Смертельный капкан

«Ты где пропадал?» – спросила она Туманова, а он пробубнил что-то насквозь лживое, наспех придуманное. Она рассказывала, как Андрюша впервые взял грудь, описывала, на кого он похож и какие звуки издает, а Туманов деревянно восторгался и смотрел на мокрое полотенце, брошенное Светланой в комнате, и думал о том, что нужно будет все выстирать до возвращения супруги. Все выстирать, убрать и хорошенько проветрить. Хотя вряд ли это поможет. Потому что душу не очистишь, не проветришь.

Самое трудное было смотреть Алле в глаза. А потом смотреть в глаза Никольникову, вернувшемуся из армии. Со Светланой все было гораздо проще, они ведь оба были заговорщиками, хранившими опасную тайну. Правда, по прошествии лет она зачем-то решила открыться. Что послужило причиной? Проснувшаяся совесть? Вряд ли. Скорее всего, Светке захотелось досадить Туманову, потерявшему к ней интерес. Это была месть. Не зря говорят, что отвергнутая женщина опаснее той, которую взяли силой.

Уже засыпая, Туманов увидел Светлану Никольникову, расхаживающую по квартире в тюрбане, сооруженном из Аллиного полотенца. Больше на ней ничего не было. Он хотел, чтобы она ушла поскорее, а она сказала, что сначала должна сделать педикюр. Чем и занялась, устроившись на диване в чем мать родила. И Туманов перестал настаивать на ее уходе…

– Вынужден прервать ваше приятное времяпровождение…

Чужой голос, ворвавшийся в сознание, заставил Туманова очнуться и рывком сесть на лавке, очумело хлопая глазами.

Место удалившегося следователя занимал низкорослый крепыш с потной лысиной. Дорогой костюм сидел на нем так скверно, что можно было бы не тратиться. Узкие глазки незнакомца отчасти компенсировались большими негритянскими губами.

– Я ваш адвокат, – представился он, деловито открывая портфель и усаживаясь поудобнее. – Зовут меня Валерий Вячеславович Лещинский, мне предложено защищать вас по данному делу.

– Кем?.. – Туманов откашлялся в кулак. – Кем предложено?

Глаза Лещинского были устроены таким образом, что в них не читалось никаких эмоций, поэтому он преспокойно уставился на собеседника своими щелочками и проигнорировал вопрос.

– Я внимательно ознакомился с вашим делом, Вадим Петрович. И даже успел переговорить со сторонами конфликта.

– Не было никакого конфликта, – отрезал Туманов. – Никольников вызвал меня на дачу. Я приехал и обнаружил его мертвым. Ссора придумана свидетелем. Этим, как его…? Рогожиным.

– Рогожкиным, – поправил Лещинский. – У этого человека не было корыстного умысла, следовательно, сознательный оговор исключается.

– Ему могло померещиться.

– Допускаю. Но как тогда быть с уликами, свидетельствующими против вас, Вадим Петрович?

– Вы имеете в виду нож? – угрюмо поинтересовался Туманов.

– И нож, – подтвердил Лещинский, – и другие улики, косвенные. Например, то, как вы проникли на территорию дачного участка.

– Как я проник?

– Тайком. Скрытно.

– Опять двадцать пять! – занервничал Туманов. – Зачем мне было таиться? Я въехал и все. Ворота были открыты.

– А вот сторож утверждает обратное, – возразил Лещинский, жмурясь, как кот, которого почесывают за ухом. – Он запер ворота на засов. А когда вернулся на пост, обнаружил створки распахнутыми. По его словам, злоумышленник незаконным образом проник на охраняемую территорию, самовольно перебравшись через ворота. Зачем ему это понадобилось?

– Сторожу?

– Злоумышленнику.

– Я не понял, вы мой адвокат или обвинитель? – заговорил Туманов, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. – По-моему, вы в одну дудку со следователем дудите.

Тут Лещинский надулся, словно к его губам действительно поднесли невидимый духовой инструмент.

