Снег как пепел

— Сядь. — Ирод снова бьет меня рукоятью. — Мы почти на месте.

— Сядь, — хрипло передразниваю я. — Легче сказать, чем сделать.

Но после очередного удара я все же сажусь.

Эйбрил лежит в северо-западной части Спринга, ближайшей к Винтеру. Поблизости нет ни деревенек, ни других поселений. Лишь изредка попадаются засеянные поля. До смешного мирный пейзаж для отнюдь не мирного королевства.

Небольшая группа вооруженных людей у моей клетки сходит с тропы на широкую дорогу, идущую через лес. Перед нами вырастают стены Эйбрила — черные громады за розово-белой красотой деревьев, отбрасывающие на окружающие земли тень. Продвинувшись еще немного вперед, мы попадаем в город через ворота. Я напряженно осматриваюсь, подмечая малейшие детали, чтобы не потерять голову от растущего внутри ужаса.

Знамена Ангры свисают со зданий. Высокие строения отбрасывают наводящую ужас тень. Мы проезжаем, и из грязных окон высовываются головы, в дверные щели подглядывают люди, но я не вижу жителей на улицах и не слышу городского шума. Такое ощущение, что они все мертвы.

Мы пересекаем мост, и нам встречаются более красивые и ухоженные здания: чистые окна, покрашенные стены. На улицах встречаются прохожие, усмехающиеся при виде пленницы-винтерианки — еще одного проявления могущества их короля. «Страх сродни семени — если посадил, то он будет только расти», — возникает в памяти голос Генерала, и я стараюсь не бояться.

Дорога заканчивается перед черными железными воротами. Солдаты вышагивают по стене и оглядывают нас из башен: наглядный образец того, что Спринг — королевство, порожденное войной. Мы проходим в ворота и оказываемся на огромном зеленом дворе, тянущемся до самого дворца из черного обсидиана. Даже отсюда мне видна цветная гравировка на камне: зеленые лозы и цветы желтоватого и розового оттенков. Цветущая во тьме весна. Печальное и поэтичное олицетворение этой земли.

Ворота закрываются за нами, и Ирод кивает солдатам. Я сдерживаю готовый вырваться стон, когда они вытаскивают меня наружу. Хороша же я, подпираемая с двух сторон солдатами Ангры, беспомощная, бесполезная и одинокая.

В кармане все еще лежит кусочек лазурита. Кусочек Винтера. Я выпрямляюсь, морщась. Пусть я и одна, пусть нет в лазурите ни капли магии, но я не слаба. Мы начинаем идти, и что-то звякает справа от меня — с таким звуком лопата ударяется о камень. Ирод кривится, и я резко оборачиваюсь на звук. Лучше бы я этого не делала! Лучше бы и дальше смотрела вперед, позволяя себе впасть в тупое оцепенение из-за тревожных мыслей об Ангре. Справа от меня, в саду, солдаты Спринга стоят на страже у груды серых кирпичей, а рядом с ними — по грудь в земле — винтерианцы со слипшимися от пота и грязи волосами, с бледными изможденными лицами. Удивительно, как их костлявые руки еще в состоянии держать лопаты, не то что накопи настолько худы и хрупки, что их можно принять за призраков.

Мне не хватает воздуха, хочется закричать им, подбежать к ним, спрятать в безопасном месте. Но я лишь слабо хриплю. Одна винтерианка перестает копать. Она поднимает голову, и когда наши взгляды встречаются, ее измазанное в грязи лицо проясняется. Этот луч света, вспыхнувший в покрытом тенями Спринге, ложится на душу тяжестью вины: девушка-винтерианка едва ли старше меня.

— Возвращайся к работе! — приказывает один из охранников и взмахивает плетью.

Хвост плети обхватывает плечи девушки, но она не сводит с меня удивленных глаз.

— Нет, — шепчу я, когда охранник вновь поднимает плеть. — Стойте!

Между мной и винтерианцами встает Ирод. Снова щелкает плеть. Он склоняется надо мной так, что я не вижу ничего, кроме его лица.

