Смута

Кочевник, осознавший всю бессмысленность своей одинокой борьбы, попытался было скрыться в одном из зданий деревни. Я выхватил пистоль, надеясь прекратить его жизнь, но пуля ушла ниже, вырвав из его ноги кусок кровоточащей плоти и тот смог скрыться за домом.

Внезапный удар кавалерии оказал крайне смертоносный эффект, налетев на кочевников словно ураган. Я срубил одного из них, лишив того половины лица, практически сразу меня выбило из седла прилетевшим в кирасу дротиком. Удар оказался серьёзным и не будь на моей голове шлема, то сотрясение было бы обеспечено, но так мне удалось отделаться только вылетевшим из лёгких воздухом. Мгновенно вскочив, я почувствовал себя на ногах куда увереннее и сразу схватился за пистоль. Кочевник, взобравшийся на поленницу, уже натягивал свой рекурсивный лук, желая поразить одного из подконтрольных мне солдат, когда в его грудь ударила выпущенная пуля. Она вылетела из его спины вместе с красным облачком из крови и дроблённых костей. Степняк рухнул на спину, обрушивая до того ровные ряды нарубленных дров, заботливо уложенных кем-то из деревенских. На этот грохот из дома, подле которого я стоял, вырвался кочевник, уже заносящий для удара свою саблю. Вырвавшись из дома, он попытался срубить мою голову одним широким ударом по шее, но я отшагнул назад, пропуская клинок перед самым лицом. Этот кочевник, судя по отсутствующим порткам, до того занимался не самым потребным делом, а потому только наталкивал меня на применение «грязных» приёмов, которые в высшем обществе посчитали за оскорбление, но уже слишком они были эффективны. Пока харисиндец незатейливо замахивался для второго удара, я одним широким шагом сократил дистанцию и молодецки ухнув, впечатал носок кавалерийского сапога прямиком в его промежность, полностью аннулируя его способность к воспроизведению. Кочевник ожидаемо упал на землю от пронзившей всё его естество боли, после чего был добит мощным ударом по голове, расколовшей его черепушку надвое.

Понимая, что этот урод мог делать нечто крайне печальное, я рванулся в дом, из которого он только что выбежал. Внутри обнаружилась заплаканная женщина, жмущаяся в углу дома. Я быстро осмотрел дом в поисках нового противника, но таковых не обнаружил, а потому спросил у женщины:

– Этот не успел? – произнёс я, подразумевая свежеубитого харисиндца.

Женщина отрицательно помотала головой, признав родной сурский язык и я вернулся на улицу, видя, как выданная мне сотня учиняет бойню степнякам, явно не готовым к такому серьёзному ответу от казавшихся ослабшими суров. В поле очень может быть, что кочевники смогли бы измотать тяжёлую наёмную сотню, но в бою в поселении их лёгкие воины, не привыкшие сражаться пешими, ничего не могли сделать моим воинам. Тех, кто сдавался, оттаскивали в сторону, а иных изрубали в мелкую крошку тяжёлыми мечами. По времени бойня заняла меньше часа, и большая часть кочевников лежала на земле мёртвыми. Несколько степняков успели отступить на из поселения, но их было слишком мало по сравнению с павшими в битве.

Победа была серьёзной, хоть и количество степняков было серьёзно меньше моей сотни, но одна единственная схватка показала Могуте, что на меня можно рассчитывать, а потому ещё две долгих недели мне и моей сотне без устали пришлось вырезать просачивающихся через Засечные Черты грабителей-кочевников. Каждая битва оказывалась кровавее предыдущей, а потому биться сражаться с применением всех навыков. Слоланды показали себя отличными рубаками и, хоть наше взаимодействие было затруднено разницей в языках, но бились как звери, ничуть не уступая ни ларингийским рыцарям, ни моим ветеранам-страдиотам, ни сурским конным ратникам. На каждого моего воина приходилось по три, а то и четыре убитых и пленённых харисиндца, но даже так к концу второй недели в ходе изматывающих боёв я умудрился потерять треть воинства, ведь далеко не каждый бой складывался также удачно, как в первой схватке. От такой службы я не жаловался и даже радовался, хоть и получил парочку новых шрамов, но главным был тот факт, что не пришлось проливать сурской крови.