– В своей практике, – начал он, то и дело переходя на обидчивые, звонкие нотки, – я частенько сталкиваюсь с проявлениями людской неблагодарности и даже хамства. Приходится мириться с этим, входить в положение своих клиентов. Вы ведь находитесь в состоянии стресса, растерянны, напуганны. Вот и срываетесь. – Адвокат развел руками, мол, ничего не поделаешь. – С точки зрения психологии, нормальное явление. Но мне, конечно, нелегко. Проявляйте хотя бы элементарное уважение. Я на вашей стороне.

– Ладно, извините, – проворчал Туманов, не чувствуя за собой вины, но все же пытаясь войти в положение адвоката. – Но прошу впредь не уговаривать меня сознаваться в том, чего я не делал. Убийца Никольникова не я, зарубите себе это на носу.

– Знаете, а я даже спорить с вами не стану. Не вы так не вы, речь не о том.

– А о чем? – удивился Туманов.

– Для нас с вами главное представить дело в наиболее благоприятном для вас свете, Вадим Петрович, – быстро произнес Лещинский. – И тут картина представляется мне следующей. – Придвинувшись вместе со стулом к столу, он заговорщицки нагнулся к Туманову. – Пользуясь тем, что жена находится в отпуске…

– Она в отпуске?

– Была. Уже вернулась. Итак, пользуясь отсутствием супруги, Никольников беспробудно пьянствовал за городом. Тут-то с ним и приключился алкогольный делирий, белая горячка в просторечии. С новой силой вспыхнули обиды молодости, подозрения, ревность. – Легко вскочив на ноги, Лещинский принялся расхаживать по комнате, и стало ясно, что если бы не выбранная стезя юриста, он мог бы преуспеть на поприще драматургии. – Что делает в этом состоянии Никольников? Вместо того чтобы проспаться и отправиться в свою редакцию, он еще выпивает и звонит Светлане, донимает ее своей ревностью, доводит до слез.

– В самом деле? – удивился Туманов.

– Это не имеет ни малейшего значения, – отмахнулся Лещинский, возвращаясь на место. – Мы просто ищем смягчающие обстоятельства, понимаете? Итак, Никольников третирует свою супругу. А вы ее любили, любили страстно, без памяти. – Разглагольствуя, адвокат заметно оживился и даже порозовел. – И тут вы узнаете, что покойный плохо обходится с любовью всей вашей жизни. На протяжении всех лет брака он постоянно обижал Светлану, всячески третировал и даже, как она вам пожаловалась, применял к ней физическую силу…

– Вздор! – не выдержал Туманов. – Юрка… Юрий никогда Светлану и пальцем не трогал. И жили они душа в душу.

– Это не важно. Мы ведь выстраиваем линию защиты. Нашу оборону, понимаете? Одно дело – убить человека в порыве гнева во время ссоры. И совсем другое – вступиться за честь женщины, вашей любимой женщины.

– Светлана никогда не была моей любимой женщиной. Блудили мы, вот и все.

– Суду об этом знать совсем не обязательно, – подмигнул Лещинский. – Вы поехали к Никольникову, чтобы урезонить его. Хотели защитить Светлану. Но, увы. – Он трагически наморщил лоб. – Бывший друг не внял уговорам. Более того, бросился в драку. Вот почему вы схватились за нож. Придерживаясь этой линии, вы получите минимальный срок. Что и требовалось доказать. Ну? Как вам такая версия?

Туманову захотелось встать и врезать адвокату кулаком по физиономии, да так, чтобы задеть и выпяченные губы, и один из хитро прищуренных глаз. Он аккуратно сложил руки перед собой, посмотрел на них и глухо произнес:

– Я не желаю иметь с вами никакого дела, Валерий Вячеславович. Вы не адвокат. Вы пособник тех преступников, которые меня подставили. Уходите. На этом наше общение закончено.

– Прекрасно, – забормотал Лещинский, запихивая бумаги в портфель. – Так и запишем. От защиты отказался.