Смешилка — это я!
Шрифт:
— В зале так тихо, потому что очень внимательно смотрят и слушают… — Нудилка принялась меня утешать. — Или потому что уснули…
— Но никто не храпит. И никто даже не улыбается.
— В темноте улыбок не видно, — успокаивала она.
А зал упрямо безмолвствовал… Если рассказывается анекдот, а никто, кроме рассказчика, не смеется, возникает неприятная атмосфера. Хочется смотреть в пол. А если зрители безмолвствуют в течение всей картины, которая слывет юмористической? Несмешной анекдот получается!
После сеанса я вознамерилась зал победить. От записок отказалась…
— Они глухонемые? — спросила я администраторшу.
— Можно и так сказать. Не расстраивайся: ты ни чуточки не виновата. Это туристы из дальних стран. Главным образом азиатских… Ни с нашими ситуациями, ни с нашим языком не знакомы… А явились без переводчиков! Что-то там не сработало.
Так вот почему зрители не ведали, чьи характеры и поступки я на авансцене воссоздавала. И не врубались в текст. Стремясь все же во что-то врубиться, туристы из азиатских стран болезненно напрягались. А сквозь напряжение, как и сквозь страх, юмор пробиться не может.
— От брата это, пожалуйста, скрой, — попросила я Нудилку. — Зачем ему знать?
— Я и сама бы не стала.
— Дай слово… Клянись!
— Ну вот… Ты мне не веришь! А я за тебя болею!
Обидчивость была ее недостатком. Но тут обидеться Нудилка имела право: потребовав клятвы, я пережала. Очень уж не хотелось, чтобы я, Смешилка, предстала в смешном виде. Перед ним!
Бабуля утверждала: «Самое ценное — это взаимопонимание между людьми!»
«Значит, самое ценное то, чего нет?» — вопросила я, помню, бабулю после одного неудачного выступления.
«Почему нет? Мы же с тобой понимаем друг друга. Ты раздосадована… Я могу понять: есть причина. Но поспешных обобщений всегда избегай… Раздражение — скверный советчик. Опера „Аида“ при первой постановке и то провалилась. И в чеховской „Чайке“ на первых спектаклях не разобрались. У Чехова и Верди были провалы!»
Как мне не хватает бабули! Никто и успокаивать не умел так, как она…
«И растет ребенок там не по дням, а по часам», — написал Пушкин в своей сказке. Популярность нашего дуэта росла пусть и не по часам, не по дням, но по месяцам — безусловно. И не в сказке, а в самой что ни на есть реальности.
Нудилка нудила со сцены, что я кого-то обижаю, кому-то делаю больно… Я отбивалась от ее благородных упреков, доказывая, что юмор, как хирург, не только вскрывает, но и удаляет болезнь. И показывала, как это происходит.
— Но ты вскрываешь и оперируешь без наркоза.
— Сам юмор содержит в себе наркоз! — мигом придумала я.
Наши пререкания на аудитории зрителей забавляли. Нудилка, по традиции, от аплодисментов начала отмахиваться.
— Отмахиваться от успеха я тебе не позволю!
Нудилка оторопела, ведь до этого я вдалбливала ей в голову не обольщаться, не выбиваться из образа. Однако все умные правила допускают и исключения из правил.
Вскоре нас обеих, как некогда меня одну, пригласили в телестудию огромного,
выпирающего небоскребами соседнего города.Почти ничего в студии не изменилось… «Оставайтесь с нами! Не уходите!» — заклинал ведущий гостей передачи и зрителей, расположившихся где-то возле домашних экранов. Казалось, никто с прошлого раза никуда не ушел и ничто никуда не исчезло.
И уж безусловно, никто не намеревался уходить, услыхав о дуэте «Смешилка и Нудилка». Аплодисменты перед выступлениями следует непременно оправдывать…
Нудилка принялась упрекать меня в том, что я высмеяла несчастного регулировщика, который так художественно регулировал на опаснейшем перекрестке. Но не упомянула, что этой своей «художественностью» он отвлекал водителей от дороги… и создавал аварийные ситуации.
— Несчастный, как мне известно, сейчас среди гостей, — парировала я. — Прошу представиться!
Несчастный приподнялся… Он был во фраке и с бабочкой.
— Перед вами руководитель балетного шоу «Танцующий регулировщик»! Оказалось, что танцевать лучше на сцене, чем на перекрестке. Неужели еще недавно, до первого моего фильма, он купался не в лучах и прожекторах своего шоу, а в выхлопных газах? В это трудно поверить — вот я и напомню, как это происходило…
Мое напоминание купалось не в прожекторах и не в выхлопных газах, а в громком успехе.
— Ты мне открыла глаза! — призналась Нудилка той, чуть измененной, фразой, которую мы недавно произносили, но по иному поводу.
— Ну а мэра ты почему лишила работы? — не сдавалось занудство. — Его из-за тебя больше не выбрали…
— Он гарантировал избирателям выполнить их просьбы после выборов. А я призвала выполнить их до… Не после, а до!
Бывший мэр в зале отсутствовал. Но вскочили его бывшие избиратели с заранее подготовленными мной лозунгами: «Не после, а до!», начертанными на просторных бумажных листах.
— Надо, чтобы все мэры выполняли свои обещания до выборов, а не оставляли их на неопределенное после!
Избиратели вновь бурно меня поддержали.
— Ты мне раскрыла глаза! — повторила Нудилка то, что сделалось обязательным восклицанием в нашем дуэте.
Оставалось раскрыть глаза брату Нудилки. Сие было отважным замыслом.
Нудилка начала этот дерзкий эксперимент отрепетированным вопросом:
— А почему ты, звезда, допускаешь, чтобы в твоей школе Выпендрилка сделалась примой?
— Кого ты имеешь в виду? — задуманно не поняла я.
— Выпендрилку…
Какое ужасное прозвище!
— Не хуже Нудилки.
— Хуже, гораздо хуже… И чем Выпендрилка заслужила его?
— Тем, что выпендривается. Выставляет себя напоказ…
— Как выставляет? Вот так?..
Я стала демонстрировать, как Выпендрилка не замечает окружающих, как взбивает волосы, рассматривает свои руки и ноги…
Зал надрывался.
— Проведем голосование: можно ли дорогой выпендривания взлететь… до звезд? — предложила Нудилка, поскольку мне, звезде, предлагать это было нескромным.