В конце концов, после трудных битв с харисиндскими налётчиками, меня и всех воинов срочно вызвали в Красноречинск. Было похоже, что за две эти недели, Могута наконец собрал все лояльные себе силы и был готов бросится на север. Меня это сильно напрягало, ведь я ни на йоту не приблизился к человеку, что носил имя старшего брата сурского царя, а это значило, что придётся срочно форсировать происходящие события.

Глава 17. Засада

Я с детства любил наблюдать за разного рода парадами. Я обожал смотреть на храбрые лица солдат, разглядывать оружие войны и воображать, как армии топчут своих врагов, не встречая даже малейшего сопротивления. Но сейчас всё было иначе. Я как раз таки успел на этот своеобразный парад лояльных Могуте сил. Он и окружавшая его "Пятибоярщина", как я назвал собрание якобы «нашедших» его бояр, действовали неожиданно быстро, не в пример того, как делал это Владислав, до сих пор чего-то ждавший. Естественно, свежих вестей из столицы у меня не было и быть не могло, ведь нельзя было просто так вытянуть телефон и посмотреть, что происходит на другом краю мира или даже страны. Хотя, уже несколько недель не было даже весточки о том, что хоть какие-то силы Владислава готовы выступить противодействием мятежникам, бывшим сейчас на пике своих сил и уверенности. Моё ухо успело даже уловить слухи, что Владислав находится в оцепеняющей панике перед старшим братом, который обязательно восстановит справедливость и скинет того с сурского трона. Другие вовсе говорили, что Владислава убили верные Могуте люди в Ратиборске, и сейчас все крепости на пути южного воинства приветливо откроют свои ворота пред настоящим властителем.

Верил ли я этим слухам? Ни одному звуку. Я хоть и знал сурского царя не то, чтобы очень долго, но он точно был человеком расчётливым и способным к правлению, а потому абсолютно точно сейчас жив и ждёт времени для выступления. Даже если кто-то попытается напасть на царя, то его телохранители из "медведей" порвут на британский флаг любого, если каждый из них хоть на толику столь же верен сурскому государю, как верен своим друзьям Сезар. Этот бородач, когда я ещё не был ему командиром, бросался спасать меня от ночных разбойников, хотя и сам мог положить свою голову в худшем из сценариев. Впрочем, этот самый сценарий вряд ли бы развился, ведь в боевых качествах "медведей" мне удалось убедиться сполна. Да, хотелось бы мне сейчас иметь рядом с собой хотя бы одного из собственных воинов, чтобы можно было опереться на крепкое дружеское плечо.

Что же касается войск Могуты, то они разделились на три практически равные части. Сделано это было для того, чтобы начать наступление по всему «фронту», да и мятежникам играл на руку тот факт, что основные фортификационные сооружения останутся за их спиной, а потому серьёзных крепостей на пути их следования не должно было встретится. Я же, с остатками переданной мне сотни, был отправлен в третью из армий мятежников, которой было приказано продвигаться по левому берегу реки Ярык. Здесь были сосредоточены наименее боеспособные части мятежников. Что же касается количества, то в этой армии сейчас было чуть более двух тысяч человек, состоявшая из наёмников и самых бедных из бояр. Ещё по меньшей мере полторы тысячи человек должны были присоединиться к нам по дороге. Пожалуй, единственным отрядом, что мог назваться боеспособным, так это две сотни царского охранения Могуты, состоявших в большей части из воинов боярина Звяга.

Честно говоря, этот вынужденно молчаливый аристократ пугал меня больше других. Несмотря на то, что он не мог говорить, один его взгляд заставлял тело покрываться тысячами мелких мурашек, что носились с загривка до пят. Как мне стало известно, Звяг был человеком, род которого веками богател на том, что многие другие суры презирали, а где-нибудь в Ларингии и вовсе можно было бы лишиться головы. Род Ростовищских поднялся на ростовщичестве, держа один из немногих и по совместительству самый крупный банк во всей Сурии. Многим жителям страны это не нравилось, ведь ростовщичеством можно было разгневать богов, а потому поговаривали, что это боги отняли у Звяга возможность говорить, а потому его имя звучало ещё забавнее.

