Смоленское направление. Кн. 3
Шрифт:
В результате всех переговоров и тесных общений купца со старостой Самолвы, Игорь Васильевич, помимо мягких игрушек, повёз в Юрьев [7] , который последние двадцать лет, по настоятельному требованию ливонцев обзывали Дерпт, громадного размера шерстяной ковёр. Проданный из расчёта полтора веса золота за один вес изделия, ковёр сгорит от опрокинутой свечи во время богослужения.
Через четыре дня, после моего посещения Самолвы, в деревню, со швабскими переселенцами наконец-то добрался Воинот. Вконец обессиленные от долгого перехода люди, чуть ли не валились на землю. Из двух дюжин повозок, к концу пути, добралось чуть больше половины. Несчастный случай на переправе, падёж скота, дорожные трудности,
7
С 1030 г. по 1224 г. и с 1893 г. по 1919 г. — Юрьев, с 1224 г. по 1893 г. — Дерпт, после 1919 г. — Тарту
— Приветствую, мой господин! — Возглавляющий колону, рыцарь, слез с лошади и подошёл к Гюнтеру, — Я привёз людей, больных нет. Двадцать мужчин с жёнами и дети.
— Спасибо за службу, барон Берлихингер, — Штауфен обнял своего земляка, хлопая по спине и одновременно оглядывая прибывших людей, — А где Трюггви? Что случилось?
— Да как лучше сказать…, датчанин со своими рыцарями, пока там, на том берегу.
— Не понял, это в честь чего?
— За нами, на следующий день, из Дерпта выходил караван. Полусотню рабов охраняли наёмники, из местных. Трюггви не мог упустить такого шанса. В общем, мы сюда, а он обратно.
— Понятно. Пошли, отдохнёшь с дороги, да расскажешь про свои приключения. Захар разместит людей, не переживай.
Гюнтер с Нюрой уселись на надувные кресла, а Воинот устроился на лавке, положив перед собой на стол, на котором, давеча был съеден кабанчик, потёртую дорожную сумку. Из угощения, на подносе были выставлены яблоки и трёхлитровая, запотевшая, не иначе как с ледника, тёмно-зелёная бутыль. Павел разлил вино по кубкам, преподнёс напиток князю с княжной и отошёл в сторону, оставаясь в поле зрения Нюры и одновременно пользуясь тенью тента.
— Из Оломоуца я поскакал в Брно, там заночевал и через сутки был уже в Сухих Крутах, — начал рассказывать Воинот, — оттуда сопроводил купцов через Кроссенбрум до Вены. Весёлые такие ребята, думали, что раз попутчик, то можно за охрану не платить. Дальше начались приключения. По дороге в Грац на меня трижды нападали. Отравили заводного коня, набрасывали сеть, пока я отдыхал в лесу, в харчевне во Фризах подсунули, шлю…, ой…, прошу прощенья, госпожа. Познакомили с девицей, которая напоила меня снотворным. Да только жаркое у тамошней стряпухи было никуда не годным. Зелье вместе с ужином осталось под забором. Но лучше остаться голодным, чем с перерезанным горлом.
— Верно говоришь. — Поддержал земляка Гюнтер.
— Понял Гюнтик, как с чужими девками знаться? — Высказала Нюра.
— По горной дороге добрался до Виллаха, а там, где с паломниками, а где и сам доскакал до Ливелея. На попутный корабль еле успел. Все бегут от кочевников.
— Венецианцы дорого за провоз берут?
— Марку серебра отдал. Правда спал отдельно, и кормили хорошо. Рыба у них, пальчики оближешь.
— Не надо про рыбу, — умоляющим голосом попросил Штауфен, — Где отца нашёл?
— В Равенне. Фаэнц к моему приезду уже пал. Император принял меня как посла. Мой друг, Гец, устроил аудиенцию через день, по прибытию. Твою картину поставили напротив трона, он ждёт твоего возвращения.
— Так и сказал?
— Да. А когда прочёл послание, — Воинот посмотрел по сторонам, нет ли лишних ушей, и продолжил, — Ты единственный, кто бескорыстно предложил свою помощь. Ему сейчас очень тяжело. Я привёз пергамент.
— Давай.
Воинот приподнялся с лавки, расстегнул сумку и вынул из неё тубус, в котором отвозил послание императору.
