Смерть выбирает не худших
Шрифт:
Обер-офицер опять заскулил:
– Да сколько можно трепаться шлюха! Или еще хуже комсомолка! Где коммунисты спрятали деньги?
Мирабела в ответ пропела:
– Фашистская мерзость ужасная, схватила ребенка несчастного! И стала рычать и хватать его, мычать и дулю рвать с невода!
– Девушки сбилась с рифмы и вдруг увидела довольно большой валун и провизжала.
– Вот он, там вход в дверь.
– А ты не врешь?
Мирабела прищурила глазки:
– А мне нет резона врать! Кроме того, я надеюсь, что ты меня отпустишь. Ведь сокровища та сладки...
Обер-офицер прервал:
– Нет! Я не пойду под трибунал! Ты меня поняла.
Мирабела сквозь слезы хихикнула:
– Да поняла! Но чтобы отвалить валун нужно достать ключик, который повернет специальный механизм.
Обер-офицер уже пропищал от нетерпения:
– А где это ключ?
Мирабела показала босой, опаленной ножкой в том месте, где земля слегка смахивала на свежевскопанную. Девчонка даже покрутила в этой точке пальчиком, и произнесла, заливаясь соловушкой:
– Вот ту и надо копать!
Фашист достал из рюкзака лопату, немного повертел её в руках и сунул Мирабеле:
– Вот ты и будешь копать, я же не дурак душиться!
Девушка простонала:
– А как я буду копать, ножками что ли!
Обер-лейтенант зло усмехнулся:
– Нет, язычком! Ну ладно, я тебе оковы сниму!
Фашист умело расщелкнул наручники, и озорничая хлопнул девушку по груди:
– Ну, вот теперь я тебя погоняю.
Мирабела тряхнул бедрами, и напрягла пресс:
– Я и сам не против, улучшить форму!
Девушка взялась за лопату и принялась копать. Гитлеровец сидел с весьма кислой миной. Он держал Мирабелу под прицелом пистолета, а она свою очередь пыталась разговорить фашиста:
– А ты, каким видом спорта занимаешься!
Гитлеровец зло ответил:
– Стрельба по убегающим, обнаженным женским телам.
Мирабела хихикнула:
– А что, это забавно! Хоть тело без души не тело, но как слаба душа без тела! Хотя, например прятки, это тоже здорово!
Обер-лейтенант присвистнул:
– Смотря, кто от кого прячется! А вообще ты болтливая девушка. Видимо, тебя мало пытали, очень мало!
Мирабела презрительно фыркнула:
– Нет! Мне хватило! Хотя я не знаю, что ты обо мне думаешь?
Фашист прорычал как вепрь, в которого угодила пуля:
– А что я могу думать о русской шпионке! Вы русские подлая, двудушная нация склонная к софизму. Недаром Сталин столько вас порастреливал. Что можно сказать, имея дело с животными недочеловеками.
Девушка возразила:
– И вместе с тем, под пыткой, я вела себя достойно!
Обер-офицер скривился, его тонкие сухие губы стали как сизый крендель. На редкость противная рожа, а голос противнее в тысячу раз:
– Ты, небось, орала на дыбе как поджаренная живьем овечка?
Мирабела бросила:
– Нет!
Фашист ругнулся:
– А что ты еще могла делать?
Мирабела, выпятив роскошную грудь, произнесла:
– Петь!
Обер-офицер заскрежетал зубами:
– И как ты делала?
– Показать!
– Ехидно осведомилась девица.
Фашист пробурчал:
– Конечно же, покажи! Я уже заждался!
Мирабела стала копать чуть медленнее и, настроив дыхание, запела, своим необычайным голосом. Воистину его диапазон был необычайно широк, и вместе с тем гармоничен:
Верь суждено Отчизне возродиться,
Хотя гремит: кровавый, смертный бой!
Высь устремись, как будто дева птица,
Пусть сердце полное печалью и тоской!
Пусть парень мой в любви не прекословил,
Пошел на фронт, отринув плен страстей!
Но пролились потоки русской крови,
О горы трупов преданных друзей!
Разбитый танк, на жженом, ратном поле,
Не буду плакать над бедою я!