Смертельный капкан

Освещенный примерно до середины груди, подобно танкисту, высунувшемуся из люка, там стоял крупный человек в пиджаке на голое тело. Он смотрел прямо в глаза Туманову. А его правая рука осторожно ползла в карман пиджака.

Глава 4

Описание всего произошедшего пришлось повторить на третьем по счету допросе, состоявшемся в здании следственного изолятора. Разумеется, без всяких душещипательных подробностей и упоминаний сходства Никольникова с Есениным.

Допрос проходил в комнате со столом, привинченным к полу возле лавки, которая тоже не сдвигалась с места и была слишком низкой, чтобы сидящий мог чувствовать себя комфортно. Сидя за столом, Туманов ощущал себя школьником, вызванным в директорский кабинет. Это угнетало, как, впрочем, все, что успело случиться, начиная с того рокового вечера, когда был убит бедняга Никольников.

Что касается следователя, то для него принесли нормальный стул, на котором он смотрелся вполне внушительно и официально. Это был совсем еще молодой человек с великоватым для его сложения лицом, заканчивающимся острым подбородком. В свои двадцать с небольшим он еще не успел полысеть, но было ясно, что это всего лишь вопрос времени, причем, достаточно скорого. Выпуклые голубые глаза следователя были прикрыты плоскими прямоугольными очками без оправы, что придавало им задорный блеск. Фамилия его была Перепелицын. Общаясь с Тумановым, он позволял себе легкие ироничные улыбки, которые лишь обозначались, не задерживаясь на губах дольше, чем разрешала профессиональная этика. Было в нем что-то от Моны Лизы – если обрезать ей волосы, снабдить очками и переодеть в мужской костюм с галстуком.

– Итак, – проговорил он ровным тоном, – вы утверждаете, что проникли в жилище покойного через дверь, которая была не заперта.

– Не проникал я, – раздраженно поправил Туманов. – Просто вошел.

– Давайте не будем зацикливаться на мелочах, Вадим Петрович. Давайте будем говорить по существу.

– Я и пытаюсь говорить по существу, а вы меня сбиваете.

– Ну-ну. – Перепелицын растянул и сжал тонкие губы. – Излагайте вашу версию, я слушаю.

– Что значит «версию»? – Туманов заерзал, положил руки на стол и снова убрал их на колени.

Странная изнуряющая тоска охватила его, сдавив сердце, как будто он вошел в ледяную воду по грудь. Во время допросов всегда получалось так, что, несмотря на попытки оправдываться и защищаться, Туманов увязал в словесной паутине все глубже и глубже. Он чувствовал это, понимал, видел по торжествующим искоркам, мелькающим в очках напротив.

– Версия – это допущение, – охотно пояснил Перепелицын. – А нам с вами предстоит установить истину, Вадим Петрович.

И снова это проклятое чувство погружения в бездну.

– Вы мне не верите? – спросил Туманов.

– Моя работа состоит не в том, чтобы верить или не верить. Я оперирую фактами, только фактами.

– Разве то, что Юр… что Никольников вызвал меня к себе на дачу, не является фактом?

Перепелицын, сдерживая улыбку, отрицательно качнул головой.

– Его телефон на месте преступления не обнаружен, – сказал он.

– Так посмотрите в моем, – быстро предложил Туманов. – Его изъяли при аресте…

– При задержании, Вадим Петрович.

– Есть разница?

– И большая, – подтвердил Перепелицын, слегка наклонив голову. – Мы обязаны соблюдать все юридические формальности, в противном случае…

– Проверьте мой мобильник, – перебил Туманов. – Найдите СМС Никольникова, посмотрите время получения. Думаю, многие вопросы сразу отпадут.

Стекляшки очков весело блеснули:

– Где же я возьму ваш мобильник?

– Как где? Говорю же, его изъяли. Вместе с деньгами, ключами, банковскими картами…

– Вы что-то путаете, Вадим Петрович. Я сверился с описью, когда вы упомянули это странное сообщение. Никакого телефона там не значится.

– Этого не может быть!

– Не может быть только того, чего нет. А в данном случае… – Улыбчиво шевеля губами, Перепелицын широко развел руками. – Опись, заверенная сотрудниками оперативного розыска, является фактом. Ваши слова – это всего лишь слова. Не имеющие документального подтверждения.

«Нет, я не тону, – мрачно подумал Туманов. – Меня топят. Умышленно, умело, цинично усмехаясь. Здесь – этот молодой очкарик, не скрывающий своих намерений. В камере – уголовники, требующие, чтобы я подписал признательные показания. Что происходит? Кому я мешаю, кому перешел дорогу? Неужели Юрку убили специально для того, чтобы осудить меня? Нет, не может быть, тут что-то другое. Но что? Что?»

– Мы с вами отвлеклись, Вадим Петрович, – сказал Перепелицын, разглаживая и без того гладкий лист бумаги, над которым зависла ручка с чернильным жалом. – Я попросил вас рассказать о том, почему и как вы оказались на месте убийства, причем, заметьте, во время его совершения.

– Но…

Закончить протестующую тираду Туманову не удалось. Следователь остановил его резким хлопком ладони по столу. Он больше не улыбался. Совсем. И глаза его превратились в две льдинки в отполированных до блеска очках.

– Хватит вилять и отлынивать! Хватит! Я задаю вопросы, вы отвечаете. Ясно и по существу. Без всяких мифических СМС-сообщений.

Вздохнув, Туманов стал рассказывать свою историю неизвестно в который уже раз. От многократного повторения она становилась какой-то заезженной, неправдоподобной. Рассеянно слушая, Перепелицын ничего не писал, а лишь рисовал закорючки на чистом листе бумаги, бегло улыбаясь своим мыслям. Под конец повествования выяснилось, что закорючки, оказывается, изображали волны на море, над которым встает или заходит солнце с длинными, как паучьи лапки, лучами. По небу летали птицы, ничем не отличающиеся от морских волн внизу. Скорее всего, предполагалось, что это чайки.

– Вот и все, – закончил Туманов, наблюдая за художествами, которые выводила следовательская рука.

Перепелицын накрыл рисунок папкой, посмотрел на Туманова сквозь сверкающие очки и неожиданно расщедрился на полноценную улыбку.

– Нет, – возразил он. – Не все, Вадим Петрович. Далеко не все. Мы только начинаем подбираться к истине. Скажите, что вы делали в комнате покойного, когда вас там застал… – Перепелицын сверился с записями в своей папке. – Когда вас увидел Рогожкин Олег Дмитриевич? Он утверждает, что вы держали в руке нож, которым был убит гражданин Никольников. По его словам, орудие убийства было испачкано кровью.

– Естественно, – пожал плечами Туманов. – Я ведь вытащил нож из раны.

– В таком случае у нас возникает два вопроса. – Перепелицын растопырил средний и указательный пальцы. – Первый: с какой целью нож был извлечен из трупа? И второй: кто его туда воткнул? – Он опустил пальцы. – Между этими двумя событиями прослеживается явная связь, не находите?

– Не нахожу! Я увидел нож в теле друга и автоматически вытащил его. Это же очевидно!

– А вот мне – нет, не очевидно. В свидетельских показаниях записано… – Следователь прочистил горло, прежде чем с удовольствием зачитать: – «Вышеуказанный гражданин Туманов сделал несколько шагов в мою сторону. При этом он держал в руках нож и выкрикивал угрозы в мой адрес. Мне пришлось вооружиться топором, чтобы защищать свою жизнь и воспрепятствовать преступнику покинуть место преступления. В конечном итоге я принудил его бросить оружие и вызвать полицию…»