Смута

– Только не трогай мою семью! Я всё покажу тебе!

Мы сразу двинулись в сторону лестницы. Навстречу нам вышла какая-то дородная женщина, вскрикнувшая из-за увиденной картины. Боярин сразу же криком загнал женщину обратно в комнату, а сами мы двинулись вверх по лестнице. Было странно угрожать пистолем случайным людям, но пока используемый вариант действий оказался достаточно эффективным. Мы поднялись в своеобразный «офис» барина, где в углу стоял здоровенный кованный железный ящик, пользуемый здесь заместо сейфа.

– Живо открывай! – рявкнул я ему на ухо, сильнее вжимая кинжал в шею, пустив тонкий ручеёк крови.

Червонцев снял с пояса связку ключей и трясущимися руками стал всовывать ключ в замочную скважину. Наконец он смог это сделать и трижды провернул ключ в замке, после чего наконец сумел вытащить из ящика толстую книгу в кожаном переплёте, которую и протянул мне.

– Благодарю.

Вместе с благодарностью я передал ему пулю и не просто в ладошки положил, а прямо в бедро со скоростью этак в полтораста метров в секунду. Червонцев от такого подарка рухнул на землю и стал зажимать простреленную ногу, вопя от невыносимой боли. Да, это излишняя жестокость, но не мог я перебороть желание. После передачи подарка, я вынырнул из дома и рванул в сторону леса.

Глава 6. Сурский царь

Последствия нашей странной выходки я смог ощутить через два дня после нашего возвращения. Как оказалось, Червонцев понял откуда растут ноги нашей вылазки и постарался сбежать на запад, туда, где находилась граница с Орденом Толдат. Как я успел узнать, послушники в этом Ордене были фанатиками похлеще серобожников, но фанатиками до ужаса воинственными. Они исповедовали какую-то необычную радикальную форму верования в Высоких Предков со своими определёнными замахами, но Церковь на всё это прикрывала глаза, по крайней мере до того момента, пока они продолжали бороться с местными языческими племенами, оказывающими ожесточённое сопротивление экспансии любой другой религии на их земли. У местных язычников было особенное развлечение – как можно ближе подбираться к поселениям Ордена и выкладывать трупы людей в святой знак всех последователей Высоких Предков в виде квадрата заключённого в круг.

Что же касается побега Червонцева, то успехом закончится оно не смогло. Вместе со своими домочадцами и выжившими бойцами, он попытался выехать из своего имения, но на его несчастье, пересёкся с одним из царских патрулей. На тот момент, уже стало известно о преступлениях боярина, а потому он попал в опалу и с боем был взят бойцами патруля. Сдался бы он спокойно, то не пришлось бы отправлять к Тартбогу троих его охранников.

Ничего хорошего в его дальнейшей судьбе точно не было, ведь в столицу Червонцев приехал заключённой в кандалы и в кованной клетке, установленной на повозке. Нога его была перебинтована после моего выстрела и встать он не мог, из-за чего просто сидел, становясь мишенью для камней и тухлой еды. Процессия шла прямо до площади перед Приказным Городком, где я и увидел подстреленного мною аристократа. В последнее время я очень часто обитал в Городке, поскольку было необходимо составить перечень всех необходимых ресурсов для начала производства, подобрать возможное место развёртывания, а также сыскать мастеров. Всё это требовало моего постоянного присутствия, а потому прибытие пленника я умудрился застать.

Клетка остановилась на площади, но суд всё не начинался. Эта площадь вмещала в себя несколько сотен, а то и тысяч горожан, которые столпились здесь в ожидании зрелища. Мне даже стало интересно, каким же станет приговор, ведь на площади возвели только помост и без дыбы, которую обычно строили за компанию. Хотя, он человек знатный, а потому его должны были казнить не в простой петле, но я слишком мало знаю для того, чтобы делать хоть какие-то конкретные выводы.

На помост взошёл человек в чёрном балахоне, а потом наверх также затащили пленённого боярина, которого сразу же поставили на колени. Червонцев всхлипнул из-за ранения и экстренно стал выискивать взглядом помощь. Я было подумал, что теперь на помосте стоит палач, но в одно движение он скинул со своей головы капюшон и вся площадь в один момент проникновенно охнула от удивления.

Оказалось, что человек этот далеко не так прост, как мне показалось на первый взгляд. Расстояние в полторы сотни метров не позволяло детально рассмотреть черты его лица, но был он высок, хоть и не так широк в плечах, как некоторые другие суры, но в его прямой осанке было видно воспитание высоких слоёв общества. Он стоял и обводил взглядом толпу, которая роптала под взором этого человека. На его голове, волосы которой было коротко острижены, в солнечных лучах блестел золотой обод, инкрустированный множеством прекрасных топазов и рубинов, отчего было сложно даже приблизительно оценить стоимость украшения. Его чёрная как смоль борода, достигавшая груди, была также украшена несколькими золотыми трубками, разделившими бороду на три части. Даже на безымянном пальце правой руки у него было большое кольцо. Он заговорил и его властный голос, доносившийся до меня достаточно слабо, пронял до глубины сознания.

