Смотрю на мир глазами волка

Артист хохотнул:

— Чертова бабенка!

— Ничего. Она заслуживает пощады хотя бы за то, что шкета ее Александром кличут, как и великого Солженицина — моего кумира, — подмигнул, ухмыляясь, Генрих и снова наполнил бокалы.

Часов в восемь пришла Тамара, оживившая уже довольно крепко набравшихся и вследствие этого поскучневших ребят. Сегодня она была в желтом декольтированном коротком платье.

Теперь я смотрел только на нее, и мой восхищенно-пристальный взгляд вызвал у Тамары лукаво-снисходительную гримаску.

Наша теплая компания засиделась до позднего вечера. Когда расходились, Генрих задержал меня, покровительственно хлопнув по плечу:

— Загляни, братишка, завтра ко мне в пять. Есть для тебя приятный презент. Заслужил! Пацан ты стоящий, не то что Серый и дебильный Дантист. Нервы у тебя, что надо! Засек, как Серый в штаны наложил, когда в дверь позвонили? Дешевка! А ты не струсил, даже когда я пушку вынул. Кстати, стрелять не стал бы при любом раскладе. Я не кретин. Ну, бывай! До завтра!

При прощании Тамара, шутя, позволила мне поцеловать ей руку, и я почти перестал ревновать ее к Генриху, у которого Тамаре зачем-то нужно было еще задержаться.

Этот дом уже не казался мне таким мрачно-унылым, так как там находилась очаровательная милая Тамара.

Спускаясь по крутому лестничному маршу подъезда, старался не обращать внимания на острые кошачьи запахи и исписанные матом стены.

Вспомнив многообещающую улыбку Тамары, ее соблазнительные губки бантиком, я не сдержал счастливой улыбки, заметив которую Серый захохотал-залаял, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в перила лестницы.

— Ты чего?! — с трудом согнав с лица улыбку, я остановился.

Увидев бордовые пятна на моих щеках и сжатые кулаки, Серый вмиг заткнулся и, отводя глаза, весь напрягся.

— Просто веселое винцо у Генриха. Особенно мадера. Так и хочется со смеху лопнуть!

— А… Лады. Лопайся себе на здоровье, — щедро разрешил я.

— До встречи, Джонни!

Не ответив, я развернулся на каблуках и скорым шагом направился домой. Может, мне показалось, что вслед раздался ненавидяще-свистящий шепот Серого:

— Влюбленный сосунок! Когда-нибудь я рассчитаюсь с тобой за все!

Но оборачиваться счел не обязательным. По пути я думал о Тамаре и усердно жевал сухой мускатный орех, который мне подогнал Артист, пояснив, что тот полностью гарантирует уничтожение запаха спиртного.

7

В окна через тюлевые занавески сочились бойкие улыбчивые лучи. Я проснулся, но вылезать из уютной постели желания не было. Приятно валяться в полудреме, никуда не спешить, ни о чем не думать и наслаждаться покойной ленью.

Вспомнился один из героев Стивенсона, утверждающий, что ничегонеделанье — лучшее из развлечений.

«Он прав», — вяло подумал я, переворачиваясь на другой бок.

Мама уже ушла в школу прививать молодым оболтусам любовь к русской классике. На прощание пожелав мне не слишком перетруждать магнитофоном уши и нервы и разочароваться, наконец, в хрипло-пропитом крике моды, подразумевая вокальную группу «Одесские хулиганы».

Я лежал, смежив веки и боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть ненароком эту блаженную расслабленность.

С улицы доносились фырканье автомашин и деловитое погромыхивание трамваев на стрелках.

«Лениться, все-таки, не самое приятное занятие на свете, — решил я. — Куда лучше развлекаться с ребятами, изымая излишки у прохожих, то бишь проходимцев. Продразверстка своего рода! А совесть — давно устаревшая антикварная химера, как говорят Артист с Ницше. Первый из них дока во всем. Если б не его мускатный орех, влип бы вчера, как пить дать! Мамуля и так странно поглядела, а с запахом — вообще крышка! Тамара… Обратит вот на меня внимание, а там уж я покажу, на что способен! По крайней мере, я лучше Серого, с его вечной ухмылкой на лисьей физиономии, и Дантиста, глуповатого коротышки со слюнявыми толстыми губами».

Настенные часы пробили половину двенадцатого. В полдень была назначена встреча в парке. «Слет молодых, да ранних», — как пошутил Артист.

Я мухой позавтракал, оделся и легкой пружинистой походкой направился на место сбора. Все ребята уже были там. Возле скамейки притулился мотоцикл Жоры. Последний приветственно помахал рукой и усадил меня рядом с собой:

— Слушай сюда, Джонни! Не пора ли нам заняться серьезными делами?

— В каком смысле?

— Генрих предложил экспроприировать выручку пары магазинчиков. Ты как?

— Даже не знаю… Я как все…

— Молоток! Хватит нам кусочничать, а то мелочевка затягивает не хуже болота! Значит, сделаем так. Мы с тобой сейчас рвем к тебе. Ты садишься на «Яву», и катим сюда. Цепляем Серого с Дантистом — и на улицу Блюхера. Там, в тупичке, два магазина есть — «Мясо» и «Молоко». Тормозим у перекрестка и дальше топаем на своих двоих. Спокойненько входим. Мы с тобой в «Мясо», а Серый с Дантистом в «Молоко». Изымаем дензнаки и рвем когти на мото к центральной улице. Оставляем колеса на стоянке и исчезаем в толпе. Да, чуть не забыл. Номера заляпать до неузнаваемости и шлемы не снимать! Все ясно?

Дантист хмуро кивнул. Серый, глубоко затянувшись сигаретой, выдохнул:

— Опасное мероприятие… Жареным попахивает. Ну, да кто не рискует — тот шампанского не пьет! Согласен!

— Я как все, — невольно изменившимся голосом повторил я.

Артист, поправляя упавшую на глаза челку, провел ладонью по осунувшемуся лицу:

— Все о’кей! Приступаем к реализации!

— Я один могу смотаться за мото. Дом-то рядом.

— Не хочешь, чтоб я знал адрес, Джонни? — Глаза Жоры остро прищурились. — Не доверяешь, выходит?

— Да нет… Пошли!

Дальнейшие события промелькнули для меня, как ускоренно прокрученная пленка в сломавшемся видеомагнитофоне.

Уже через полчаса мы были на Блюхера. Оставив мотоциклы недалеко от перекрестка, прошли полквартала до торговых точек. Сначала для страховки оценили обстановку через витрины.

— Всего несколько бабенок с авоськами. Приступаем! — приказал Артист.

Покупателей в магазине «Мясо» почти не было, так как в ассортименте вместо мяса почему-то присутствовала мороженая рыба.