Смерть ради смерти

– Вадим, не надо, – услышал он из-за спины дрожащий голосок Любы. – Не связывайся ты с ним. Ты же видишь, он пьяный, ничего не соображает.

– Кто не соображает? Кто пьяный? – взревел громила. В ту же секунду он замахнулся, держа в руке неизвестно откуда взявшийся булыжник, а в следующее мгновение рухнул на колени и взвизгнул от боли.

– Пошли, – скомандовал Вадим, снова обнимая Любу за плечи. – Как же тебя угораздило с таким идиотом связаться?

– Да кто же знал, что он таким станет, – вздохнула Люба. – В школе хорошим парнем был, отличником, между прочим, чемпионом района по конькам. Потом, конечно, дурь из него полезла, ну как из всех лет в семнадцать-восемнадцать лезет. Потом вроде стало проходить, попивал, правда, но не больше других. А в последние полгода как с цепи сорвался, прямо не узнать человека, как будто его подменили. Чуть выпьет – и пошел искать, кому бы морду начистить. Ко мне постоянно цепляется, мы же в одном доме живем, я тебе говорила, после восьми вечера без родителей стараюсь на улицу не выходить.

– Так это из-за него?

– Не только, но и из-за него в том числе. Вон посмотри, что делается.

Люба показала куда-то в сторону. Вадим присмотрелся и увидел сквозь ветви густого кустарника мелькающие тени. Через мгновение он понял, что трое или четверо молодых мужчин с остервенением пинают ногами еще одного, лежащего на земле.

– У нас такое можно каждый вечер увидеть. То на одной улице, то на другой.

Вадиму казалось, что у агрессии есть запах, терпкий, острый, пронзающий все тело запах, исходящий от людей, несущих в себе разрушение и смерть. Он чувствовал этот запах, и к горлу подкатывала мерзкая тошнота. Сейчас все здесь было не так, как утром. Совсем не так. Перед глазами вставали те фотографии, которые ему показывала Каменская. Один из растерзанных трупов был обнаружен, кажется, как раз в этом самом сквере. Господи, как же люди живут здесь? Что за дети у них растут? Ведь у детей психика неустойчивая, они-то в первую очередь испытывают на себе влияние установки, которую смонтировали на крыше Института, скрыв от всех ее страшный эффект. Скрыв для того, чтобы иметь возможность сделать прибор для повышения боеспособности войск. И заплатив за это ТАКУЮ цену…

– Где здесь поблизости автомат? – спросил он. – Мне нужно позвонить.

3

Они допрашивали Бороздина уже почти два часа. При нем было слишком много улик, чтобы имело смысл кроить какую-нибудь сложную ложь. Поэтому он просто молчал, лишь изредка бросая ничего не значащие реплики.

Настя устала. Она чувствовала, что начинает медленнее соображать. Начиная с вечера пятницы, когда она поняла, что ее три раза почти убили, и до нынешнего момента, до вечера вторника, прошло примерно девяносто часов. Девяносто часов невероятного напряжения, страха, бессонницы. Организм отказывался существовать и нормально функционировать в таком режиме, он требовал чувства безопасности, еды и сна.

– Я повторяю свой вопрос, – монотонно говорила она. – Для чего вы пришли к Надежде Андреевне Шитовой?

Молчание.

– Следующий вопрос: почему вы сказали ей, что ваше имя – Геннадий Иванович Лысаков?

Молчание.

– Как вы объясните тот факт, что в вашем портфеле были найдены письма, подписанные Лысаковым?

– Откуда у вас ампула с цианидом калия?

– Какой документ для министерства вы распечатывали на принтере Лысакова?

Молчание. Молчание. Молчание.

Она понимала, что завтра все будет по-другому. Завтра перед ней будет не замкнувшийся в гордом молчании доктор наук, а человек, проведший ночь в переполненной камере, где сорок человек дышат, испражняются, разговаривают, ругаются, дерутся, вступают в сексуальные контакты, издеваются над слабыми и немощными. Завтра он забудет свою гордость и надменность. Но если позволить ему молчать до завтра, если отпустить его в камеру, не вытянув из него самого главного, то она, Настя, сойдет с ума. Она должна узнать, кто и почему пытался ее убить, она не выдержит еще одну ночь без сна, проведенную в страхе и напряжении. Поэтому она упорно долбила одно и то же, задавая ему вопросы. Тактика ее была простой: задавать одни и те же вопросы, касающиеся только сегодняшнего дня, задавать их монотонно, однообразно. А когда Бороздин совершенно отупеет, выучит все ее вопросы наизусть и расслабится, поняв, что ничего другого она уже не спросит, огорошить его чем-нибудь неожиданным. Надо только придумать чем.

Они сидели в кабинете Гордеева. Сам Колобок восседал за своим столом, внимательно наблюдая за тем, как Анастасия мерно долбит одно и то же. Периодически ее сменял Юра Коротков, и тогда Настя уходила к себе, чтобы быстро выпить чашку кофе, выкурить сигарету и посидеть несколько минут с закрытыми глазами. Гордеев же рта не открывал и не проронил ни звука.