'Я рад, что мой маленький Гюнтер наконец-то устроился. Новгородская княжна — просто красавица. Жду тебя к себе с первенцем. По возможности, захвати с собой рисовальщика. Твоё письмо лишь подтвердило мои опасения. У властителя не может быть друзей, об этом говорили ещё древние, надеюсь, ты помнишь. Но у каждого правила есть исключения, каким был для
меня верный Герман [8] . Я буду рад, если у тебя окажется такой друг. Провинция Самолва должна стать форпостом наших восточных территорий'.8
Имеется в виду Герман фон Зальца, глава Ордена немецких рыцарей, доверенное лицо Фридриха
— Stupor mundi, — пробормотал Штауфен.
— Что? — Переспросила Нюра.
— Удивление света. Отец всегда выкидывал фортели, от которых, хоть стой, хоть падай. Или он решил, что я один из его юстициев? [9] Нет отец, у каждого свой путь.
— Я думаю, надо дядю дождаться, — сказала княжна, — он очень ждал этого ответа. Расскажи, барон, как ты собрал столько переселенцев?
— Не было ничего проще, госпожа. Когда Фридрих узнал, что я направляюсь в Аугсбург, мне дали в сопровождающие трёх новоиспечённых юристов из Апулии, ну а Гец, он поехал сам. В принципе, это он собрал два десятка семей. Мне только пришлось оплатить их долги перед аббатством. Дальше была муторная дорога от монастыря к монастырю. Переселенцам на восток запрещено отказывать в крове, этим и пользовались.
9
Наместник области. Назначался сроком на один год
— А где этот твой Гец? Зови его!
— Я схоронил его, перед переправой. Когда мы добрались до Ливонии, старый товарищ совсем сдал. Лекарь приставил к его больным ногам пиявок, но даже это не помогло. С каждым днём силы покидали моего друга, а когда он увидел, как вешают на дороге ребёнка-браконьера, — Воинот моргнул глазами, провёл ладонью по лицу, вроде, как стряхивая усталость, и продолжил: — Гец заступился за мальчика. Освободившийся малец подхватил с земли камень и бросил в своего палача. Мальчишке разбили голову дубинкой. Прямо на наших глазах. С тех пор, мой друг уже не вставал с повозки. Вот такая грустная история.
Швабцев временно разместили в палаточном лагере, разбитом ещё вчера, на полянке, невдалеке от строящегося замка. Место было удобное и единственное, не подвергшееся сельскохозяйственным посевам, так как в половодье иногда заливалось водой. Поначалу, Гюнтер планировал отвести кусок земли на северо-западе от деревни, за старым причалом. Таким образом, замок разделял бы Самолву на две части, но уже вечером, столкнулся с неприятной историей. Игнат, вернувшийся с уловом, отказался отдавать рыбу новым соседям. Побил пришедшего за продуктами швабца, и, запершись у себя в доме, поносил иноверцев на чём свет стоит. Рыбака понять было можно, за просто так никто у него дары озера не требовал, Нюра выделила деньги на закупку продовольствия, однако Захар Игната не успел предупредить, посему и вышло недоразумение. Кое-как, с горем пополам конфликт утрясли, но осадок остался.
В воскресенье, через два дня после проишествия, на площади перед домом старосты собралось вече. Захар Захарович три раза прозвонил в колокол, привезённый с острова, и забрался на невысокую трибуну, установленную ещё вечером заботливыми руками строителей замка. С помощью этого помоста каменщики клали стену, но для общего дела, на один день — пожертвовали деревянной конструкцией.
— Вот, что я вам скажу, дорогие мои соседи. Деревня наша разрослась и уже скоро станет городком. Князь наш, защитник и опора, долгих лет ему и его княжне, призвал новых жителей. Не от хорошей жизни немцы с насиженных мест в наши края подались, посмотрите на них, кожа да кости, голь перекатная. По заветам наших предков, — Захар на секунду задумался, — да и христианским тоже, помощь мы должны оказать им. Они языка нашего не разумеют, спросить толком ничего не могут, а мы что ж? Рыбешки пожалели? Негоже так! С сегодняшнего дня, прошу вас, объясняйте немцам, что как по-нашему звучит, не откажите в подобной малости.