Смотрящие вверх (сборник)

– Слушай, да мы уже рассказывали сто раз, – один из бомжей приподнялся и сплюнул кровью. На его побитом лице появилось что-то вроде улыбки.

– Поулыбайся мне ещё тут, Рябов! – начальник милиции пнул его под рёбра. – Два часа ночи! А мы с тобой, говно, возимся, вместо того, чтобы спать!

Рябов закряхтел:

– Ну, вон, Ванёк срубил капусты на халяву, на кладбище. Купили спирта у Машки, развели водой из лужи, ну и сюда, на базу, – он прищурился: фары подъехавшей скорой помощи осветили часть комнаты и обшарпанную стену с допотопным оборванным плакатом «Перестройка и Ускорение!». Приехали санитары, занесли носилки. Рябов проводил их взглядом и продолжил:

– Ну, а потом на хвост упал этот, не знаю, чи Микола, чи хто, – он попытался сесть, и тут же получил ботинком от начальника. – Всё-всё, лежу!… Ну и, грит, братва, типа, угостите босяка. Да какой с него босяк? Ты его видел?

– Я-то видел, но было уже поздно, – угрюмо сказал капитан, заполняя протокол, изогнувшись, как «Мыслитель» у Родена.

– Ну, а Ванёк-то добрый, сами знаете, пей, грит, пожалуйста, – бомж покосился на своего соседа.

– Ну да, как же, теперь вся милиция знает о его доброте, – усмехнулся начальник. Между тем санитары укладывали тело Миколы на носилки; врач отозвал начальника в сторону и шёпотом начал что-то объяснять. Группа захвата с грохотом вышла, и в комнате остались Рябов, Ванька и капитан.

– Ну, а чё, полтораха кончилась, опять надо к Машке, – проскрипел Рябов. – Ванёк филки достал и этому, как его, Миколе, что ли, грит: «Сгоняй по-братски за спиртуозом». Тот не против, даже обрадовался, взял и пошёл. Начальник, ну дай закурить, а? – Рябов сделал глупо-кислое лицо, став похожим на деревянную маску печёной картошки. Тот ещё был красавец!

– Рябов, ты, твою мать, лежи пока и рассказывай, о чём спрашивают. А курить тебе вредно: по ходу, корячиться, как бы это по фэн-шую сказать, твоему организьму, пожизненно баланду нюхать, а для этого здоровья ох как много понадобится, – капитан назидательно, по-отцовски поводил пальцем в воздухе.

– Та хер его знает, капитан… Где мы сейчас живём, думаешь, лучше? – Рябов прислонился разбитой щекой к луже крови на полу. – Там хоть кормить будут, охранять. А тут иной раз глядишь: собаки, и те лучше живут. Эх, люди…

– От только не ты, Рябов, о людской душевности мне тут песни петь будешь! На хера вы мужику все кости переломали?! Вся кожа, вон, на лоскуты порвана! Да Фредди Крюгер бы обосрался, если б увидел, что вы с Миколой сотворили!

– Не знаю я никакого Фредю, врать не буду, но вот тут, товарищ капитан, есть небольшая ремарка: этот человек был до тех пор человеком, пока своим поступком не лишил себя этого гордого звания. Факт! – и Рябов подмигнул следователю заплывшим глазом уж как мог.

– Тебе ли, философу-бомжу-мокрушнику, о гордых человеческих званиях речи заводить? И где ж ты словей таких успел нахвататься: «рема-а-арка», – кисло улыбнулся капитан. – Давай дальше по порядку: ушёл он – что потом?

– У меня, начальник, за спиной филфак МГУ – это так, насчёт где нахватался. Ну, не было его, может, с полчаса. Мы напряглись было, хотя вмазанные прилично, сам видишь. Хватало уже, но всегда хочется больше – человек так устроен, что поделать. Зашёл он и говорит, что принёс. Мы смотрим: в руках ничего, в карманах – тоже. Где? А он показывает на пузо – здесь, грит. И хохочет так весело! Еле стоит, а хохочет! Ну, Ванёк-то с юмором и грит: «Значит, ща будем пить» – и в табло ему с правой – щёлк! Ну, а потом давай мы его выжимать, как бельё, ну, вы понимаете. А с него кроме крови и мата – ничего не течёт. Жидкий какой-то оказался: полопался везде, потрескался. Аж странно…

– Ну что, капитан! – влетел, как ураган, начальник милиции. – Давай закругляйся! Врач уже отписался: вот уроды, все кости переломали! Смерть в результате болевого шока! Их ща наши заберут, а ты давай домой! Утром ко мне. Хотя уже утро, ёханый бабай! Ну надо же: как тряпку выкрутить человека! – кричал он уже из машины.

