анжелика. — Мне кажется, что ты задал так много вопросов, что я могу выбирать любой. Могу вообще не отвечать ни на один, а просто произнести то, что считаю нужным.
— Анжелика! Ты тоже молоток! — заорал Пыёлдин.
— Ты непочтительно отозвался о нашей стране, — заметила Анжелика. — Я делаю тебе замечание.
— Но это же просто смешно…
— Следующий раз тебе уже не будет смешно. — И божественная ладошка Анжелики легла на холодный автомат. — Вопросы есть?
— Вопросов нет! — воскликнул Пыёлдин, услышав знакомые слова. — Добивай его, Анжелика, не давай хмырюге продыху!
— Я отвечу на твой вопрос… Откуда идет терроризм?
— Любопытно, право же!
— Из-за океана.
— Не понял?! Вы хотите сказать, что все они заокеанцы?! — Долговязый представитель Билла-Шмилла рассмеялся.
— Мне смех твой неприятен, — сказала Анжелика. — И ему тоже, — она опять коснулась рукой автомата. — Ты меня понял?
— Видите ли…
— Не отвечай. Я спросила не для того, чтобы услышать твой ответ. Мне плевать на то, что ты ответишь. Я ясно выражаюсь? Доступно?
— Д… да.
— Ты плохо себя ведешь. Следующего замечания не будет. Тебя выволокут. Видел, как отсюда выволакивают? — И Анжелика тонким своим, необыкновенно изящным пальчиком показала на кровавую дорожку, которая тянулась до двери. — Есть вопросы?
— Вы не посмеете меня, заокеанца, представителя могущественного Билла-Шмилла, вот так…
— Посмею, — сказала Анжелика и коснулась нежным своим пальчиком курка черного автомата. Вспыхнувшая короткая очередь продолжалась не более секунды, но за это время из дергающегося ствола выскочило не менее дюжины пуль, которые всю снимающую, записывающую и передающую технику заокеанца превратили
в рваный железный лом, на который было неприятно смотреть. — Так что? — спросила Анжелика. — Посмею?Зеленый от ужаса заокеанец лишь слабо кивнул головой. При этом он не мог оторвать взгляда от автомата, который так уютно, будто маленький ребеночек, расположился на груди у Анжелики.
— Повторяю… Террор идет из твоей страны. Если ваши самолеты делают тысячи боевых вылетов, чтобы разбомбить какую-то деревеньку в центре Европы, то что это?
— Вы имеете в виду Сербию?
— Какая разница! Я же знаю, что следующими будем мы. И ты это знаешь. И все это знают. Если твой Билл-Шмилл выкрадывает главу соседнего государства, судит его у себя по своим законам и сажает в собственную тюрьму… Это не террор?
— Это не Билл-Шмилл, это сделал Ронни-Шмонни!
— Какая разница? Пусть этот глава соседнего государства некрасив, пусть у него кривые ноги и от него невкусно пахнет… И что? От тебя тоже, например, воняет… А если бы твоего Билла-Шмилла выкрали и судили где-нибудь на арабском востоке, например…
— За что его могут судить? Он чист!
— Не надо нас дурить. Приятель твоего Билла-Шмилла, этот, как его… Джон-Шмон… Так вот, он посылает всю свою морскую армаду, чтобы на другом конце земного шара завоевать две скалы, торчащие из воды… И заодно уничтожает все, что на этих скалах есть живого… Это что? Уважение к правам человека? А еще один ваш приятель, Жак-Шмак, посылает свою армаду за три океана, потому что на каких-то там островах три негра и одна беременная баба захотели жить сами по себе. Усмирили и негров, и их беременную бабу. Это не террор? — Анжелика улыбнулась и запустила тонкие свои пальцы в шевелюру Пыёлдина. — Всегда найдутся дети, которым захочется поиграть во взрослые игры, да, Каша?
— Видите ли…
— Пошел вон, — нежно улыбнулась Анжелика. — Надоел.
— Простите, но я еще не все спросил…
— Ты слышал, что тебе сказали? — поднялся Пыёлдин. — Выметайся!
Путаясь в длинных своих ногах, изо всех сил пытаясь изобразить улыбку достойную и высокомерную, заокеанец прошел по ковровой дорожке. Ступая по свежей, только что пролитой крови, он все больше бледнел, а у самой двери уже с ужасом смотрел на собственные следы — он оставлял за собой кроваво-красные отпечатки рубчатых подошв. Перешагнув порог, он толкнул за собой дверь и скрылся из глаз.
— Продолжим, — произнес Цернциц невозмутимо. — Прошу! — сказал он, увидев чью-то протянутую руку.
— Нам известно, что у вас есть вертолет, вам готовы передать деньги, которые вы запросили… Скажите, что вас здесь держит?
— Жить хочется, — ответил Пыёлдин. — Нас всех переловят в течение нескольких часов, едва только мы покинем этот гостеприимный дом и его хозяина, — Пыёлдин вежливо поклонился в сторону Цернцица. — Поэтому наше требование — амнистия. Президент страны должен публично заявить о том, что все мы амнистированы отныне и навсегда.
— Вы думаете, это возможно?
— У нас тысяча заложников. И мы готовы каждое утро сбрасывать пять, десять, двадцать человек.
— И, несмотря на это, среди заложников появились десятки добровольцев, готовых взять в руки оружие и защищать вас, своих убийц?
— Да, — сказал Пыёлдин. И этот его короткий ответ, как ни странно, оказался наиболее убедительным.
— Но есть еще одна проблема, — поднялся розовощекий корреспондент в голубых шароварах и желтой рубашке без воротника. — Скоро выборы. И президент не может поступать, как ему хочется… Он связан своими обещаниями, заявлениями, голосами избирателей.