Смерть в театре «Дельфин»
Шрифт:
— Вы там присутствовали.
— Да, как я уже имел случай вам напомнить. Я был в фойе и присоединился к вам, когда вы изменяли положение экспонатов на подставке.
Аллен сделал короткую паузу. Джереми не издал ни звука, и суперинтендант продолжил:
— Прошлой ночью экспонаты, вельветовая подставка и кусок полиэтилена были найдены в центральном проходе партера недалеко от того места, где лежал мальчик. Я принёс перчатку сюда и внимательно рассмотрел её.
— Я знаю, что вы собираетесь сказать, — проговорил Джереми.
— Я так и думал. Начать с того, что мне не понравился запах. У меня довольно тонкое обоняние, а тут я уловил нечто не похожее на аромат антиквариата, если так можно выразиться. Слегка пахнуло
Джереми непроизвольно сжал пальцы. Его ногти, как и у Тревора, венчала цветная кайма, но отнюдь не из вельветовых волокон.
— Поэтому сегодня утром я достал свою лупу и старательно осмотрел перчатку, в том числе изнутри. Вы скажете — святотатство. Согласен. Но мне показалось, что это действительно очень старая перчатка, которая была заново отделана какое-то время назад. А потом я заметил на изнанке её тыльной стороны, там, где вышивка… впрочем, можете посмотреть сами. Я сейчас покажу.
Аллен осторожно вывернул перчатку.
— Смотрите. Волосок, прихваченный ниткой, — это человеческий волос и, как видите, рыжий. Аллен положил перчатку обратно на стол.
— Эта копия значительно лучше пары для сценического реквизита, хотя и та необычайно хороша. Просто изумительная работа, на расстоянии практически не отличимая от подлинника.
Тут суперинтендант поднял глаза на Джереми и спросил:
— Зачем вы это сделали?
Джереми сидел, опершись локтями о колени, и смотрел на свои стиснутые руки. Над побелевшим лицом ярко горели рыжие волосы. Пара волосинок, как заметил Аллен, прилипла к замше на плече куртки. Наконец мистер Джонс проговорил:
— Клянусь, что это не имеет никакого отношения к Джоббинсу и мальчику.
— Именно из такого предположения мы исходим на данный момент.
— Скажите, можно пригласить сюда Перри? Аллен задумался на мгновение, потом кивнул Фоксу. Инспектор вышел.
— Мне бы хотелось, чтобы он услышал об этом сейчас и от меня, — пояснил Джереми.
Перигрин вошёл, глянул на Джереми и направился к нему.
— Что случилось?
— Я собираюсь сделать признание и хочу, чтобы ты при этом присутствовал.
— Господи, Джер, прекрати валять дурака. Какое признание? В чем?
Тут он заметил на столе скомканную перчатку и пару из театрального реквизита.
— А это ещё что такое? Кто посмел вывернуть перчатку Гамнета?
— Никто, — ответил Джереми. — Это не перчатка Гамнета. Это очень хорошая подделка. Я сам её сделал, так что ручаюсь.
Последовало продолжительное молчание.
— Болван, — медленно проговорил Перигрин. — Просто исключительный болван.
— Пожалуйста, мистер Джонс, расскажите об этом подробнее.
— Да. Я расскажу все. Я хотел как лучше.
— Инспектор Фоке запишет ваши показания. Если в ходе вашего признания вы собираетесь дать нам основания, достаточные для ареста, я предупреждаю, что ваши слова могут быть использованы против вас.
— Да, да. Конечно. — Джереми поднял глаза на Перигрина. — Все в порядке. Я не хотел. И перестань, Бога ради, таращиться на меня. Сядь куда-нибудь и слушай.
Перигрин пристроился на край собственного стола.
— Все началось, — заговорил Джереми, — когда я отправился в «Викторию и Альберт» сделать зарисовку перчатки для реквизита. Эмилия Дюн иногда помогает в магазинчике, и она перевернула все наши запасы, чтобы найти более или менее подходящий материал. Мы выбрали вон ту пару и запаслись достаточным количеством расшитого шелка, золотой нити и поддельных драгоценностей, которые вполне годились для реквизита. Однако во время поисков я обнаружил… — тут он указал на поддельную перчатку, — вот эту вещь. Это подлинная кожа того же типа, что и на перчатке Гамнета, возраст примерно тот же, во всяком случае, плюс-минус пятьдесят лет от возраста
оригинала… Маленькая женская рука, отворот, тесьма… только вышивка совсем другая. Я… мне… в общем, увидев настоящую перчатку, я ходил как одурманенный. Я сделал подробный, очень подробный эскиз. И все время, пока я работал над реквизитом, не стихали разговоры, что Кондукис продаёт перчатку в частную коллекцию в США.Джереми говорил все быстрее, не сводя взгляда с Аллена.
