Смута
Шрифт:
Он взялся за бутылку. Кузнецов прикрыл свою чашку ладонью:
– Мне хватит, Саня. С утра работать.
– Я и говорю: чиновник – человек подневольный. Ни налево, ни направо.
Сосед выпил свой коньяк. Вылил в свою чашку кузнецовские остатки.
– Давай, Боря, укладывайся. Успеешь соснуть до Москвы. А я посижу…
Кузнецов уснул, и сон его был глубок, как артезианский колодец. Он не слышал, когда сошел в Бологом рубаха-парень Саня Феоктистов. Тем более не предполагал, что тот, ступив на пустынную платформу, быстренько набрал московский номер дежурного по бункеру:
– Докладывает Рыбак. Объект
Ленинградский вокзал встретил Кузнецова колготней и прилипчивыми таксистами. Встречавший его шофер Миша подхватил пузатый портфель, и они зашагали к автостоянке.
– Доброе утро, Борис Аркадьевич!
Перед ним собственной персоной объявился Юрий Сергеевич, свежий, гладковыбритый, будто и не провел ночь за рулем. Взял Кузнецова за локоток:
– Прошу вас ненадолго в мой лимузин…
Сели на заднее сиденье. Хозяин захлопнул дверцу. Раскрыл папку.
– Это бланк договора на юридическое обслуживание «Нордбанка». Подписи и печати на месте. Срок действия не ограничен… Заполните свою половину и подпишите… Документы по Акинолосу вам вручат перед отлетом. Кроме того, что вы упомянули, даю вам информацию из досье. Запас карман не тянет, верно?
Кузнецов не ответил, ожидая продолжения.
– И вот вам телефончик. Когда Акинолосу понадобится официальное сопровождение в Россию, позвоните. Сопровождать его будут люди из МВД. Свой билет выкупите в депутатском зале. Место переводчика – в соседнем кресле. О вашем приезде римский трибунал поставлен в известность инстанцией самого высокого уровня… У вас вопросы есть?
– Нет.
Шофер Миша ждал его у открытой дверцы джипа.
– Домой, с заездом к Вовочкину…
Дверь открыла Наталья Марковна. Увидев Кузнецова, всплеснула руками.
– С приездом, Борис Аркадьевич! Ох, не права я была, когда отговаривала от эстонского дела…
– Как себя Вовочка чувствует?
А тот сам появился в дверях, в халате, из-под которого выглядывали мосластые ноги.
– Нормально, – ответил Вовочка.
– Что стряслось с тобой, сыскарь? – спросил тот.
– Н-не знаю. Черная дыра в памяти.
– А до черной дыры?
Они прошли в комнату. Вовочка сел на диван.
– Меня вытащил из постели банкирши мужик с морщинистой мордой. Тот, которого я срисовал в Лихославле. Сделал меня, как сопляка. Потом отвез в какой-то бункер без окон… Очнулся дома. Моя пушка на стуле рядом. Но живой, как видишь.
– А сейчас как самочувствие?
– Нормально.
– Ладно, отлеживайся и приходи в норму…
Дома Кузнецов первым делом прошел в свой кабинет. На столе стоял дипломат с цифровым кодом. В нем лежали двадцать упаковок по десять тысяч зеленых. «Нордбанк» не жадничал, авансировал с размахом… Он с удовлетворением перебрал пачки и видел мысленно дачный фрегат среди береговых сосен.
И все же чего-то ему недоставало. Чего? И вдруг понял. Кузнецов вытащил одну пачку, разорвал упаковку, бросил в ящик письменного стола. Дипломат захлопнул, сунул под диван. Взял телефонную трубку и набрал номер.
Надежда Васильевна оказалась дома. Похоже, она обрадовалась его звонку.
– Я уже читала, Борис Аркадьевич, как вы провели процесс в Таллине…
– Надя,
мне надо вас срочно увидеть, – прервал ее Кузнецов, – берите такси и приезжайте ко мне, адрес… У меня очень мало времени. Вечером улетаю в Рим. Первый правый подъезд от арки. Дверь металлическая. Код… Жду. – И отключился.Он почему-то был уверен, что она приедет. Принял душ. Побрился. Натянул легкий спортивный костюм. И стал ждать…
Встретил ее в дверях.
– Здравствуйте, – неуверенно произнесла она.
Он не ответил. Закрыл дверь на засов. Повернулся к ней. В глазах ее плавала растерянность. Коснулся бровей, щек. И обнял.
– Не надо, – прошептала она.
Но когда он нашел ее губы, сама обхватила его шею руками. Плащ ее остался лежать у порога, шляпка – на телевизоре в холле. От сапог он ее освободил, когда занес в спальню. А дальше все провалилось в небытие.
Потом они сидели за столом и пили кофе.
– Я должен через полчаса поехать в офис, – сказал он.
Прошел в кабинет, достал из ящика стола стопку зеленых и запасные ключи. Вернулся. Положил перед ней на стол.
– Деньги и ключи от квартиры. Я научу тебя, как открывать дверной замок.
Она вспыхнула, глянула на него в упор.
– Я ничего не возьму, Борис Аркадьевич. Боюсь, что мы не поняли друг друга.
– Не надо отчества, Надя. Забирай дочку, и переезжайте ко мне. Чувствуй себя здесь хозяйкой.
Кровь отлила от ее лица. В глазах появилось смятение, но она не отвела их.
– Это что, Борис, официальное предложение руки и сердца?
– Так точно.
– Давай отложим все до твоего возвращения…
Римские «каникулы»
Председателем Римского трибунала оказался низенький, тучный и улыбчивый коротышка, весь светившийся доброжелательностью. Он усадил Кузнецова в кресло у приставного столика, сам втиснулся в такое же кресло напротив. Переводчик не понадобился, трибуналец сносно говорил по-русски, хотя совершенно игнорировал падежные окончания.
– Что будет выпить, синьор Ухано? – щелкнул себя по горлу.
– Кофе, – ответил Кузнецов.
Коротышка сделал удивленное лицо.
– Русский мужик любить водка. Большой смертный доза.
– Я не пью на работе спиртное.
– Это есть хороший правило.
Острогрудая смуглянка вкатила в кабинет столик с узорной бутылкой в центре, бутербродами и кофейником. Разлила кофе по крохотным чашечкам.
– Москва – криминал-город, – сказал итальянец, отхлебывая кофе. – Перестройка есть криминал-демократия.
– Увы! – согласился Кузнецов.
– Русский мафия имеет длинный рука и нога.
– Итальянская – тоже.
– Наш мафия Россия нет. Ваш есть Европа. Есть Италия.
– Вы имеете в виду Акинолоса?
– Нет. Акинолос греческий.
– По национальности он грек. Но является российским подданным.
– Он говорит, что есть греческий подданный. Документы – Греция. Имеет маленький недвижимость Кипр.
– Его документы – фальшивка, – продолжил Кузнецов, раскрывая папку, врученную ему перед отъездом Юрием Сергеевичем. – Вот фотографии его родителей. А это – его две фотографии: после окончания школы и во время службы в армии. Это – дом, где он родился и вырос, в сибирском селе Уваровка.