Смиренное кладбище

– А этот здесь причем?

– Ладно, ничего, – буркнул Воробей и полуобернулся к Мишке: – Заходи.

Стасик разводил пары. Он достал специальное, продырявленное во многих местах корыто, поставил его на кирпичи и сейчас прожигал в нем чурки: готовил угли для шашлыка.

Мишка поставил возле корыта ведро с шашлыком. Разложил на столе хлеб, зелень. Питье Воробей занес пока в домик – от соблазна.

Нагнувшись над корытом, Стасик жмурился от дыма, искоса поглядывая на Мишку.

– Алеша!.. Толкни его, Михаил! Воробей!!! Ну, как тебе тридцать, не жмет?.. Чего себе подарил?

– Телевор цветной, – ответил Воробей. – Еще не купил, но куплю.

– Ну и правильно, – кивнул Стасик, – водяру не пьешь, баб не слышишь… Теперь только телевор смотреть, в цветах.

– …А я чего отмочил на свое тридцатилетие. – Стасик нанывал шашлык на шампуры. – Заказал стол в «Нарве». Гостей назвал – одних баб бывших, некоторых через справочное выловил. Ребят не приглашал, с ними после гудели… Девок назвал, не соврать, штук семнадцать. Пришли парадные, в платьицах, брюк почти не носили еще. Я их знакомлю. Все солидно: они – «очень приятно», ну трезвые все, да и не врубились еще, по какому принципу я их сгреб. Выпили шампуня по бокальчику. Одна учительница, со мной работала, речь сказала – ну… я вам доложу!.. А на столе рыбка, салатики, фрукты в вазах – по прописям, короче. Поддали еще, еще – девки заудивлялись: а что это ты, Станислав, или Стасик, я не помню сейчас, друзей не привел? Сколько красавиц, a кавалеров нет… Я рюмочку допил, встаю, сейчас, думаю, сообщу им…

«Сообщить» Стасику не дали: постучали в з Мишка покрутил пупырчатую головку замка, отворил.

– Ого! – крикнул Стасик. – Гость попер!

Компактный дворик Стасика быстро заполнялся приглашенными.

Петрович, заведующий, невысокий простолицый блондин в синем пиджаке с металлическими пуговицами, подошел к Воробью и с уважительной комичностью пожал его багровую громадную, с грызенными ногтями руку. Маленькая, отвыкшая от инструментов директорская лапка скрылась без остатка в мосластой клешне Воробья.

– Поздравляю тебя с днем рождения, Воробей! Здоровья тебе желаю, успехов, ну, и чтоб все остальное было нормально. Подарок тебе не покупали, сам разберешься,

– Петрович достал кармана джинсов сложенную вдвое пачечку бумажек.

Воробей, не выдержав редкой для себя торжественности, потупился:

– Спасибо.

А вчера наоборот – Воробей «поздравлял» Петровича: раз в неделю они с Мишкой «посылали» в контору. Много не много, а червончик в неделю будь любезен. А зажмешь раз-другой, и Петрович тебя зажмет: хорошему клиенту не порекомендует, с халтурой шугать начнет.

Продавщицы цветочного магазина, Зинка с Малявочкой, тоже, кстати, Стасиковы приятельницы, – возились с огромным подарочным букетом, не находя под него сосуд. Стасик нырнул под навес, где держал лопаты, ведра, банки, побренчал там и вылез с голубым эмалированным ведром:

– сюда – в вазу.

Ведро с цветами поставили в центр специально для гуляний найденного стола с пузырящейся от времени фанеровкой. Привез его небрезгливый Стасик с помойки на тележке ножками вверх; катил две троллейбусных остановких под законный смех пешеходов. Стол был удобен и для долбежки – гравировки по мрамору и граниту. Это Стасик тоже умел.

Девки «Цветов», Райка-приемщица и Петрович с Воробьем сели за прибранный стол. Остальные – кто где.

