Смерть ростовщика

Разговаривая, мастер через каждые три-четыре слова проводил бритвой по точильному камню. Наточив и направив бритву, он повязал шею Кори Ишкамбы полотенцем и, приступая к бритью, сказал:

— Кто вас не знает, тот, конечно, не пригласит вас ни на свадьбу, ни на похороны, а кто знает — тот встретит так, как считает нужным: не поглядит на то, большая у вас чалма или маленькая. Мне думается, что для этого нет смысла тратить лишнюю ткань.

— Ну, братец, да вы, оказывается, вовсе простак! Когда б я довольствовался подарками, получаемыми лишь на тех поминках, на которые меня приглашают, мне и за бритье нечем было бы платить. Свою полуденную молитву я совершаю в мечети Диван-беш. Если туда вносят покойника — уж знаком он мне был или нет, — я провожу его до могилы и получу свою долю!

— И чего это вы так беспокоитесь о деньгах на бритье? — сказал с усмешкой парикмахер, смачивая водой и массируя ему голову, — Другие бреются в неделю или десять дней один раз, а вы — раз в два месяца, да и то платите лишь половину.

Эти слова заставили меня внимательнее взглянуть на голову Кори Ишкамбы. Его волосы действительно отросли, как у заключенных в эмирском зиндане^{5}, и прядями падали на лоб, шею и виски, сплетаясь с бородой, как нити основы и утка. На темени виднелась плешь величиной с ладонь.

Тут Кори Ишкамба, видимо, рассердился. Он высвободил свою голову из рук парикмахера и, взглянув ему в глаза, проговорил с обидой в голосе:

— Брею ли я голову каждую неделю или раз в два месяца — это мое дело, вас оно не касается. Длинны или коротки мои волосы — все равно вы проводите бритвой только один раз. Ведь вам не приходится, снимая волосы подлиннее, утруждать себя тем, чтобы лишний раз провести бритвой по тому же месту. А плачу я меньше других — так и на это не приходится обижаться: ведь вы же видите, что половину моей головы занимает плешь, по которой вы совсем не водите бритвой. Надо же принять во внимание это обстоятельство!

Вероятно для того, чтобы успокоить гнев Кори Ишкамбы, мастер мягко сказал:

— Я ведь пошутил. Мало ли, много ли дадите, дядюшка Кори, все равно я приму ваши деньги с признательностью и буду считать их благословенными.^{6}

Кончив брить голову Кори Ишкамбе, парикмахер снял с его шеи полотенце и стряхнул волосы в ящик. Он собирался повязать полотенце снова, чтобы, смочив голову, соскоблить бритвой накопившуюся на коже грязь. Кори Ишкамба остановил его:

— Не надо, — сказал он, — подравняйте немного усы и хватит. Я спешу!

— Вероятно, вы ожидаете чьих-нибудь похорон? — спросил мастер.

— Нет, — возразил, не поняв затаенной иронии, Кори Ишкамба. — Если и случится попасть сегодня на похороны, то не раньше полудня, — он взглянул на стенные часы, — а сейчас всего десять.

— Какое же неотложное дело у вас? Спешите незваным гостем на чью-нибудь свадьбу?

Кори Ишкамба опять не заметил издевки. Он ответил серьезно и спокойно:

— Дело в том, что сейчас как раз время завтрака в банке. Стоит мне опоздать, и я лишусь вкусного сладкого чая.

Прослушав этот разговор, я пришел в полное недоумение. «У этого человека есть несколько собственных келий в медресе, — рассуждал я, — почему же, экономя даже ничтожную мелочь на бритье, он рассчитывает на подарки, получаемые им на похоронах не знакомых ему людей? Если же он нищий и мой приятель просто подшутил надо мной, сказав, что у него можно снять келью, как-же в таком случае Кори Ишкамба притязает на знакомство со служащими банка, даже ходит к ним пить чай?.. Ну, да ладно, пусть даже мой друг решил меня разыграть — я в убытке не останусь. Он показал мне презабавнейшего человека. Стоит понаблюдать за ним, узнать его повадки, послушать разговоры. Это для меня, любителя разгадывать такие непонятные и странные характеры, не менее интересно, чем получить келью. Как бы то ни было, выясню, что он за птица. Поиски кельи дадут мне повод, чтобы познакомиться с ним».

