Смотри, что принесли наши сети

— Тебе-то откуда знать?

— Нуу, — Лина изобразила задумчивость, — он мне телефон свой дает.

— Какое благородство, — Макс всплеснул руками.

— В данном случае — да. У нас Вилыч телефоны забрал. Сказал, что потом, когда все отыграем, вернет. Типа от роли отвлекает. А Графа Вилыч не трогает. И Граф мне разрешает переписываться, ленту смотреть.

— С его профиля?

— Много ты понимаешь.

Дошли до противоположного края крыши. Здесь был темный двор и машины, припаркованные рядами и просто так, где получилось. Лина смотрела на это, скрестив на груди руки. Макс стоял чуть позади. Вокруг была пустота и бесконечность.

— Слушай, а вот, — Макс закашлялся, будто прочищая горло.

— Чего? — спросила она, не оборачиваясь.

— Да, просто подумал, вот ты и Граф…

— Чего?

— Ну, — слова у Макса кончились.

— Дурак, что ли? — Лина повернулась к нему.

— Просто подумал.

— Идиот, — она прошла мимо него.

— Ладно, я ж просто не знаю, как у вас тут, — Макс пожал плечами.

Оказалось, что Лина попала к Вилычу так же случайно, как и все остальные. Ну, может быть, кроме Графа. История самая обычная. Девятый класс. Потом колледж. Обязательно в другом городе, потому что дома все надоело. Но и там тоже все приелось. Театральная студия — это еще со школы. А странности начались как-то незаметно. Вилыч развесил объявления по городу. Такие, распечатанные на принтере листы А4. И поначалу у него был обычный театр, почти как в кружке, на который она ходила. И Вилыч одевался, как нормальный человек. То есть мятый пиджак и джинсы. Потом как-то раз они съездили в ресторан на детский день рождения. Через месяц еще раз. В итоге появился Граф с этим своим микроавтобусом и сказал, что нужно уезжать прямо сейчас. И все — невероятно — загрузились и поехали. Это сразу после нового года было. Что не покататься? И вот до сих пор катаются. Вилыч на следующий день телефоны отобрал. Раздал всем «сценические имена». Заставляет ходить в театральных костюмах. Чтобы в роль вживаться. Ну и вообще. Автобус едет и едет. Половину народа растеряли. И это все тянется и тянется. Бесконечно. Играют одно и то же. Над чем дети больше всего смеялись, то и осталось. Остальное не вспоминают. Тоска.

— Я уйти от них хочу, — Лина смотрела на Макса так строго, будто рассказывала секрет мирового значения.

— Уходи.

— Да в этом как раз и дело. Хочу — и не могу, — она зябко поежилась и подняла воротник пальто.

— Я вот захотел уйти — и ушел.

— Ты молодец, — она обняла себя за плечи и посмотрела куда-то в сторону. Поверх улиц, поверх машин и домов. — А давай вместе отсюда сбежим?

— Куда?

— Куда-нибудь. Куда хочешь. Я б к маме съездила. Я с нового года у нее не была. И звонить боюсь.

— Хм. Ладно. А когда?

— Прямо завтра, — она касается указательным пальцем его носа. — И пойдем вниз, здесь уже холодно совсем.

Утром был тусклый свет солнца, крики Вилыча, ворчание Графа, много суеты и вообще не до ночных фантазий.

Первый спектакль — в одиннадцать утра — отыграли хорошо. Макс, правда, перепутал, когда королевскому охотнику нужно выходить с зайцами, а когда без них, но среди орущих во все горло детей никто этого не заметил. А вообще все было очень здорово. Как бегали с декорациями, как наспех переодевались, как вопили довольные дети, как благостно улыбался Вилыч. А после праздника можно было остаться пообедать, правда, в другом помещении, но все равно это было отлично. И все хохотали, обсуждая и вспоминая, как и что было, где получилось, а где не получилось. И обсуждать то, что не получилось, было еще веселее. И Граф очень смешно и совсем необидно изображал испуганного Макса, когда тот вышел из-за фанерной мельницы и понял, что забыл своих зайцев. Граф действительно был очень мил. Макс украдкой глянул на Лину. Она смеялась вместе со всеми. Перекидывалась с Графом бумажками, слепленными из мокрых салфеток. Как будто ночью ничего и не было. А, может, и правда не было? Одно можно было сказать наверняка — Максу нравился этот веселый дурдом. Неизвестно, сколько еще продлится путешествие, но в этом месте лучше оставаться подольше.

Следующий день рождения был намечен на три, и надо было ехать в другой конец города. Но пока все веселились и ели, Вилыч успел договориться на еще одно выступление в том же кафе, что и утром. Оно четко вписывалось между дневным спектаклем и библионочью. Вроде бы еще деньги. И время зря не теряем. Там, правда, нужно будет играть другую пьесу, но это ничего страшного, она простенькая, слова можно и по дороге выучить.

Вот такое удачное совпадение. А с другой стороны — если бы не это неожиданное выступление, может быть, ничего бы и не было. И все бы двигалось так, как было намечено. И не закончилось бы так быстро и так бесповоротно.