— Не останавливаться! — рычит он и толкает держащих меня солдат.

Мы поднимаемся по блестящим черным ступеням.

— Перестаньте! — кричу я, когда мы входим в сумрак дворца Ангры. — Остановите это!

Я пытаюсь вырываться, побежать к винтерианцам. Меня охватывает неудержимое желание помочь им. Но солдаты затаскивают меня во дворец, и я, наказываемая плетью, совершенно ничего не могу поделать.

20

Двери закрываются, запечатывая меня во дворце, как в гробнице. Холл передо мной словно обсидиановая пещера. Нескончаемое эхо гуляет по нему, отскакивая от стен, на которых висят портреты бывших правителей Спринга: улыбающаяся женщина с перекинутой через плечо копной светлых кудрей; зеленоглазый мальчик, смотрящий вдаль, с непокорными, торчащими во все стороны кудряшками. Тут не меньше десятка их портретов: люди то позируют у вишневых садов, то у реки, то на простом синем фоне. Буйство красок на картинах кажется неуместным в этом дворце. Здесь должна царить тьма.

Когда я вижу подпись художника в нижнем углу одной из картин, у меня подкашиваются ноги. «Ангра-Манью». Его художественным мастерством восхищался бы даже оплот искусства — Вентралли.

Я опускаю взгляд, чтобы смотреть в черный пол, а не на жизнерадостные картины, написанные королем, который не принес Винтеру ничего, кроме смерти. Тяжелые двери в конце холла грохочут. Я не успеваю ни опомниться, ни овладеть собой, как мы входим в широкий и темный тронный зал. В высоких потолках вырезаны круглые окна, и пронизывающие сумрак лучи солнечного света прокладывают путь до возвышения, что находится в другом конце. Это возвышение с обсидиановым троном заливает самый крупный круг света, но камень поглощает его, демонстрируя свою мощь. Однако большую часть света поглощает не трон, а сгорбившийся на нем человек. Он сжимает посох и прикрывает глаза.

Я столько лет страшилась его, при этом ни разу не видев. Он редко — если вообще такое бывает — оставляет дворец. Мне видны его ниспадающие каскадом светлые волнистые волосы — такие же, как у человека, вобравшего в себя Распад в видении Ханны. Я понимаю, что они, вне всякого сомнения, родственники, и меня передергивает. Мне до сих пор не хочется верить, что видение действительно показало прошлое.

Мы доходим до середины зала и останавливаемся. Уверена, Ангра услышал громкое биение моего сердца и почувствовал запах моего страха, как только мы ступили в его дворец. Здесь так тихо: не звучат отдаленные шаги, не доносится тихий гул голосов. И это деланое спокойствие пугает больше неподдельной ярости. Ангра словно воронка смерча, и все вокруг застыло в предвкушающем ожидании, когда же его безумие прорвется.

Ирод выходит вперед.

— Мой король, — произносит он, и его голос эхом разносится по пустому залу.

Ангра молчит. Ирод кивает солдатам, и те толкают меня вперед. Я падаю, и доспехи звякают, ударившись об пол. Я не могу сдержать стона, который тут же слабо подхватывает эхо. Ирод смеется, глядя на то, как я корчусь на обсидиановом полу.

— Я пришел с доказательством слабости Винтера.

— С мальчишкой?

Я — не Мэзер, и как бы Ирод ни наслаждался играми со мной, на самом деле он потерпел поражение.

— Нет. С воришкой, стащившей половинку медальона.

Ангра сходит с возвышения и бесшумно пересекает зал. Я не двигаюсь, обхватив себя руками, опустив голову и закрыв глаза. Генерал готовил меня к этому. К Ангре, к Спрингу.

«Они будут принимать решения, будут определять твое будущее. Важно найти способ остаться при этом самой собой». Я цепляюсь за образ Терона, чтобы не забыть: я — Мира, и уж этого-то они у меня отнять не могут.

Ангра останавливается рядом со мной. Я чувствую его теплое присутствие всем телом. Он наклоняется, и его посох звонко ударяет о каменный пол.