Кори Ишкамба еле дождался, пока мастер кончил подстригать ему усы. Едва тот успел снять с его шеи полотенце, как толстяк, сопя, поднялся со скамейки, схватил свою чалму, напялил на голову и поспешно вышел.

— Эй, дядюшка Кори, а деньги! — закричал ему вслед парикмахер.

Но Кори Ишкамба, не останавливаясь, бросил через плечо:

— В следующий раз заплачу сразу за два бритья. — И, крупно шагая, он так быстро скрылся в толпе, что мне пришлось отказаться от мысли тут же с ним познакомиться и спросить о келье.

Долго я бродил потом по улицам вдоль лавок, но увидеть его в тот день мне больше не удалось.

III

На другой день, после того как я наблюдал за Кори Ишкамбой у парикмахера, мне захотелось поискать его и непременно с ним познакомиться. Я обошел берег хауза^{7} Диван-беги и попал на улицу торговцев тканями. Она протянулась от хауза и мечети Диван-беги на восток. Внимательно оглядев улицу до самого перекрестка и не найдя того, кого искал, я отправился дальше, к рядам торговцев фарфором. Ряды эти, начинаясь от улицы продавцов тканями, поворачивают на север.

Не пройдя и десяти шагов, я наткнулся на Кори Ишкамбу; он сидел, свесив ноги, на завалинке лавки продавца фарфора. Пройдя немного дальше, я также присел у закрытой лавки на другой стороне улицы и, не подавая вида, что интересуюсь Кори Ишкамбой, стал следить за каждым его движением, как кошка, подстерегающая мышь.

Толстяк и хозяин лавки пили чай. Мимо проходил торговец лепешками. На голове он нес корзину, в руках — другую. Зазывая покупателей, лепешечник кричал:

— Горячие, горячие, руки жгут, замешены на масле, мука — чистый сахар, не купите — пожалеете!

Кори Ишкамба подозвал его, выбрал две лепешки и, не спрашивая о цене, не торгуясь с продавцом, положил их на лежавший перед хозяином круглый веер от мух. Как бы намереваясь уплатить, Кори Ишкамба сунул руку в карман, пошарил, но денег не вытащил. Не смущаясь, он начал разламывать лепешку, сказав хозяину фарфоровой лавки:

— Братец, у меня не оказалось мелких денег, сделайте милость, уплатите за лепешки! — Не дождавшись ответа, он приступил к еде.

Хозяин лавки остолбенел от удивления. Он посмотрел сначала на Кори Ишкамбу, потом на лепешки, наконец осведомился у продавца о их цене, почесал в затылке и, вытащив из ящика деньги, отпустил лепешечника.

А Кори Ишкамба не глядел по сторонам. Его взгляд был прикован к вееру. Он брал один кусок лепешки за другим и, складывая вдвое и вчетверо, запихивал себе в рот.

Торговец фарфором увидел, что если он не начнет есть, скоро не останется ни кусочка — Кори Ишкамба и не подумал предложить ему лепешку. Хозяин все же взял кусок и, положив его в рот, стал пить чай. Увидев это, Кори Ишкамба так набил рот лепешкой, что был не в состоянии вымолвить слово. Знаком показал он торговцу фарфором, чтобы тот скорее допивал свой чай и наливал ему. Ведь он, бедняга, не мог без чая проглотить застрявшую в горле пищу. Указывая одной рукой на чайник, другую Кори Ишкамба протянул к последнему куску лепешки, оставшемуся на веере: он боялся, как бы этот кусок не взял его сотрапезник.