— Я буквально схожу с ума, когда исторические сокровища покидают страну их происхождения. Будь моя власть, я завтра же вернул бы в Афины все античные скульптуры… Я принялся за копию. Сначала просто так. Например, чтобы разыграть Перигрина, похвастаться перед экспертом из «Виктории и Альберта»… не помню, что ещё. Я был счастлив, охотясь за шёлком, золотой и серебряной нитью… За подлинным материалом. Я делал это прямо у тебя на глазах, Перри. Ты не раз чуть было не раскрывал меня. В то время у меня не было ни малейшего намерения, ну абсолютно ни малейшего, совершить подмену.
— А что вы собирались сделать с копией, если оставить в стороне розыгрыши? — спросил Аллен.
Джереми вспыхнул до самых корней предавших его волос.
— Я… хотел подарить её Дестини Мейд. Перигрин издал тихий стон.
— Что заставило вас изменить свои планы?
— Вы, наверное, догадались, что это случилось тем утром, когда оригинал доставили в театр и попросили меня проследить за его размещением. Я решил проэкспериментировать, просто так, в шутку… воспользоваться шансом и проявить ловкость рук. Копия ведь была у меня в кармане. Это оказалось очень просто. Никто не заметил, даже вы. Я собирался сразу же рассказать обо всем… то есть если никто не испортит шутки, извлечь оригинал из кармана, насладиться реакцией, заменить перчатки и вручить Дестини копию. Понимаете, просто хотелось посмотреть, как вы все запрыгаете, а пресса защёлкает камерами, а Маркус примет оскорблённую позу…
— Очень забавно и мило, — сказал Перигрин. — Как раз под стать Гарри Граву.
— Ну, а потом я услышал разговор по поводу сейфа и все то, что вы сказали Уинти, мистер Аллен, и понял, что вы с ходу угадали комбинацию… Я испугался. Я понял, что мы напрашиваемся на неприятность… что грозит похищение, как с картиной Гойи. Я был уверен, что Уинти не позаботится изменить комбинацию… Ну и под влиянием момента, абсолютно импульсивно, решил не рассказывать о своём фокусе. Я подумал, что будет лучше, если в театре для всеобщего обозрения останется копия, а я позабочусь об оригинале. Он сейчас в сейфе, тщательно упакован, уверяю вас. Я собирался подменить перчатки ещё раз, когда реликвию должны были забрать из театра. Я знал, что без меня при этом не обойдутся. Ну, а тут гром среди ясного неба…
— Теперь мне понятно твоё поведение в пятницу, — заметил Перигрин.
— Ещё бы. — Джереми обратился к Аллену:
— В пятницу Перигрин сообщил мне, что Кондукис продал — или можно считать, что продал — реликвию частному коллекционеру из США.
Джереми вскочил и прошёлся по кабинету. Аллен сидел за столом, опираясь на него локтями и опустив подбородок на руки. Фоке кинул взгляд поверх очков, а Перигрин нервно пригладил волосы.
— Ты, должно быть, сошёл с ума, — пробормотал он.
— Считай как хочешь. Можешь не говорить мне, как называется мой поступок. Фактически я украл перчатку.
— Украли, и без всякого «фактически», — подтвердил Аллен. — Насколько я понял, вы решили сохранить оригинал у себя, чтобы оставить коллекционера с носом.
— Не знаю! — Джереми вскинул вверх руки. — Я ничего не решил.
— Вы не знаете, что собирались сделать с перчаткой молодого Гамнета Шекспира?
— Вот именно. Если бы ничего не произошло и я отвечал бы за изъятие реликвий из витрины… я не знаю, как поступил бы. Скорее всего я захватил бы перчатку Гамнета с собой. Но вот заменить… Хочу надеяться, что да… Не знаю!