Смерть Рыцаря

— Ты посмотри, даже жует по-дворянски. Сейчас все березы вокруг начнут кланяться.

Мария в ответ посмеялась.

— В общем, — продолжил Измаил, — теперь я работаю с мужиками, платят едой, а вот если хочешь монет, надо ехать самому продавать её в ближайшем городе или торговцам, если проезжают.

— А зачем вам монеты?

— Я хочу письмо написать родителям — ответила Руфь, — сказать, что всё со мной в порядке и что мне нужны монеты, добраться до дома.

Мария задумчиво посмотрела на Руфь, потом на траву под собой, пощипала её чуть-чуть, склонила голову левее, как бы задумываясь еще сильнее, затем настал момент, когда она совсем перестала двигаться. Остальные так же замерли в ожидании, пока Мария резко не очнулась. Посмотрела снова на Руфь, повернула голову на Измаила, сузила глаза. Кивнула.

— Да! — воскликнула она, встала с травы, — ждите здесь! Я до кареты.

В карете уже проснулся Жанпольд, успел спросить почему остановились.

— Мария выпрыгнула, — пояснила София, — побежала к девушке в поле. Думаю, она её знает, как и того мужчину к которому они подошли.

— Если хотите, — крикнул им извозчик, — я схожу за ней.

— Нет, пусть, — Жанпольд выглянул в окошко, — если она их знает, пускай общаются. Всё равно не успеваем к королю до заката.

И вот, через некоторое время, Мария открыла дверь кареты и гордо объявила:

— Мне нужны монеты! Штуки три золотых думаю подойдет.

Жанпольд поперхнулся воздухом от удивления. Сначала он хотел засмеяться, но переборщил с воздухом, что набрал в себя.

— Куда тебе столько? Может ты имела в виду серебряных?! — сказал наконец мэр.

— Нужно помочь людям. К тому же, вы сами сказали, что меня наградят за Воларис. Считайте, что я у вас всего лишь прошу взаймы.

Жанпольд стал серьёзным.

— Ты уверена, что тебя не обманывают?

Мария протянула ему руку, раскрыла ладонь.

— Да.

Вернулась Мария под берёзы с тремя золотыми монетами и вложила в руку Руфь.

— Тут должно хватить на поездку домой, не то что на письмо.

Они обнялись, передали друг другу все любезности на свете и в конце концов стали прощаться.

— Я думаю, мы о тебе еще услышим, — сказала Руфь Марии, когда они встали с травы, — о тебе и Галахаде начнут сочинять песни.

— Я знаю, что должна радоваться этому. Мы все мечтаем о том, чтобы наши жизни оставили след в истории. Чтобы о нас вспоминали. Но это всё кажется таким пустым. Я не знаю…Галахад рассказывал мне, о том, как он относиться к своим подвигам. Какова их реальная для него ценность. В конце концов он так и не смог найти счастья, своё место в жизни, сколько бы песен про него не пели. Но что я смыслю в подвигах. Я была лишь свидетелем. Он всё сделал сам.

Многое еще могла сказать Мария о том, что именно она чувствует. Но взглянув на Измаила и Руфь, стоящих рядом и не знающих, как ей на это ответить, пришлось махнуть рукой, да так небрежно и быстро, будто она только что сказала чепуху и не стоит тратить на неё время. На самом деле, слова Галахада о ничтожной цене подвигов не выходили у неё из головы весь путь домой.

Мария отправилась обратно в карету, Измаил взял косу в руки и собирался идти работать. Руфь села у березы, открыла ладонь и посмотрела на три золотые монеты в руке. Тут же, над ней нависла тень.

— Что ты будешь делать теперь? — спросил Измаил, вставший перед Руфь, — не нужно ждать пока я заработаю монет. Ты можешь уже сегодня поехать в город, найти капитана с кораблём.

— Да, ты прав, — Руфь подняла голову, посмотрела на него, — я могу совсем скоро вернуться домой. К постиранной одежде, к горничным. К роскошным балам, к мужчинам одетым с иголочки и к их хищным глазам. И больше никогда в жизни не буду стирать сама, — Руфь выдохнула, сжала монеты в кулаке, посмотрела куда-то в даль, — но можно…можно я начну с письма? Они должны знать, что я жива. А потом…потом посмотрим. Балы никуда не денутся.

Может Руфь и показалось, но думается ей, Измаил опустил плечи от облегчения, что не останется один ещё хоть на какое-то время.

— Ты хочешь покосить траву? — спросил он.

Руфь посмотрела на него. Да, он почти улыбался. Он рад, что не останется один.

— Ты устал? — спросила она.

— Хах, нет конечно, но раз ты уже умеешь стирать, пора ещё чему научиться.

— А знаешь, — Руфь поднялась с травы, оттряхнула подол платья, — я с радостью. Пошли.

Они зашагали. Измаил протянул косу Руфь.

— Нет, нет, нет, сначала ты покажи, как это делается, а потом уже я возьмусь. Так сразу я не смогу.

— Со стиркой же у тебя получилось без знаний, почти сразу.

— Я чуть-чуть читала о стирке в книгах, к тому же там всё понятно. Что ты замолчал и заулыбался? Говори, что на уме, не надо тут секретничать.

— Что ж, раз ты заставляешь…то я думал, что нет ничего более понятного, чем отжим одежды.

— А! Вот значит какого ты мнения?! Знаешь ли, нет! Может со стороны покажется, что всё просто, на самом деле…да, что я тебе объяснять буду, дай косу! Щас я тебе покажу понятно!

Мария, у самой кареты, обернулась на их громкий спор. Поначалу она испугалась, когда Руфь стала махать косой в сторону Измаила, но, когда тех двух одолел смех, страх улетучился. Вот бы её раны могли залечить бывший пират и три золотых монеты.

Глава тридцать шестая

Они прибыли, как и предполагал Жанпольд, посреди ночи. К этому времени на улице погода сильно разыгралась. Всего за один день, чистое голубое небо закрылось мрачными тучами. Поднялся холодный порывистый ветер. По крыше кареты застучали капли дождя. Мария с Софией накрылись шерстяным одеялом, чтобы как-то согреться. Подъехав к воротам города, они увидели дрожащего стражника. Он как мог противился ознобу, но тот брал верх. Жанпольд приоткрыл дверь кареты, напрягая руку и борясь с ветром.

— Мы к королю. Мэр Серебрадэна и Мария, девочка которая пережила путешествие в Воларис.

Стражник кивнул и дал знак открыть ворота. Карета мэра вместе с сопровождением проехали в город.

— Сильный дождь намечается, — заметил Жанпольд, — и этот холод, чёрт, аж под кожу лезет, — он посмотрел на Марию.

— Не нравится мне это, — ответила она, — совсем не нравится.

На главной площади они остановились. Их встретили несколько солдат короля. Жанпольд первый вылез из кареты. Затем София и Мария. Шерстяное одеяло они забирать с собой не стали.

Как только Мария встала ногами на каменную кладку площади, перед глазами появились воспоминания ей не принадлежащие. Окровавленное лицо со сломанным носом. Дрожащие руки. Кричащая женщина.

«Здесь это и произошло. Здесь он его убил, любовника Клаудии».

Поднимаясь по лестнице, солдаты сразу сообщили об указании.

— Король Боромир сказал, чтобы его разбудили не зависимо от времени, когда вы пребудете. Мы приготовили стол, если вы голодны.

— Голодны мы по сну, — вздохнул Жанпольд, всё это время надеявшийся отдохнуть перед встречей с королём, — но я понимаю. Надо так надо.