– Жители Великой Сурии! Я, властью, данной мне отцом и дедом, обращаюсь к вам! Все вы знаете, что боги дали нами свод законов, которые мы обязаны беспрекословно соблюдать, но есть люди, которые нарушают наши законы. Боярин Владимир Червонцев повинен в торговле людьми и продаже, дурманящей сознании травы. За это он должен понести наказание!

Речь прервалась и ещё двое крепких мужиков поднялись на помост, после чего принялись срывать одежду с боярина, полностью потерявшего дух к сопротивлению. Он оставался стоять на коленях, а оба помощника спустились с помоста. Царь же вытянул из ножен украшенный золотой проволокой кинжал и подошвой сапога прижал голову боярина к помосту. Поудобнее перехватив кинжал, он прижал лезвие к пояснице и надавил, пуская кровь из тела боярина. Червонцев дёрнулся, но нога царя держала его крепко. Продолжая держать боярина, царь вёл кинжалом ровно по позвоночнику аристократа, рассекая плоть и заставляя Червонцева трястись от боли. Разрезав спину боярина, он протянул руку и тут же ему передали копьё. Обычное такое копьё, ничем не отличавшаяся от других. Червонцев хоть и не видел этого, но явно всё понимал и ещё сильнее затрясся в рыдании. Схватив копьё двумя руками и направив наконечник в голову боярина, произнёс:

– Отправляйся к Тартбогу!

С этими слова царь со всей силы обрушил удар копья на голову боярина под прямым углом. Копьё с лёгкостью пробило голову аристократа и пригвоздила ту к доскам помоста. Толпа радостно взревела, крича, свища и аплодируя своему правителю. Сам же он, оставив труп боярина на помосте, степенно спустился обратно на площадь и скрылся в толпе.

– Глеб, это бы какой-то ритуал?

– Да. Рассекая кожу на спине от пояса к голове, мы выводим из тела весь дух и погань человека. Когда голову пробивают копьём, нужно обязательно сделать так, чтобы остриё пробило пол, чтобы добрый дух человека ушёл в землю, улучшая посевы, а погань человеческая уйдёт на небо для питания Тартбога. Потому нужно вбивать копьё строго прямо.

– Странная система. Я думал, что боги ваши тоже на небе живут.

– Ты прав. Почти все боги живут на небе.

– А зачем тогда погань на небо отправлять?

– Для того, чтобы Тартбог успокоился и не обрушил на наши земли свой гнев. Червонцев преступник. Тех же кто умер, не запятнав свой дух поганью, тот будет просто сожжён и его дух отправился к богам в лучший из миров.

– Интересная у вас система…

– Об этом лучше спрашивать у жрецов. А пока пойдём в Царские Палаты – государь хочет тебя видеть.

Мы двинулись в сторону городского кремля, чьи стены казались ещё более неприступными, чем древние стены Орлаёна. Пропустили нас внутрь практически без проблем, хоть и пришлось немного поконфликтовать с кремлёвской охраной, поскольку меня не хотели пропускать с пистолем. Пришлось нам с Глебом совместными силами убеждать охрану, тыкая им в лица грамотой. Только после того, как они с нескольких ракурсов рассмотрели царскую печать, то только тогда охрана разрешила нам пробраться в столичную крепость. Впрочем, их можно было понять, ведь они охраняли жизнь и покой первого человека государства.

Когда мы оказались внутри, то пришлось остановиться. Глеб вытянул из-за пояса чёрную широкую и плотную ленту, которую протянул мне. Объяснять мне ничего не пришлось и я сам повязал ленту себе на глаза. Причем, ленту повязал я ответственно, чтобы ко мне не было вопросов. Ткань была и вправду очень плотной, отчего ни один луч не проникал на мои глаза. Разоружать Глеб меня не стал, оставив на поясе кобуру и мою саблю. Взяв меня мягко за локоть, он повёл меня вперёд, предупреждая о каждой ступени, встречном человеке и пороге на нашем пути. Вёл меня он долго, постоянно поворачивая, поднимая и спускаясь, отчего я полностью запутался, ведь пытался на всякий случай запомнить маршрут возможного отступления. Наверняка именно этого Глеб и добивался, а потому ничему удивляться не приходилось. В конце концов, после двух десятков минут плутания, меня остановили и наконец стянули повязку с глаз.