– Докатились… Люди для нас – что тряпки, – капитан вышел на улицу: дождь лил как из ведра. Лишь обрывок «Перестройки и Ускорения» смотрел ему вслед из разбитой глазницы заброшенного дома. 

Смотрящие вверх

Часть I. Мечты сбываются

Понедельник – самый лучший день недели, и это факт! Время, когда можно расслабиться, зависнуть в сауне и попить пивка с коллегами по цеху. Но самое большое удовольствие доставляло Ивану то, как рано утром, вразвалку, с дубовым веником и пивом он шёл навстречу хмурым лицам, спешащим в свои конторки и цеха; лицам, которых впору пожалеть и дать ещё один выходной для отдыха от двух предыдущих, но нет! Нет этого дня. Да и если бы была такая воля – распоряжаться отдыхом трудящихся, – не дал бы Иван этого дня, не дал! Всё правильно в этом мире!

– Мне, значит, всю неделю плюс субботу да воскресенье корячиться на базаре, торгуй-уговаривай – и ничего! А им, видите ли, два дня отдыхай, а в понедельник всё равно – плохо! Завидуйте, овощи! – Иван пытался телепортировать эту мысль в каждое встречное лицо, но, судя по их выражениям, особых достижений в этом виде передачи информации не достиг.

– Ну да чёрт с вами! – он подошёл к двери с вывеской «Сауны по-русски» и позвонил.

Услужливый банщик проводил его в комнату для отдыха, где праздник, друзья и пиво сливались воедино, образуя ту субстанцию, из-за которой, в принципе, и хотелось жить.

– Привет всем! – Иван отвесил шуточный поклон и расплылся в улыбке.

– Ого-го! Опоздунам – штрафную! – из прозрачного тумана выплыли лица Петьки и Хромого, соседей по прилавку на базаре.

I

– А я, пацаны, в Германию хочу! И не просто хочу: она мне снится через день – вот как хочу!… – разомлевший и умиротворённый Иван наступил на любимые грабли.

– О-о-о, понеслась… Иван, прекращай, сам знаешь, что сейчас начнётся, – Петька покосился на Хромого.

– Ну а что, и пусть начинается, – Иван подвинулся поближе к столу.

Хромой не заставил себя долго ждать:

– Ваня, а что ж тебе, брат, опять после пятого бокала родина-то не мила? Что, к фашистам потянуло, на тёпленькое?

– Да просрали мы свою родину, Хромой, просрали! И деды, получается, зря воевали! Потому как таким мудакам, как мы, не то что родину – сортир доверить нельзя! Нам же всё равно, нам всё по барабану! Нам же мозги все вынесли и отравили! Нас без войны в плен загнали всех, в рабство! Бежать надо, бежать отсюда, пока ещё можно!

– А ты, Ваня, за всех не отвечай! Я, между прочим, в армейке два года оттянул, пока ты по больничкам справки собирал на волчий билет. Я, Ваня, границу охранял и могу сказать тебе, что никакая вражина не проходила и не пройдёт! И дедов ты не трогай! Ой, Ваня, не трогай! – Хромой привстал и потянулся трясущейся рукой за бокалом. – С нами правда, Ваня, понял? А всё остальное – муть!

– Да какая правда, Хромой?! Где она, твоя правда? В Кремле или в Думе? Или в твоей армии? Скажи! Где её искать?! Нас лишили её, и вообще – самой идеи лишили! Мы не знаем, куда идем и зачем! Разноцветные фантики – вот что нам подсунули вместо правды! Вот мы и корячимся днями и ночами, добывая эти фантики – доллары да рубли, меняя на них свою жизнь! Слишком неравнозначный обмен, Хромой!

– В натуре, Вань, ты думаешь, что соскочишь отсюда, и немцы тебя там, в Германии, в жопу целовать будут? – Петька решил закинуть свои пять копеек в вечно-пьяный спор. – Таким же рабом и будешь, только кормить будут другой ложкой.