Смута
Шрифт:
– Можно присесть, Борис Аркадьевич?
– Садитесь. Мы знакомы?
– Нет. Меня зовут Виолетта. Теперь знакомы. Я к вам по делу.
– Слушаю вас.
– Мой муж в римской тюрьме. Его надо вытащить в Россию.
– Во-первых, я уже веду дело и не могу выехать в Италию. Во-вторых, я адвокат дорогой.
– Знаю. Я согласна на все ваши условия.
Она уселась в кресле удобнее, юбка с разрезом натянулась, открывая ноги цвета слоновой кости много выше колен.
– Этот номер со мной не пройдет, Виолетта. Я – импотент.
– Борис Аркадьевич! – укоризненно произнесла
– Вы ее не потянете.
– Назовите сумму. Чтобы хватило на вашу голубую мечту.
– У меня нет голубой мечты.
– А фрегат?
Кузнецову с трудом удалось сохранить невозмутимость. Это ему сон однажды приснился: среди береговых сосен фрегат с шикарными каютами, командирским мостиком и слугами-матросами… Даже Вовочке он об этом не рассказывал, только секс-секретарше – под утро, когда они впервые остались в его новой квартире. Ай да Лилечка, ай да тварь!
Он пристально оглядел посетительницу.
– Миллион зеленых вам по силам? – Кузнецов намеренно завысил в несколько раз сумму гонорара.
– По силам. В мешке или на счет в Швейцарии?
– Две трети в мешке.
– Хорошо.
– За что муж угодил в римскую тюрьму?
– Не знаю. – Юбка теперь открывала лишь колени.
– В России он в розыске?
– Нет.
– Работает на мафию? На кого-либо там? – показал глазами вверх.
– Пока без ответа.
– Куда вы еще обращались?
– Никуда.
– Как давно он в Италии?
– Вторую неделю. По документам он греческий подданный. И по национальности – грек. Родился в Сибири. Жил до последнего времени в Москве.
– Ваш брак зарегистрирован?
– Если необходимо, принесу свидетельство о браке. Так вы беретесь?
– Лучше сделайте, коль вы всемогущая, чтобы его здесь объявили в розыск.
В этот момент дверь в палату распахнулась. Надежда Васильевна окинула комнату подозрительным взглядом.
– Ничего не понимаю, Борис Аркадьевич. Вы должны выписываться в пятницу. А сейчас главврач распорядился облагородить ваш рот к 11 утра завтра. И сразу – на выписку. Через полчаса в процедурный кабинет! – и вышла.
– Она неравнодушна к вам, господин адвокат, – улыбнулась Виолетта. – Не потеряйте бдительность.
– С вами же я не потерял бдительности. И договоримся так. Если я возьмусь за ваше дело, вы будете со мной полностью откровенной. Главное – не врать.
– Разве я врала?
– Вы – не жена человека из римской тюрьмы. И даже не любовница. Слишком деловиты для близкого человека. И поторопились выставить напоказ свои прелести.
– Извините.
– После возвращения из Эстонии жду вас или того, кто вас послал, в офисе.
«Да, не ко времени этот процесс в Эстонии, – подумал Кузнецов, когда посетительница покинула его палату. – За такой гонорар он готов хоть завтра вылететь в Рим. Но пресса уже раструбила про русскоязычную общину и о его согласии взять защиту ее руководителя на себя…»
Через час Виолетта встретилась с Пилотом. Крупным гребнем стала расчесывать свои роскошные волосы над белым листом бумаги. Оттуда скользнул микродиктофончик в форме утолщенной спички.
– Хреновая
из тебя артистка, – сказал Пилот, прослушав запись. – Только и умеешь ноги задирать да губами чмокать. – Идем к Тузу…– На хрен ему вперлась та русскоязычная община? – спросил Туз.
– Реклама – двигатель адвокатского прогресса, – откликнулся Череп.
– Сколько он пробудет в Эстонии?
– До суда шесть дней, – начал высчитывать Череп. – Потом, может быть, «на доследование» в связи с открывавшимися обстоятельствами, волокита, в общем.
– Это нам не подходит, – сказал Туз. – Пилот, сделай, чтоб никакой волокиты не было.
– Я не Бог, – ответил тот. – Сделаю, что смогу.
Была у Пилота в Таллине агентура, но давняя. Самая способная – Рита с третьего курса инъяза. Были еще бухгалтер из совета министров республики и бармен из «Старого Таллина». Пойдут ли на контакт бывшие агенты, если они на месте – не известно.
– Дам тебе, Пилот, наводку на Учителя. Найдешь его в Риге, – проговорил Туз. – Смотрит за всей Прибалтикой. Кентовали мы с ним. Потом я его короновал. Передашь маляву от меня. Его котелок любую кашу сварит.
– Без нужды лезть к нему не стану. А понадобится – обращусь.
Белого Пилот с собой не взял, хотя по первости и намеревался. Наследил Белый в Эстонии. Зарядил на адвоката бывшего капитана Феоктистова, которого братва знала по кличке Рыбак. Сам вылетел на сутки раньше.
Он был в Таллине дважды. Впервые – еще в мирное время, в десятисуточном отпуске. Второй раз – во время перестроечных событий, когда Меченый заявил, что понятия не имеет, каким образом в Таллине оказались спецподразделения. А ведь ребят кинули туда с его благословения…
Город показался Пилоту незнакомым. Он неторопливо шел по улице, в плаще, в строгом костюме, с тростью, стараясь скрыть выправку военного. Трость была сделана по спецзаказу: стоило сдвинуть на внутренней стороне фигурной ручки сучок-рычажок, как из торца стремительно вылетал острый стилет.
Бар «Старый Таллин» он нашел без труда. Погребок был тих и уютен. Заказ Пилот сделал на немецком, которым владел в совершенстве. Официант в белоснежной манишке понял его. Через две минуты появился, неся поднос одной рукой на уровне подбородка.
– У вас ничего не изменилось с тех пор, как я посетил ваше заведение, – сказал Пилот.
– Давно это было? – осведомился официант.
– Во времена оккупации русскими. Тогда бармен был другой.
– Он был агентом КГБ и поплатился за это.
– Справедливо, – равнодушно бросил Пилот…
Домашние телефоны бухгалтера и Риты он помнил наизусть. По первому ответил незнакомый мужской голос. Услышав имя бухгалтера, запнулся на какое-то время и стал усиленно приглашать в гости, объяснив, что хозяин сейчас появится.
– Иду, – ответил Пилот и быстро зашагал прочь от телефонной будки.
Значит, и этот спекся. Да и не могло быть по-другому, если все спецархивы попали в руки политической полиции. Хорошо, что он нигде документально не засветил Риту. Берег для особого случая, который так и не представился. Даже конспиративную квартиру успел переписать на нее.