Смотрю на мир глазами волка
Шрифт:
— А где Тамара? Занята? — спросил Серый у Генриха, кося на меня насмешливый взгляд.
— Ерунда какая! Для меня у нее всегда найдется время. Просто она уже приелась. В «Большом Урале» подыщу достойную замену, — самодовольно ухмыльнулся Генрих. — Да и вы, мальчики, не теряйтесь. Там самая дорогая девчонка пять червонцев всего стоит. Секс — главный двигатель прогресса! И запомни, Серый, женщина, как книга. Прочтешь, она теряет всякую привлекательность.
— Но ведь есть любимые книги! — подыгрывая, вмешался Артист.
— Естественно!
Мы вышли из парка.
— Артист, я ухожу… — начал я, на всякий случай сунув руку в карман за кастетом. Но Жора меня перебил, радостно оскалившись:
— Ба! Кого имеем счастье лицезреть! Его высочество Бобер-старший, собственной персоной! Наверно, нарисовался, чтоб выразить нам свое почтительное смирение?
Бобров, видно случайно встретившийся нам, остановился и, молча, выжидающе уставился исподлобья на Артиста.
— Это один из братьев, которые нагло отказались с нами работать? — спросил Генрих с интересом, будто какую редкую инфузорию, рассматривая старшего Боброва.
— Он самый! Ну как, милейший, ты, надеюсь, искренне раскаялся в содеянном и готов по-новой вернуться в лоно нашей церкви? Не вижу что-то смирения на роже!
— Пропустите, ребята, я спешу! — сделал безуспешную попытку ретироваться Бобров.
— Ах-ах-ах, какие мы стали занятые!.. — Артист сделал едва заметное движение, и Бобров со стоном упал на колени.
«Солнечное сплетение», — догадался я.
Серый с Дантистом привычно подхватили его за руки и за ноги, поволокли жертву за парковую ограду.
— Здесь нам никто не помешает! — удовлетворенно хмыкнул Серый, вдевая пальцы в свинцовый кастет.
— Не трогайте пацана! Пусть уходит. Его право! — вмешался я в происходящее.
Серый, не слушая, с размаха ударил Боброва кастетом в челюсть. Ломая ветви акации, тот отлетел к ограде и, разлепив окровавленные губы, выдохнул:
— Падла дешевая!
Серый замахнулся снова, но я перехватил его руку.
— A-а! Сосунок! С тобой-то я не рассчитался за первую встречу! — Серый вырвал руку и ударил, метя мне в висок, но я вовремя пригнулся и с силой, в которую вложил всю ненависть, полоснул ребром ладони Серого по кадыку, а когда стал падать, пнул его в печень.
Серый тонко ойкнул и бесчувственным кулем рухнул на землю.
Бобров, воспользовавшись моментом, вырвался на улицу, сбив по пути Артиста с ног. Тот, рассвирепев, выхватил нож и хотел броситься за ним вдогонку, но Генрих остановил его, влепив отрезвляющую пощечину.
— Не будь ослом, Жорик! Мы с ним еще встретимся, и навряд ли тогда он отделается больничной койкой! Будь уверен!
— А как это понимать?! — еще не вполне охолонув, повернулся ко мне Артист. — Что ты сотворил с Серым, Джонни?
— Пустяки! — напряженно улыбнулся. — Минут через пять будет, как новенький! Кстати, Жора, я покидаю вашу теплую компанию, прощай! — резко повернулся на каблуках и пошел к выходу из парка. Заслышав
за собой торопливые шаги, вынул кастет и обернулся. Меня догнал Дантист.— Джонни, я с тобой. Будь что будет!
— Лады! Ты не так глуп, как кажешься.
— Постойте! — к нам шел Артист, его морду аж перекосило от ярости. — Вы что, донести на меня собрались?
— Нет, Жорик. Ты и без наколки спалишься, нервишки тебя опять подведут. Скорее всего, к стенке!
— A-а, понял! Схватил кусок и решил больше не рисковать? — Артист чуть не срывался на крик.
— Ты, ко всему, еще и дурак! — Я швырнул на землю смятые ассигнации. — Держи на чай, то бишь — на водку!
Жора, как я и был уверен, не побрезговав, стал собирать деньги.
— Куда двинем? — нарушил молчание Дантист, когда парк остался далеко позади.
— Не знаю… А впрочем, пойдем-ка посидим в один уютный скверик.
По дороге я купил в булочной длинный батон хлеба за двенадцать копеек.
— Ты чего? Голоден? — спросил Дантист. — Тут кафе недорогое поблизости. На углу.
— Нет, — усмехнулся я. — Просто очень вдруг захотелось совершить что-нибудь этакое…
Мы вошли в сквер. Я был сильно разочарован. Непоседы воробьи отсутствовали! Вечный закон подлости!
— Ну, да ладно! Будет воробьишкам приятная неожиданность. Сытный завтрак! — я присел на скамейку и раскрошил хлеб на тротуар.
— Знаешь, — попыхивая сигаретой, сказал Дантист. — Я уже давно хотел завязать с Артистом, да духу не хватало. А когда ты заговорил об этом, я подумал — берешь на пушку. Провоцируешь… — Дантист провел ладонью по своему свекольному лицу. — Даже не верится, что, все-таки, развязался! А здорово ты вздул Серого! Так ему и надо, шакалу!
Мне бы остаться одному, отдохнуть от впечатлений, но не мог я вот так просто прогнать коротышку, которого, как видно, никто нигде не ждал.
— Слушай, я все хотел спросить, зачем ты тогда билетами в кино торговал? Ведь бабки, как понимаю, у тебя водились. Верно?
Дантист, казалось, был сильно смущен, даже отвел глаза в сторону.
— Да. Бабки имелись. Точно. Но… не мог я на них сестренке подарок купить… Короче, не хотел, чтоб она возилась с игрушкой, купленной на эти деньги… Ворованные!
Я даже немного растерялся от такой неожиданной щепетильности и тонкости души. Мне, признаться, подобная мысль и в голову не пришла бы.
— Ну, ладно! А спекуляция билетами — чистый благородный труд?
— А что? Тут никакого обмана. Желают — берут, не желают — не берут. И, главное, никакого насилия…
Вечерело. Суетливый шум улиц начал понемногу утихать. Солнце еще не скрылось, но на темной голубизне небосвода уже угадывалась ущербная луна.
Отоспавшийся за день, свежий ветерок без дела бродил по городу, из шалости забираясь иногда в водосточные трубы и весело посвистывая оттуда, вызывая своих братьев-ветродуев на игру.