Снайпер

Он взмахнул рукой, подчеркивая серьезный характер намерений, и замолчал. Оператор Витя отошел, дал крупный план котлована, кучки жильцов и надвигающегося железного монстра.

Фридман стоял, опустив скрипку: играть сейчас было бесполезно; на открытом пространстве при таком громе звуки не могли оказаться полноценными, вместо мелодии получилось бы жалкое кваканье. А он не мог казаться жалким. Его музыка должна была поднимать.

Проехав несколько метров, тракторист остановился. Сбросил обороты и высунулся из кабины:

– Эй, мужик!!! Убирай свою тачку!

Юра не ответил. Лишь по желвакам, что забегали на его щеках, стало ясно, как напряжен этот мужественный и неглупый человек.

– Ты, мужик, оглох, что ли?!

– Может, ты и мужик, – отчетливо произнес майор, наконец обернувшись.

– А я человек. И жилец этого дома.

– А мне по хрену, человек ты или жилец. Убирай свою гребаную машину, мне сваи надо бить.

– Все сказал? – уточнил майор.

Тракторист не ответил.

– А теперь послушай, что я тебе скажу. Забивка свай незаконна. Твой застройщик «ИКС» не имеет на это разрешения и тем самым нарушает кодексы. Мы выставили пикет. Можешь вызывать свое начальство, мы не сдвинемся с места.

Подтверждая слова, Юра забрался в свою машину.

Тракторист вылез из агрегата и пошел в бытовку. Вероятно, звонить прорабу. Двигатель продолжал тихо постукивать. Из оврага веяло прохладой.

– Гена! – крикнул майор. – Возьми ключи и спрячь. И не отдавай им, обыскивать тебя вряд ли будут.

– Кому – «им»? – не понял Савельев, приняв брелок с ключами от машины.

– Не знаю. Но… чувствую. Тут заварится каша. Мы вступили в войну, – повторил Юра. – И заранее уже ничего нельзя предугадать.

Майор поднял стекло, оставив узкую щель, и защелкнул дверцу изнутри. Он забаррикадировался, как в танке, чтобы никто не смог вытащить его из машины. А саму машину было невозможно отогнать в сторону, поскольку ключи спрятал Геннадий.

Все было готово к схватке.

Осенняя сырость текла через овраг из леса, да и котлован, хоть и вырытый достаточно давно, нес запах влажной земли. Фридман окинул взглядом собравшихся. Мужчин собралось мало; в толпе преобладали женщины. Замученные, истрепанные жизнью – в простой домашней одежде. Кто-то держал за руки детей, которых было не с кем оставить в пустых квартирах.

Женщины. Дети. Несколько растерявшихся безработных мужчин. Мирные люди. Стронутые с насиженных мест под угрозой захвата жизненной территории.

И угрожающе, хоть и тихо, грохочущий дизель агрегата. Который прижал их к краю котлована – словно к свежему рву. И стоял, постукивая, ожидая, когда все будет закончено. И можно будет двинуть…

…Чем двинуть – это же не бульдозер, а огромный сваебойный молот на тракторном ходу?!..

…Двинуть и засыпать ров. Кое-как, оставив торчать из него скрюченные руки. И ноги в старых, заштопанных колготках и не успевших свалиться тапочках…

Фридману стало холодно в области сердца.

Он никогда не ощущал себя евреем – не чувствовал себя вообще ни кем. Но, видимо, генетическая память миллионов уничтоженных собратьев по отцовской крови в нем жила. Потому что всколыхнулась с неожиданной и страшной силой.

И сейчас Фридману вдруг показалось, что на краю этого котлована стоит не просто их дом.

А сами жизни, готовые оборваться под натиском злобной бесчувственной силы…

И вскинув скрипку, он наконец заиграл.

Не тему из «Ромео и Джульетты». Вообще не пьесу из классики – классика, сколь бы совершенной ни была, подходила к оркестровой яме оперного театра, а не к яме в земле, напомнившей свежеподготовленную братскую могилу.

Фридман заиграл еврейскую песню про Иерусалим. Которую запомнил случайно, однажды исполнив по нотам в синагоге для делегации из этого города. Песня была на иврите; он же не понимал даже некогда расхожего в диаспоре идиш – но приезжие евреи знали слова и подпевали стройным, мощным хором. И он сам ощущал сильную патетику непонятных слов, которые он, как ни странно, помнил наизусть, хотя и понимал лишь повторяемое на разные лады название города: «Ерушалаим, Ерушалаим, Ерушалаим…»

…Йерушалаим шель заhавВэ-шель нэхошет вэ-шель ор…

Песня шла в мажорном ладу. Однако благодаря богатой модуляции, музыка звучала высоким трагизмом, отчаянием и гибелью. И в то же время в ней было нечто, заставлявшее развернуться, приподняться с земли… И податься вперед… Вперед – хоть под гусеницы трактора, хоть под пули. Но с надеждой в последние секунды все-таки увидеть утраченный Иерусалим…

…hало лехо-оль ши-ираихани кинор, ани кинор…

«Ани кинор», – вдруг вспомнил он. – Раввин говорил, что эти слова означают – «я твоя скрипка». Я твоя скрипка, золотой Иерусалим…

Я – твоя скрипка, мой поруганный дом…

Музыка несла его вместе с горсткой соседей, наполнила силой и мужеством, каковых он прежде не в себе не ощущал.

И Фридман даже не испугался, когда на площадке, резко затормозив и подняв тучу песка, остановился «УАЗ», из которого выпрыгнул человек в милицейской форме.

Он только подумал, что «ИКС» купил даже милицию, которую, вероятно, рабочие вызвали вместо начальства.

– Что за толпа?! – сходу заорал милиционер с четырьмя звездочками на погонах. – Немедленно всем разойтись и очистить стройплощадку!!!

– А где ты видишь стройплощадку, к-капитан! – по-командирски грозно проревел из машины отставной майор. – Где?! На стройплощадке должна быть табличка с указанием заказчика, подрядчика, прораба и телефона вышестоящей организации! Здесь ничего нет! Строительство ведется пиратским способом. Это не стройплощадка, а дворовая территория. На которой я могу поставить свою машину и собрать своих соседей. Этого мне никто не запретит, понял?

Милиционер выслушал молча. Он, кажется, не ожидал четкой отповеди. Вероятно, юрист Саша заранее научил Юру, что надо говорить.

Произошла заминка. Капитан в серой форме поднял рацию, потом передумал говорить и полез обратно в машину. Неужели все решалось так просто?

Фридман сыграл «Ерушалаим» еще раз, когда в раскрытые сетчатые ворота влетела еще одна милицейская машина, теперь уже с гербом охраны. Отворив сразу все четыре дверцы, из нее вывалились еще милиционеры.

Эти были молодые. В касках и различимых под формой бронежилетах. С дубинками. И даже с автоматами.