Смерть в театре «Дельфин»
Шрифт:
— Меня это не волнует.
— По-твоему, тебе не на что надеяться?
— Конечно. Все её время распределено между великой звездой и безотказным Гравом. На меня уже не остаётся ни секунды.
— Ну и хорошо, — заключил Перигрин. Именно сегодня ему удалось наконец уговорить Эмилию Дюн отужинать вместе. Раньше он получал лишь довольно обескураживающие отказы. Джереми, который наблюдал за монтажом и раскраской декораций, должен был заглянуть в «Дельфин» и прогуляться вместе с ними по Блэкфрирскому мосту. Перигрину показалось, что именно это обстоятельство заставило Эмилию принять предложение. Кроме того, он потом услышал её ответ на
Джереми появился ровно за пять минут до конца репетиции и уселся в передних рядах. Когда они кончили, Дестини поманила его и он поднялся на сцену через боковую дверь. Перигрин видел, как Дестини говорит ему что-то, нежно заглядывая в глаза и положив руки на плечи; Джереми вспыхнул до самых корней своих рыжих волос и искоса глянул в сторону Перигрина. Затем Дестини схватила его под руку и заставила прогуляться по сцене, не переставая оживлённо болтать. Через секунду-другую они расстались и Джереми вернулся к Перигрину.
— Слушай, — сказал он, — будь другом. Сделай мне одно одолжение.
— То есть?
— Дестини неожиданно пригласили на вечер, и она просит меня пойти с ней. Не обижайся, если я пойду, ладно, а? К ужину все готово. Вы с Эмили прекрасно обойдётесь без меня, даже, пожалуй, лучше, чем со мной.
— Она сочтёт тебя жутким грубияном, — сердито ответил Перигрин, — и, кстати, не очень ошибётся.
— Да нет же, напротив. Она будет просто в восторге. Она ведь собирается в гости к тебе.
— Я не уверен.
— Честно говоря, ты должен быть мне чертовски благодарен.
— Эмилия решит, что все было подстроено заранее.
— Ну и что? Она все равно будет довольна. Слушай, Перри, мне некогда. Дестини ждёт. Хочешь, я поговорю с Эмилией?
— Так будет гораздо лучше, что бы ты там ни наплёл для соблюдения приличий.
— Все будет в порядке. Обещаю.
— Ну-ну. — Перигрин задумчиво рассматривал своего друга, чьё покрытое веснушками лицо стало красным, как свёкла. — Ладно. Извинись перед Эмилией и отправляйся на свою вечеринку. По-моему, ты напрашиваешься на неприятности, но это уж твоё дело.
— Неприятности или нет, но что-нибудь меня, безусловно, ждёт. Спасибо, друг.
Перигрин направился к выходу из зрительного зала, но остановился посмотреть, как Джереми разговаривает с Эмилией на сцене. Эмилия стояла спиной, поэтому Перигрин не мог догадаться о её реакции, однако Джереми так и лучился улыбкой. Перигрин начал прикидывать, что именно он мог ей сказать, и при этом подумал, что сам он ни при каких обстоятельствах не мог бы обмануть эту девушку.
Дестини тоже была на сцене, откуда собиралась удалиться в обществе Маркуса, Гарри Грава и бедолаги Джереми. Маркус стоял с видом собственника, Дестини относилась к нему, как покорная младшая жена к своему повелителю, при этом умудряясь поглядывать на Гарри слегка расширенными глазами, но с полным соблюдением внешних приличий. Это действовало безотказно. Между делом красотка успевала одаривать улыбками и Джереми. Оживлённо обсудив план на вечер, они удалились.
Эмилия так и осталась на сцене.
Перигрин вошёл в левую дверь. Ему так и не удалось избавиться от воспоминаний о своём первом посещении театра. Они всплывали всякий раз, когда он поднимался на сцену этим путём. Звук собственных шагов по металлической лестнице отдавался в его ушах эхом шагов невидимого Кондукиса, спешащего ему на помощь.
Поэтому Перигрин оторопел, когда, закрыв за собой дверь, он действительно услышал шаги за поворотом этой узкой, тёмной, спиральной лестницы.— Эй? — позвал он. — Кто здесь?
Шаги стихли.
Он поднялся на сцену по маленькой лесенке и завернул за угол.
Дверь, ведущая на сцену, была слегка приоткрыта, пропуская лучик света. Кто-то неуверенно топтался возле неё, не зная, можно ли спускаться. Перигрину показалось, что этот «кто-то» довольно долго стоял в темноте за дверью.
— Я как раз начала спускаться, — произнёс голос Гертруды Брейс.
Она решительно толкнула дверь и вышла на сцену, чтобы позволить Перигрину пройти. Когда он поравнялся с ней, Герти дотронулась до его локтя и спросила:
— Вы разве не отправились на зловещий ужин с Дестини?
— Лично я — нет.
— Не пригласили? Как и меня?
— Вот именно, — беззаботно признался Перигрин, всей душой желая, чтобы Герти перестала смотреть на него таким взглядом.
— Хотите знать, какого я мнения о мистере Хартли Граве? — тихо спросила она, приблизившись к Перигрину. Работая в театре, мистер Джей наслушался всякого, но эти восемь слов заставили его заморгать.
— Герти, дорогая!..
— Да, да. Герти. Дорогая. И дорогая Герти знает, что говорит, не беспокойтесь.
Она отвернулась от Перигрина и пошла прочь.
— Эмилия, — начал Перигрин, когда они медленно поднимались по Причальной набережной, — надеюсь, вы не думаете, что тут все подстроено заранее… Что я специально избавился от Джера, чтобы было поудобнее ухаживать за вами. Нет, не подумайте, что я… то есть, что я отказываюсь… Но у меня просто духу не хватило бы устроить столь очевидный трюк.
— Полагаю, что так, — спокойно ответила Эмилия.
— Правда, не хватило бы. Вы, наверное, заметили, что творится с Джереми?
— Трудно не заметить.
И тут они оба, неизвестно по какой причине, вдруг весело рассмеялись. Мистер Джей взял Эмилию под руку.
— Подумать только! Отсюда рукой подать до «Лебедя», «Розы» и «Глобуса». Шекспир тысячи раз должен был проходить этой дорогой после окончания репетиций — точь-в-точь как идём сейчас мы. И знаете, Эмили, мне бы ужасно хотелось прокатиться по реке до Блэкфрира.
— Приятно находиться в обществе, где о Шекспире говорят без смущения и идолопоклонства.
— Но ведь он действительно уникален, так почему бы ему и не поклоняться? Вам не кажется, Эмили, что талант вечно в плену у своего среднего уровня, тогда как гений постоянно — или почти постоянно — совершает сокрушительные промахи?
— Типа указующей вперёд Агнес и фрагментов «Цимбелина»?
— Да. По-моему, гениям почти всегда немного недостаёт вкуса.
— Во всяком случае, они обходятся без интеллектуального снобизма.
— Безусловно!
— Вы довольны тем, как идут репетиции?
— В общем и целом.
— Мне всегда казалось, что, должно быть, ужасно приносить написанную тобой вещь в театральный котёл. Особенно если вы и повар при этом котле.
— Да. Приходится наблюдать, как твоё детище профильтровывается сквозь личности актёров и превращается в нечто совершенно иное. И с этим приходится соглашаться, потому что большинство перемен — к лучшему. Иногда мне кажется, что я раздваиваюсь, что как режиссёр отделяюсь от автора и при этом перестаю понимать, о чем, собственно, пьеса.