Стасик ворошил угли в корыте. Охапыч с Кутей покуривали на бревне у забора. Кутя, как всегда по торжественным случаям, прицепил орден. Борька-йог тихо, ни к кому не обращаясь, нес неинтересную ахинею: цитировал каких-то тибетских попов и старых китайцев. Поди проверь. Рядом с ними сидел Финн. Имени у него и то путем не было, все Финном звали. Вроде живал он там. Трудился в командировке, электромонтером, что ли. Клеклый он был какой-то, мокроватенький. И глаза бутылочные.

Может, Финн трепал про Финляндию, а может, и нет: во всяком случае в выходной иногда зайдет на кладбище подпить легонько – одет под иностранца: пальто замшевое, джинсовый костюм, часы на руке с тремя головками, на другой браслетик, как у хипаря натурального, кепочка кожаная.

У Мишки на его жнь был свой взгляд.

Приблительно такой. В Финляндии он был. Только не монтером. А оттуда его попросили за пьянку. Специальности никакой, учиться поздно, да и нечем: под белесой потной лысинкой мозжонки сивухой расплавлены. Прослышал где-нибудь, что на кладбище кормушка хорошая, подмазал кого надо, часики пообещал или рубашечку, и пристал к покойничкам. А тут: не тут-то было. Ни силенки, ни хватки, ни умения – ничего нет. А ничего – ничего и получается: оградку за пятерку покрасить да скамейку сколотить – вот и вся его халтура.

А он особо и не рвется. Ходит мутный да волосики на лысине поперек гладит. И потеет нехорошо от слабости и похмелья постоянного. Мордочка худенькая, подбородка мало, и с того капельки падают.

Кент Непутевый, тоже под стать Финну, семенил слабыми, размагниченными ногами по дворику, мусолил свой бесконечный огарок… Настреляет сигарет, курнет раз-другой, поплюет, пригасит – опять в карман; опять захочет покурить – дернет пару раз, снова поплюет… Вечно с оплевышами таскается.

А сейчас все ждал, томился: кто б скомандовал выпить. Кроме как на холяву и не пил вовсе. Редко, когда подхалтурить ему удавалось. Нигде он не работал и на кладбище так, по привычке сшивался. Никто его кладбищенских не гонял – потому что не опасен: клиенты от него шарахались. Сам дохленький, а морда круглая, водянистая, почти без глаз.

– Еще пару минут – и порядок, – торжественно заявил Стасик.

Охапыч, сидя на бревне, похлопал себя по плечам:

– Зябко. Наколки не греют. Принять бы. У вас далеко?

– Во-во, – с трудом провернул непослушным языком Кент.

– Тащи, – скомандовал Воробей.

И Мишка принес сарая «Посольскую».

Охапыч даже с бревна привстал от удивления:

– Это где ж такую красулю надыбали?

– Места надо знать, Витек, – победительно проговорил колдующий над корытом Стасик.

– Кого ждем? – забеспокоился Охапыч и подался к столу. – Раевский с Кисляковым подойдут. К ним клиент прибыл.

Наливали по-кладбищенски: каждый себе. Испокон веков так: на кладбище сивуха рекой течет, особенно в сезон, ноздря в ноздрю никто не гоняется, всем под самый жвак хватает.

– Вы как хотите, а я себе целей налью, не ровен час, помру завтрева по утряку – так хоть отпробую. – Охапыч налил себе целый стакан и махом выпил.

– Ласковая, сука!.. Извиняюсь, девки. – Охапыч выдохнул. – Из чего ее гонят, Стась?

– Тебе, Витек, не понять.

– От ней и башка небось не трещит, сколь ни пей?

Кутя обреченно махнул рукой:

– От любой трещит!

Воробей пододвинулся к заведующему:

– Петрович, ты меня на пару недель не отпустишь? Хочу на озеро съездить с Валькой. Палатку поставить, рыбку поудить. Мишка без меня повертится. Знаю, что сезон, не хмурься, не попросил бы… Из-за суда все… Как дело повернется, хрен его знает… На всякий случай…

– А участок у тебя как?

– Ты что, Воробья не знаешь?.. Все чисто.