Смотрящие вверх (сборник)

Петя кивнул на мои штаны, лежавшие у ног, и я судорожно схватил их, пытаясь быстро надеть.

– Слышь, надо хоть доктору спасибо сказать… – Петя улыбался. Видно, что у него с души груз упал ничуть не меньше, чем у меня.

– Да знаю, дай хоть штаны надену.

– Доктор! Доктор! – я подбежал и протянул свою руку. – Огромное человеческое спасибо! Вы спасли мне жизнь!

Я тряс его и тряс. Доктор немного дёргался и улыбался, но это не могло продолжаться бесконечно:

– Да что вы… Я тут ни при чём. Вам просто повезло, вот и всё, – он выдернул свою руку и отошёл на шаг. – До свидания. Извините, у меня работа.

А вот теперь мне стало ясно, что я перебарщиваю с благодарностями. Постояв ещё немного, я повернулся и медленно пошёл к нашей машине.

– Подождите, Владимир! – спотыкаясь и путаясь в траве, ко мне подбежала Валя. – Это, конечно, не моё дело. Однако Господь зачем-то оставил вас в живых… Если будет время, подумайте над этим, хорошо? 

Рассказ о том, как я спасал чью-то жизнь

Всё началось с того, что я проспал. На часах мигало семь утра, а вчера было застолье. Вскочил я как ужаленный и буквально через полчаса летел на маршрутке в больницу.

А, совсем забыл, вы ж не в курсе: вчера вызвал начальник и сказал, что жена его сына скоро родит. Он пустился в разные красноречия о первом внуке и во всякую другую далёкую от нас радость. «Ну, а нам-то какая печаль?» – вопросом пытался я нащупать связь между этим событием и нами. Но вы ж понимаете, что в этой стране все связано в один большой бестолковый клубок: и беременные, и землекопы, и правительство, и ещё Бог знает кто. Поэтому связь нашлась и объяснилась устами начальника: нужно пять человек для сдачи крови, иначе роженицу в родильное отделение не примут – закон джунглей! А так как мы уже сдавали кровь, то список как бы нарисовался сам собой: я и ещё четверо коллег из отдела. Но тут возникал вопрос с нашей стороны: после сдачи надо восстанавливать потерю крови. Ведь в нашей больнице как: если шёл сдавать кому-то кровь, то получал справку об освобождении на два дня – и всё. И не спрашивайте почему – не знаю. А как компенсировать? Кроме накрытой поляны с водкой, на ум ничего не приходило. На том и порешили: с нас – кровь, с начальника – поляна. Вот я и спешил утром в больницу, где меня уже ждали остальные герои битвы за роженицу.

В пункте переливания надо успеть пройти осмотр и измерить давление до восьми часов. Иначе кровь не сдать. Успеваю получить свою карточку и пройти все эти дела на грани фола – без пяти восемь. Ха-ха! Вышел к своим коллегам в общий коридор, и мы стали ожидать. Вызывали по списку: кто раньше пришёл – тот и первый. В этот день кровь сдавал завод пластмасс: их набралось человек шестьдесят – это явный перебор, учитывая то, что кабинет для сдачи рассчитан на одновременный приём только двух человек. Так вот, они забили очередь ещё в шесть часов утра, и мы оказались последние в списке. А это означало, что раньше двенадцати отсюда не выйдешь. Да, поляна отодвинулась на неопределённое время…

Но не всё так плохо оказалось буквально через пять минут. Ибо вышел врач и назвал мою фамилию и фамилию какой-то женщины, попросив столпившихся доноров пропустить нас. Вот она – удача и фортуна в одном флаконе! Я, гордо подняв голову, тем самым показав коллегам, кто тут самый счастливый, двинулся к дверям и доктору.

Нам указали на кабинет, и мы прошли. В нём расположились две кушетки и куча разнообразной аппаратуры: огромные железные ящики с трубками и проводами; два, самых больших, стояли у коек. Доктор (знаете, такой классический, с бородкой и усами – вылитый Чехов) спросил меня, пил ли я вчера спиртное. Пил ли я вчера спиртное? Ох-х-х… Но меня не проведёшь! Сейчас скажи, что было на самом деле, и всё – давай к остальным в кучу, ожидать! Не, так не пойдёт. «Ну что вы, я и спиртное – вещи несовместимые!» – успокоил я доктора. Судя по взгляду, он ждал именно этого ответа. (А если серьёзно, то я, как и все доноры, предварительно сдал кровь на анализ: всё было в порядке.) Поинтересовавшись вскользь, кушал ли кто из нас что-нибудь жирное, и услышав отрицательный ответ, доктор ввёл в курс дела. Оказывается, вчера казачий патруль успокаивал дискотеку в какой-то общаге. В результате одному казаку перерезали горло разбитой бутылкой. Так вот, битва за его жизнь на операционном столе идёт уже второй день, и срочно нужна плазма. Кровь должна быть второй положительной. Из всего списка выбрали нас двоих: второй-то положительной было много у кого, но общее количество сдач, по словам доктора, у них маловато. «Ну и что? – задал я оригинальный вопрос. – При чём здесь количество сдач?»

– Да при том, что этой плазмы надо полтора литра с носа, что не каждый осилит. Нужны доноры со стажем, – выпалил доктор.

Опа! Почуяли разницу, не? Обычно я сдавал пятьсот десять миллилитров, а при сегодняшнем развороте – полтора литра. Плазмы.

