Смерть в белом халате

Губенко пожал плечами.

– Ты предлагаешь молча скинуться? Меня такое предложение не устраивает. Нет у меня лишней тысячи!

– И у меня нет, – Максим оглянулся на Виктора и предложил: – В профсоюз надо идти, пусть сами с ним разбираются. Только жалобу надо коллективную написать. Сколько нас здесь человек?

Макс принялся пересчитывать присутствующих, а Виктору стало не по себе. Он поднялся с места и громко, стараясь перекричать шумевших студентов-одногруппников, объявил:

– Тише! Предлагаю не торопиться! Вы же знаете Юрского! Он никогда раньше не то чтобы деньги не требовал, даже подарки не принимал! Я слышал, в зимнюю сессию первокурсники ему банку кофе преподнесли, так он обиделся, ушел, кофе не взял, прямо на столе оставил и назначил пересдачу.

Губенко откашлялся.

– Но ведь мы все слышали, своими собственными ушами! На коллективные галлюцинации не спишешь!

Куликов прыснул. Виктор укоризненно посмотрел на Губенко.

– Давайте пока подождем с жалобой. До пятницы есть время, может, он сам передумает.

– Ты действительно в это веришь? – спросил Максим.

– Да, – твердо ответил Плеханов. – Если хотите, я с ним поговорю. Может, у него что-то случилось!

– А если не передумает?

– Никто не помешает нам написать жалобу в профсоюз в пятницу. Вместо экзамена.

Студенты снова зашумели. В обсуждении предложения Виктора принимали участие все. Мнения разделились – кто-то требовал немедленного обращения в вышестоящие инстанции, кто-то, размахивая руками, защищал Юрского, сваливая вину на заведующего кафедрой или деканат, кто-то поддерживал Виктора.

– В любом случае, – подвел итог Куликов, – давайте подождем до пятницы, а сейчас по домам.

Продолжение отправиться домой было принято единогласно, народ постепенно начал расходиться. Максим посмотрел на друга и спросил:

– У тебя хватит смелости поговорить с Юрским по поводу денег?

– Хватит, – уверенно сказал Виктор, но уверенности вовсе не чувствовал. – Я поговорю с ним, как только выберу удачный момент.

– Думаю, у него хватит ума отказаться от своего условия, – Макс кивнул в сторону собиравшего свои вещи Губенко. – Этот хоть и дурак, а жаловаться действительно пойдет. Юрского все-таки жалко. Хороший мужик.

– Хороший, – вздохнул Виктор. – Я надеюсь, нам не придется в нем разочароваться.

Ночь с 14 на 15 мая

Несмотря на усталость, Виктор никак не мог заснуть. В ушах до сих пор звучал неуверенный голос Юрского, требующего с каждого студента тысячу рублей, а вот перед глазами почему-то стояло лицо Олега Павловича. «Эмбрион» жевал колбасу и улыбался. Доев, Олег Павлович начал рассказывать свою историю, которая плавно перетекла в историю человека-счетчика.

В голове Плеханова все смешалось, «счетчик» и «эмбрион» превращались то в гигантских муравьев, то в пауков, щелкали жвалами и дико визжали.

11 мая, пятница

Елизавета Ивановна, пожилая и очень любопытная женщина, любила наблюдать за соседями. Своей жизни – настоящей, полной, счастливой – у нее никогда не было. В молодости она работала на заводе, где за ней ухаживал кудрявый электрик Ваня, но через некоторое время он женился на другой девушке. Елизавета Ивановна долго страдала, но оправилась, обратив взор на Ваниного друга, который, однако, предпочел держаться от бывшей невесты электрика подальше.

Уйдя с завода, молоденькая Лиза устроилась продавщицей в огромный универмаг, но там работали одни девушки, а всех мало-мальски приличных женихов разобрали начальницы отделов и самые красивые из продавщиц. К числу красавиц Елизавета себя не относила, а начальницей никогда не была, поэтому сильно переживала, постепенно превращаясь в женщину неопределенного возраста.

Все надежды выйти замуж Елизавета связывала с получением квартиры. Но, даже приобретя отдельную жилплощадь, женихи, вопреки ожиданиям Елизаветы Ивановны, не выстраивались в очередь. Это окончательно подорвало веру Лизы в собственные силы, и она из женщины неопределенного возраста превратилась в совершенно определенного возраста старушку.

Выйдя на пенсию, она любила поговорить о прошедшей молодости с соседками, неизменно приукрашивая свою жизнь так, как ей хотелось. Например, соседки узнали, что Елизавета Ивановна дважды была замужем. Первый муж ее погиб на войне, а второй умер от заражения крови до того, как она получила квартиру. Также нескромная баба Лиза рассказала кумушкам, про богатого брата, который живет в Твери у нее есть богатый брат. Он изредка помогает ей деньгами, а на прошлый день рождения прислал новый чайный сервиз. Соседки завидовали и потихоньку сплетничали, а Елизавета Ивановна видела это и радовалась, потому что больше радоваться ей было нечему.

Она все про всех знала. На первом этаже жил пожилой профессор математики. Он преподавал в институте и получал пять тысяч рублей, которых едва хватало ему, троим несовершеннолетним детям и огромной черной овчарке Тайсону. На втором этаже жили две студентки. Сейчас девушки усиленно готовились к сессии, хотя до начала экзаменов было больше месяца. Этажом выше жила Глафира Петровна. Эта милая женщина была единственной подругой Елизаветы Ивановны, они сразу подружились. Теперь, когда Глаша ушла из жизни, старушка Елизавета осталась совершенно одна. Единственной отрадой был вредный сосед – дед Степан Дмитриевич.

Он жил один в трехкомнатной квартире; дети его навещали редко, внуков пока не было, пожилому мужчине было одиноко. Характер его испортился, а главным развлечением в жизни стала ругань. Он ругал всех. Дворников плохо подметенные тротуары, работников ЖЭКа за протекающую крышу, девушек-студенток за то, что те вечерами слушали музыку, ругал саму Елизавету Ивановну за любопытство. Баба Лиза обижалась, но понимала: ругань – единственная радость этого старичка, точно так же, как сплетни – единственная радость ее самой.

Именно Степан Дмитриевич нашел тело Глафиры и вызвал скорую. По словам медиков, Глаша приняла большую дозу лекарств и умерла от передозировки. Степан Дмитриевич, услышав такую версию, загадочно наморщил лоб; он не поверил, что жизнелюбивая и веселая Глаша могла покончить с собой. Елизавета тоже в это не верила. Но, как бы то ни было, теперь баба Лиза осталась совсем одна, и все, что ей оставалось, это сидеть у окна, наблюдая, кто и во сколько уходит или приходит.

Самым интересным жильцом в подъезде Елизавета Ивановна считала живущего на восьмом этаже Олега Павловича. Этот человек давал больше всего поводов для сплетен. Если бы она не знала, что Олегу Павловичу тридцать восемь лет, она никогда бы не поверила. Не верили и женщины, которых он водил к себе домой. Лифт в подъезде часто ломался и она, увидев в окно, как Олег Павлович возвращается домой с женщиной, всегда смотрела в глазок. Если лифт действительно не работал, мужчина обязательно останавливался на каждом этаже, чтобы поцеловать попутчицу то в висок, то в напудренную щечку, а то и в губы.