Вот только отсутствие возможности говорить ни коим образом не мешала Звягу вести за собой почти две сотни воинов, каждый из которых снаряжен по последнему слову сурского военного дела. Одни только их рекурсивные луки стоило целое состояние, а уж о превосходной броне, сбруе коней и остальном оружии даже не стоит говорить. Если он способен из своей собственной казны снарядить царскую гвардию первоклассными ратниками, то трудно было представить, насколько же богат его род. Заведено стало даже мне, хотя моё собственное снаряжение тоже стоило немалых денег. Захотелось оттяпнуть из его казны немалый кусочек на свои нужды, но это желание ушло на второй план и померкло в тени возложенного на меня задания.

Мне до сих пор нужно было подобраться к Могуте, но дело шло со скрипом. Причиной этому был Звяг. Свою немоту он с лихвой компенсировал умом и осторожностью, которой хватило бы на десятерых. Боярин напоминал мне осторожную рысь, которая просчитывает будущее на несколько десятков шагов. Живи Звяг не на излёте средневековья, а в веке этак двадцатом, то из него точно вышел бы хороший шахматист или глава какой-нибудь конторы на манер ФСБ. Не смотря на свой недуг, он не только лично командовал царскими телохранителями, но и всей многочисленной свиты самоназванного монарха. К шатру царя Могуты был допущен только узкий круг людей и даже на привале палатки остальных людей располагались на значительном расстоянии от царской, вокруг которой псами рыскали его телохранители. Невозможно было просто подойти к царю и поведать ему новость или доложится о ситуации в войске - вся информация должна была проходить через Звяга. Что было особенно важно, так это тот факт, что мой отряд отправили в арьергард, а впереди поставили проверенных людей, но легче вооруженных ратников, хотя на них мог обрушиться самый тяжёлый удар. Похоже, не смотря на привычку жертвовать наёмниками как расходным материалом, боярин не очень доверял перебежчику в моём лице, видимо полагая, что я могу завести всю западную группу в засаду. Хотя, спланировать засаду было бы сложно из-за того, что это направление считалось самым спокойным за счёт большого количества лояльных Могуте людей. Собственно, именно потому Могута и передвигался именно с этой армией.

Впрочем, ни один человек не мог рассчитать всё до последнего элемента и Звяг не был исключением. Несколько дней наша армия шла без особенных проблем и даже пополнялась новыми людьми, но наш спокойный путь прервал лес. Я слишком хорошо помнил опыт римских легионов под руководством Квинтилия Вара в Германии, а потому каждый раз, как только мы приближались к абсолютно любому лесному массиву, то моя нервозность повышалась в разы. Радовал лишь тот факт, что я нахожусь в относительной безопасности в окружении воинов.

Мы успели углубиться в лес на добрый десяток километров, и я уже успел успокоить страх внутри себя, но слуха достиг страшный звук, заставляющий сердце замереть на мгновение – треньканье отпущенной тетивы. Время застыло, потянулось будто переваренный кисель, и я буквально по кадрам увидел, как тяжёлый арбалетный болт ударил в висок скачущего впереди меня воина. Калёный четырёхгранный наконечник промял металл шлема и вошёл в череп всадника, оставив снаружи только окровавленное оперение. От переданного ударом импульса, конник стал заваливаться набок, выпадая из седла. Ноги его запутались в стременах из-за чего он ударился об землю, но испуганный конь понёс тело своего хозяина дальше, прокапывая толстую борозду тяжёлым одоспешенным телом. Дальше начался форменный хаос. Засада была организованна грамотно, ведь колонна подверглась нападению сразу на «голову» и «хвост», из-за чего вся попавшая в лес армия была парализована. Со всех сторон в колонну полетели болты и стрелы, а пение тетив слилось в похоронный марш.