Смерть в Сингапуре [сборник]

— А что у Толстухи Анни, ресторан?

Нэш хохотнул.

— У нее публичный дом, приятель, или вы ожидали чего-то другого?

— Публичный дом, — повторил я и положил трубку.

Сингапур не засыпает круглые сутки, а в Чайнатауне, занимающем квадратную милю и застроенном домами под черепицей, жизнь бьет ключом и днем и ночью. На этой квадратной миле теснилось более ста тысяч человек, и один из старожилов, родившихся в Шанхае в 1898 году, как-то сказал мне, что Чайнатаун больше всего похож на Китай, каким тот был до падения императорской династии в 1912 году. Я думаю, что в Чайнатауне можно найти все, что душе угодно, от опия до бродячего музыканта, который споет за десятицентовик древнюю песню. Лишь уединению в Чайнатауне места нет — постоянно используется каждый квадратный фут, и койка, бывает, арендуется на несколько часов, если кто-то хочет отдохнуть. Краски слепят, и маленькие китайчата в красном, золотом, фиолетовом, на все лады расхваливают достоинства молодой собачатины и прошлогодних яиц.

Велорикша вез меня по улице Чин-Чу, криками разгоняя пешеходов, которые весело кричали что-то в ответ. Выстиранное белье, развешенное на длинных бамбуковых шестах, образовывало навес над мостовой, а уличные торговцы совали мне в лицо свои товары.

На лотках продавали и пирожные, и наживку для ловли рыбы, и рис, и обезьянок. Мастера по изготовлению ключей и кузнецы били молотками по металлу, иногда в такт музыке, китайской, американской или английской, льющейся из неумолкающих ни на минуту транзисторных приемников. Запахи грязи и пота смешивались с ароматами благовоний, сандалового дерева, жарящегося мяса, а над всем этим стоял гул человеческих голосов.

Заведение Толстухи Анни меня не впечатлило, и я даже спросил велорикшу, китайца среднего роста, потерявшего почти все зубы, туда ли он меня привез. Китаец закатил глаза, как бы описывая тысячу и одно удовольствие, ожидающие меня внутри, поэтому я заплатил ему доллар, хотя моя пятнадцатиминутная поездка стоила раза в три меньше, толкнул красную дверь и оказался в маленькой клетушке, где старуха сидела на низкой скамье и курила трубку с длинным-предлин-ным чубуком.

— Капитан Нэш, — назвал я пароль.

Она кивнула и указала трубкой на другую дверь. Вторая комната превосходила размерами первую. Там были столы, стулья. В углу находился бар, полки которого были уставлены бутылками. Посетителей, правда, я не заметил. Левую часть стойки бара занимал новенький блестящий кассобый аппарат. Рядом с ним на низком стуле сидела женщина весом никак не меньше трехсот фунтов.

Пока я пересекал комнату, она не сводила с меня черных, заплывших жиром глаз.

— Я ищу капитана Нэша.

— Он в гостиной, — она чуть шевельнула головой, указывая на дверь слева от бара. Затем голова вернулась в преж нее положение. Меня удивил ее голос, не только американским акцентом, но мягкостью, даже мелодичностью.

— Вы из Штатов? — спросила она.

— Лос-Анджелес.

Она кивнула.

— Я так и подумала. Потому-то Нэш и приходит сюда. Я сама из Штатов.

— Сан-Франциско?

Она засмеялась, и все триста фунтов ее тела заколыхались, как ванильный пудинг.

— И близко не бывала. Из Гонолулу. Вы хотите девочку? Они еще не пришли, но я могу пообещать вам молоденькую красотку.

— Вы, должно быть, Анни?

— Не Анни, а Толстуха Анни, — она вновь засмеялась. — Так как насчет девочки?

— Может, позже. А сейчас мне нужен капитан Нэш.

— Так идите, он за дверью.

Толстуха Анни не ошиблась, называя третью комнату гостиной. Мебель темного дерева, мягкий свет настольных ламп, восточный ковер на полу, светло-зеленые стены с вызывающими ностальгию английскими пейзажами. В центре гостиной Нэш и юная, очень красивая китаянка в мини-нрбке склонились над шахматной доской. Чувствовалось, что ход Нэша, но он не может выбрать лучший вариант.

— Привет, Которн, — поздоровался Нэш, не поднимая головы. — Я сейчас.

Наконец он решился и двинул слона. Королева девушки метнулась через всю доску.

— Шах и мат в два хода.

Нэш несколько мгновений не отрывал взгляда от доски, затем вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Три раза подряд, — вздохнул он.

Девушка показала ему четыре пальца.

— Четыре. Ты должен мне четыре доллара.

— Хорошо, четыре, — согласился Нэш, достал деньги из нагрудного кармана и расплатился с китаянкой. — А теперь иди, Бетти Лу.

Девушка грациозно поднялась, улыбнулась мне и исчезла за дверью, через которую я только что вошел.

— Бетти Лу? — переспросил я.

— Именно, — подтвердил Нэш.

— Когда мы отплываем?

— Давайте сначала поедим, — он крикнул что-то по-китайски, и в гостиную, волоча ноги, вошел старик в черной блузе и в черных брюках. Нэш сказал что-то еще, дал старику деньги, тот задал вопрос, Нэш ответил, и старик поплелся прочь.

— Сейчас он принесет нам что-нибудь с улицы.

— Где вы учили китайский? — спросил я.

— У меня жена — китаянка. Самые лучшие жены, не считая, быть может, японок, но я до сих пор недолюбливаю японцев, потому что близко познакомился с ними во время войны. Жестокие мерзавцы. Давайте-ка выпьем, — он встал и направился к столику, на котором стояли бутылки виски и несколько бокалов.

Я хотел сказать «отлично», но не успел, потому что начались судороги, и передо мной появился Анджело Сачетти, медленно падающий в Сингапурскую бухту. Когда я пришел в себя, Нэш стоял надо мной с двумя бокалами в руках.

— Малярия? — спросил он. — Никогда не видел таких тяжелых приступов.

Я вытащил из кармана носовой платок, вытер лицо и руки. Моя рубашка насквозь промокла от пота.

— Это не малярия.

— Случается часто?

— Довольно-таки.

Он покачал головой, как я понял, выражая сочувствие, и протянул мне бокал.

— Все-таки поплывем?

— Больше этого не случится. Во всяком случае, сегодня.

Мы выпили, а десять минут спустя появился старик с подносом еды. Он принес рис, лапшу в густом коричневом соусе, гигантских креветок, жареную свинину. На двух тарелках блюда показались мне незнакомыми. Ели мы палочками, и я, несмотря на недостаток практики, управлялся с ними довольно ловко.

— Что это? — я взял кусочек мяса незнакомого мне блюда и тщательно прожевал его. — Телятина?

Нэш попробовал, нахмурился, покачал головой, взял еще кусок.

— Молодая собачатина, — объяснил он. — Правда, вкусно?

— Объеденье, — согласился я.

Лодка Нэша, скорее, относительно новый скоростной катер длиной пятнадцать футов, с фибергласовым корпусом и подвесным мотором, покачивалась на волнах у набережной реки Сингапур между двух самоходных барж с нарисованным на корме огромным глазом, как объяснил Нэш, отгоняющим злых духов. Мы спустились к воде, и Нэш пинком разбудил спящего индуса, от большого пальца ноги которого тянулась веревка к носу катера.