– Откуда вам известен адрес Шитовой? – в очередной раз вступил в разговор Коротков, и Настя, облегченно вздохнув, вышла из кабинета начальника.

Еще только подходя к своей двери, она услышала телефонный звонок. «Не буду снимать трубку», – подумала она. Сама мысль о том, что нужно с кем-то разговаривать, казалась ей непереносимой. Да и кто может ей позвонить в десять вечера 7 марта на работу? Никто, от кого можно ожидать чего-нибудь хорошего.

Телефон умолк и через минуту зазвонил снова. Она насчитала пятнадцать гудков, прежде чем надоедливый абонент отсоединился. Это не мог быть Леша, потому что Леша сейчас сидел у нее дома и готовил завтрашний праздничный обед. Приехав с задержания, она сразу же предупредила Чистякова, что будет занята еще долго, а когда освободится – позвонит сама.

Опять начались звонки. Она терпеливо выждала, когда они прекратятся, и быстро набрала свой домашний номер.

– Лешик, меня никто не искал?

– Тебе только что звонил Бойцов. Сказал, что не может найти тебя на работе, а у него какое-то срочное сообщение. Между прочим, ты на работе или нет?

– Да, я сейчас у себя. Лешик, если Бойцов еще раз позвонит, дай ему номер Гордеева.

Она старалась говорить спокойно, но ей хотелось кричать дурным голосом, рвать на голове волосы, бить посуду. «Дура! Идиотка! Почему я не сняла трубку?! Ну почему я такая кретинка?! А вдруг он больше не позвонит?»

4

– Ну что? – сочувственно спросила Люба. – Не можешь дозвониться?

– Никто не подходит.

– Может, попозже еще раз попробуешь? Это что, так срочно?

– Это очень срочно, Любаша. И очень важно. Я когда-нибудь тебе все расскажу, а сейчас не будем о делах, ладно? Мы же шли покупать тебе цветы, вот и пойдем туда, где их продают.

Они снова принялись целоваться прямо в телефонной будке. Через некоторое время девушка перевела дыхание и сказала:

– Ну, давай еще одну попытку. Сейчас должно повезти.

Вадим покорно опустил в прорезь жетон и набрал номер служебного телефона Каменской. Она сняла трубку сразу, еще первый звонок не успел доверещать до конца.

– Вадим?

– Да, я. Минутку.

Он прикрыл микрофон рукой и обратился к Любе:

– Выйди, пожалуйста. Мне сейчас придется нецензурно выражаться, и я бы не хотел, чтобы ты это слушала.

Люба ласково улыбнулась ему и послушно вышла из будки на улицу.

– Я хотел вам сказать две вещи, – торопливо заговорил он вполголоса. – Бороздин разрабатывал прибор для повышения агрессивности в войсках. Прибор собирался купить Мерханов. Узнав, что работы над прибором приостановлены из-за вашего вмешательства, Мерханов дал команду вас убить. Первая партия наемников уже выбыла из строя, но не исключено, что он наймет еще кого-нибудь. Второе. Дома у Бороздина есть встроенный сейф, в котором лежит уголовное дело Войтовича. Я видел его собственными глазами несколько часов назад и сфотографировал. В сейф вмонтировано устройство, которое автоматически уничтожит все содержимое, если не нажать специальную кнопку. Имейте это в виду, когда будете делать обыск. Не давайте Бороздину самому открывать сейф, лучше пригласите специалиста.

– Спасибо. Если вы мне это сказали, значит, у вас тяжелая ситуация. Что я могу сделать для вас?

– Вы можете помочь мне скрыться?

– Могу. Вадим, я сделаю для вас все, хотя бы потому, что вы трижды спасли меня от смерти. Каковы ваши условия? Я готова принять любые.

– У меня нет условий. Просто спасите меня. Мои начальники не простят мне того, что я вам рассказал.

– А если я смогу спасти вас таким образом, что вам не нужно будет скрываться?

– Мне все равно. Анастасия, мы с вами совсем мало знакомы, но я все-таки скажу… Я встретил девушку и начал по-настоящему бояться смерти. Я, наверное, говорю невнятно, но я вам все объясню при встрече. Вы должны знать, как много вы для меня сделали. Как много вы для меня теперь значите. Вы мне поможете?

– Конечно. Я сделаю все, что нужно. Даже не сомневайтесь. Где вы сейчас? Дома?

– Нет, на улице.

– Вы можете приехать ко мне на Петровку?

– Когда?

– Немедленно.

– Я постараюсь. Через сорок пять минут, – коротко ответил он и повесил трубку.

5

Настя вошла в кабинет Гордеева, стараясь следить за лицом и ничем не выдать своего волнения. Юра Коротков по-прежнему терпеливо задавал вопросы, а Павел Николаевич Бороздин по-прежнему хранил высокомерное молчание.