Проблемы с третьим спектаклем начались почти сразу же. После обеда пошел холодный мерзкий дождь. Парковка перед кафе забита. Микроавтобус никуда не помещается. Граф остановился на дороге, включил аварийку, но таскать костюмы и декорации все равно далеко. Пока сходили туда и сюда, вымокли и обозлились. В итоге Макс забыл слова, вышел не в свою очередь, окончательно запутался и так стоял посреди импровизированной сцены, не зная, то ли убежать, то ли остаться. Напротив сидел хмурый именинник, хмурые друзья именинника и такие же мрачные родители. Никто не смеялся. А какая-то маленькая девочка, которую мама держала на руках, даже заплакала. Мир катился в ад.

Единственный хоть какой-то положительный момент — дождь в конце концов прекратился. После спектакля вещи пришлось нести еще дальше (Граф поставил автобус метрах в трехстах), но хотя бы сверху ничего не капало. Только с деревьев, на которых уже были молодые листья, иногда срывалось целыми потоками. От ветра, или если птица взлетит.

В библиотеку ехали молча. Пятничный вечер, но город как-то притих и опустел. Вилыч сказал, что от дождя сгорела местная подстанция, так что возможно отключат электричество и тогда библионочь отменят. Вилыча такой вариант не устраивал, потому что оплачивали здесь после выступления. Поэтому играть будут при любых условиях. Хоть при свечах, хоть при костре из книжек. Настроение у Макса с каждой секундой становилось все хуже.

Авария на подстанции как-то сказалась на уличных фонарях. Они то загорались, то гасли, причем делали это в абсолютно случайном порядке. Сначала потух один фонарь, потом несколько штук по другую сторону улицы. За перекрестком вдруг пропал свет во всем квартале. А через несколько секунд появился снова.

Когда погас очередной фонарь, Граф со злостью ударил здоровой рукой по рулю:

— Меня эти лампочки до эпилепсии доведут!

Ему никто не ответил. В автобусе было сыро, темно и неприятно тихо. Макс почувствовал, как кто-то хватает его за мизинец. Лина просунула руку между кучей костюмов. В темноте только глаза блестят. Она быстро наклонилась и прошептала ему в самое ухо: «Нас с тобой это не касается». И тут же выпрямилась. Зажглись фонари. Макс посмотрел на Лину краем глаза. Она подмигнула ему, легонько кивнув в сторону задней двери. Макс кивнул в ответ. Она беззвучно, одними губами произнесла «Сегодня». Макс закашлялся и не ответил.

На самом деле бедствия только начинались. В библиотеке (где их радостно встретили и тут же отправили переодеваться) выяснилось, что апельсиноподобного костюма королевского охотника нигде нет. Точно так же, как и костюма, в котором выступал Ольгерд. Единственное, чем это можно было объяснить — сумку просто забыли в кафе. Вилыча такая новость не обрадовала. Прямо совсем не обрадовала. С выступлением можно было распрощаться.

— Всем сидеть, никуда не уходить, — Вилыч хлопнул дверью и выскочил из комнаты.

— А мы никуда и не торопимся, — Лина присела на маленький розовый стульчик и вытянула ноги. — У нас все хорошо, — и она подмигнула Максу.

Макс пожал плечами. Граф заметил это и прищелкнул языком:

— Одни проблемы от тебя, турист.

— Могу прямо сейчас уйти, — Макс зло посмотрел в его сторону.

— Прямо сейчас не можешь. Вилыч не отпустит, — неожиданно сказал Ольгерд.

— О. Видишь, парень дело говорит, — Граф указал ладонью на Ольгерда.

Вилыч появился минут через десять.

— Так, бездельники, поднимаемся. Договорился за вас. Будем играть сцену из «Буратино». Костюмы у нас есть. «Буратино» все помнят, двоечники?

В ответ раздалось невнятное мычание.

— В общем, будет чистая импровизация, — Вилыч, как дирижер, раскинул руки в стороны. — Проблеете что-нибудь близкое к теме, и достаточно.

В дверь постучали. Вилыч театрально крикнул «да-да», и за дверью показалась голова немолодой библиотекарши.

— А, Анастасия Дмитриевна, прошу вас, — Вилыч раскрыл дверь шире и под локоть завел худощавую библиотекаршу внутрь. — Буквально через пять-десять минут начинаем, — он широко улыбнулся и обратился к притихшим «карасям». — Анастасия Дмитриевна любезно согласилась помочь нам в наших затруднениях. Импровизируем, господа! Играем урок у Мальвины, сцена перевоспитания оболтусов и негодяев. Анастасия Дмитриевна — Мальвина, я — Карабас Барабас, Граф — преисполненный печали и благородства Пьеро. Хотя нет, Граф сейчас поедет за костюмами. Тогда Ольгерд — Пьеро. Гелиана — лиса Алиса. Жюли… получается, что Жюли — пудель Артемон. А Буратино… для Буратино остается только Эразм.