Не подумайте, что я размышлял или взвешивал все «за» и «против», нет. Когда дело пахло вопросом «жизнь или смерть», я сразу же соглашался помочь: такое со мной случалось. Женщина согласилась, кстати, тоже.

Пока доктор рассказывал процедуру взятия плазмы, мы легли на кушетки и получили в каждую руку по катетеру от юркой медсестры. Технология была проста, как сама жизнь: из нас выкачивали пол-литра крови, далее «отбивали» плазму (для этого и стояли все эти железяки с трубками), вместо неё к нашим осиротевшим красным кровяным тельцам добавляли физраствор и закачивали обратно. И так должно произойти три раза. Каждое взятие по времени составляло примерно час, может меньше. Ну, погнали! На любое движение с нашей стороны доктор и медсестра мгновенно реагировали и спрашивали о состоянии и ощущениях. Состояние и ощущения были нормальными до того момента, пока не начали заливать красный раствор обратно в тело. Хотя доктор и предупреждал, что будет некомфортно, но, ребята, я вам говорю, ничего подобного я не ощущал и близко! Температура физраствора была далеко не тридцать шесть градусов, а ниже, и намного. Создалось впечатление, что по венам растекается лёд. Меня начало потряхивать, на что доктор сразу же обратил внимание. Но жить было можно, и я сказал что-то о «порядке и ничего страшном». Подождав минут пятнадцать, чтобы настоящая кровь перемешалась с физрастворной, доктор начал всю процедуру по новой.

Этим «туда-сюда» мы и прозанимались почти три часа. Коллеги уже давно сдали кровь, как нормальные люди, и дважды заглядывали к нам в кабинет. Доктор выгонял их и просил впредь не беспокоить. Ближе к полудню дело было сделано. Нам с тёткой сказали что-то вроде «вы свободны», и мы пошли за справками. Молодая медсестра выписала их довольно быстро, а на вопрос о денежном вознаграждении вяло открыла тетрадку и ткнула меня носом в перечень, где я числился сдающим кровь жене сына начальника. «Не прокатило, хитрец!» – глазами сказала мне девушка. «В общем, куда ни кинь – везде веселье!» – подумал я и поплёлся к ждущим меня коллегам, навстречу накрытой поляне!

Колотило меня ещё дня два: не знаю, от выпитого после или от холодного физраствора до, но потряхивало. А ещё я не знаю, остался ли жить тот человек и как его вообще звали. Ведь когда тебе нет и тридцати, а мир заканчивает только двадцатое столетие, такие вопросы не особо интересуют. А вот сейчас, четырнадцать лет спустя, жуть как хочется узнать! 

Жизнь как она есть

Даша долго не могла найти работу. Пока была в декретном отпуске, на её место в бухгалтерии приняли человека. Найти же другую работу, когда у тебя двое детей, кредиты и возраст за тридцать, не сильно-то получалось. Но после трёх месяцев поиска повезло: её приняли специалистом в бухгалтерию на завод лакокрасочных изделий. Предприятие оказалось недалеко от дома, что для двухмиллионного города, согласитесь, большой плюс. К тому же коллектив был прекрасный; единственное, что омрачало действительность, так это зарплата в восемнадцать тысяч рублей – хотелось бы больше.

Примерно через год после этих событий Даше позвонил бывший начальник и предложил вновь поработать на него, так как человек, которого приняли, пока она была в декрете, откровенно «не тянет». Но это была лирика, а по существу он предложил зарплату в двадцать пять тысяч. А вот это уже другое дело, товарищи! Всю ночь она провела в раздумьях, сомнениях и спорах. К утру цифра двадцать пять победила со значительным перевесом, и, приехав на лакокрасочный, Даша сразу пошла к начальнику с заявлением.

Шеф, выслушав извинения и доводы о том, что «двадцать пять тысяч намного лучше восемнадцати, потому как кредиты, семья и многое другое требуют всё больше и больше денег», согласился и дал добро на увольнение.

– Приходи завтра с утра, я подпишу, – без истерик и заламываний рук сказал начальник и положил заявление в стол.

Даша, довольная, что всё так удачно получилось, поехала в порт. То, что она услышала от нового шефа по прибытии, убило её на месте: этот «туз» начал с того, что двадцать пять – нереальная зарплата и он погорячился, когда звонил; может быть, когда-нибудь потом, если прибыль позволит…

– А сейчас, – сказал он, – извини, такой возможности нет. Есть шестнадцать тысяч и работа без выходных.

Минус две тысячи, плюс добираться два часа каждый день и попрощаться с выходными – это, ребята, был удар! Не… такой хоккей нам не нужен! Не дослушав, как новоявленный шеф собирался прилепить горбатого к стенке, рыдая и проклиная всё на своём пути, Даша вылетела из кабинета. Всё, доигралась! Оттуда уволилась, здесь не устроилась – жизнь удалась! Мама-а-а!!!

Прорыдав всю ночь, утром, с опухшими глазами, Даша зашла в кабинет начальника лакокрасочного: её заявление гордо лежало на столе. Если бы сейчас он просто оставил её на работе, предложив даже пятнадцать тысяч, она бы расцеловала его в дёсны и прыгала до потолка от счастья! Но на бумаге было написано совсем другое: она хотела уволиться и всё… «Поздняк метаться!» – как говорили в старину ацтеки связанным пленникам, принося их в жертву богу солнца.