«Снег», укротивший «Тайфун»

В связи с этим военная контрразведка советского Тихоокеанского флота приступила к работе по созданию негласного аппарата. Ему ставилась задача по расширению агентурной деятельности в тылу противника на случай войны с Японией.

Готовился и ответный удар — на диверсии японцев военные контрразведчики решили ответить своими диверсиями. На объектах главной базы флота — складах, ангарах, мастерских и арсеналах к началу 1942 года было подготовлено 45 агентов, главным образом из числа вольнонаемного контингента — рабочих и служащих на этих объектах, а также из граждан, проживающих в непосредственной близости от них.

В апреле 1942 года эта агентура прошла обучение в течение месяца при спецшколе Управления НКВД по Приморскому краю. В этой же школе по программе руководителей диверсионных групп прошли 15-дневные курсы трое оперативных работников из числа флотских контрразведчиков. После возвращения с курсов они приступили к обучению других работников аппарата Особого отдела ТОФ. Таким образом, военными контрразведчиками флота была сформирована группа диверсантов из 1 5 человек.

Что касается использования своей агентуры для проведения разведывательных акций, в Особом отделе был разработан план по насаждению или внедрению своих информационных источников с разведывательными целями в наиболее вероятных местах базирования кораблей и частей противника. К концу второго квартала 1942 года эта работа была практически завершена. Каждый агент имел свою «профориентацию» — разведчик, диверсант, содержатель явочной квартиры, переправщик, связник и т. д. С ними были разработаны конкретные операции по связи: через оперативного работника или резидента.

Руководство УКР СМЕРШ Тихоокеанского флота форсировало работу по созданию перспективного агентурного аппарата, зная требовательность шефа с Лубянки — комиссара госбезопасности 2-го ранга, потом генерал-лейтенанта Виктора Семеновича Абакумова и его заместителей.

В середине 1943 года начальник Управления контрразведки СМЕРШ НКО СССР по ТОФ генерал-майор Д. П. Мерзленко сообщал в Москву шифровкой:

«Центр.

На случай войны на Дальнем Востоке и временного тактического успеха противника на отдельных участках нами готовится агентурная сеть на основных морских базах и крупных гарнизонах береговой обороны и ВВС ТОФ для проведения разведывательной, диверсионной и вредительской деятельности на случай оккупации.

Для этой цели намечено создать 21 разведывательную и диверсионную резидентуры с количеством агентуры от 3 до 7 человек в каждой.

На 1 июня 1943 года уже создано 13 резидентур с общим количеством агентуры 54 человека. Агентура для этих резидентур подбирается за счет осведомления из гражданского окружения и частично из числа вольнонаемного состава гарнизонов. В работе по созданию спец-резидентур контактируем с УНКБ Приморского края».

Но в середине 1943 года стало очевидно, что Япония терпит крах в войне на Тихом океане, и японские политики и военные окончательно поняли невозможность открытия второго фронта против СССР. В противном случае это означало скоротечное самоубийство. Поражение немцев на Курской дуге в июле 1 943 года окончательно подвело черту под планами самураев войны против Советского Союза.

Но не надо забывать, что под боком у нас стояла миллионная Квантунская армия, в недрах которой в обстановке глубокой секретности разрабатывалось «оружие возмездия» — бактериологическое оружие, готовое к применению в случае боевых действий против СССР. Японцы его легко могли применить с помощью авиации и путем диверсионных мероприятий.

Органы военной контрразведки флота провели значительную работу по предотвращению возможной бактериологической диверсии. Эта важная деятельность флотских чекистов подробно описана в агентурном деле «Юрта».

Особо опасным японским объектом в деле легального шпионажа на Дальнем Востоке было генеральное консульство во Владивостоке, проводившее активную разведывательную деятельность по сбору данных о Тихоокеанском флоте.

Тесть автора, подводник, капитан 1-го ранга Андрей Тимофеевич Сипотенко, служивший во Владивостоке с 1938 по 1944 год, рассказывал, что здание генконсульства находилось на возвышенности и из его окон открывался прекрасный вид на бухту Золотой Рог. На крыше двухэтажного дома самураи установили постоянный пост визуального наблюдения за бухтой. Тогда и наше руководство придумало простую штуку.

— Какую же?

— Отгородились забором…

_???

— Чтобы предупредить визуальную разведку за движением надводных кораблей и подводных лодок флота, здание военные строители быстренько обнесли высоким забором.

— Даже два-три метра — это же не выход.

— Выход нашли, выстроив его высотой аж в восемь метров! По периметру здания постоянно ходили наши патрули, да и военная контрразведка не дремала. Часть городских районов, примыкавших к местам базирования флота, были закрыты для посещения иностранцев. Это тоже была своеобразная профилактика.

— Но ведь дипломатический статус, наверное, позволял им разъезжать?

— Конечно, они разъезжали в черте города и по его окрестностям. Предметом их интереса были объекты береговой обороны, аэродромы, места базирования кораблей и подводных лодок, здания штабов, места дислокации гарнизонов, складов и ангаров.

* * *

В период войны японские разведчики, работавшие с легальных позиций, активно использовали в разведывательных целях поездки дипломатических курьеров из Токио в Москву и обратно через Владивосток. Как правило, они были сотрудниками 2-го отдела, а потом управления Генерального штаба Японии, разведывательного отдела штаба Кван-тунской армии, Русского отдела Исследовательского бюро Южно-Маньчжурской железной дороги, а иногда и представителями жандармерии.

Главной их задачей стало добывание на маршрутах поездок разведывательной информации методами визуального наблюдения, подслушивания и выведывания. Способами фиксации информации являлись фотографирование, кодирование записей, составление схем с нанесением на них местонахождения военных и оборонных объектов.

Кроме того, между Москвой и Токио курсировали сотрудники военного и военно-морского атташатов, которые под различными предлогами останавливались во Владивостоке. На перегоне Хабаровск — Владивосток окна купе японских дипломатов наглухо зашторивались, а сами японцы находились под постоянным наблюдением. Тем не менее, как вспоминал кадровый японский разведчик Асаи Исаму:

— Мы, сменяя друг друга, считали стыки рельс, чтобы на отдельных участках установить точное расстояние. В других случаях, отвлекая внимание сотрудников НКВД, фотографировали различные военные объекты, мосты, тоннели.

Японцы также вели визуальное наблюдение и фотографирование с борта почтово-пассажирских пароходов, курсировавших между Владивостоком и Японией.

По воспоминаниям свидетеля того времени — подводника, капитана 1-го ранга А.Т. Сипотенко, по решению командования и военной контрразведки, вход в бухту Улисс, где базировались наши подводные лодки, при проходе пассажирских судов перекрывался специальными баржами. На них были установлены брезентовые щиты высотой до десяти метров. Наряду с этим флотские чекисты вели работу по выявлению и пресечению контактов сотрудников генерального консульства с нашими военнослужащими и членами их семей.

Японцы уделяли большое внимание получению так называемой «пьяной» информации. Для этого они в вечернее время посещали рестораны Владивостока, знакомились там с офицерами флота, спаивали их, иногда добавляя в спиртное расслабляющий волю или же усиливающий степень опьянения препарат, и затем проводили разведывательные опросы.

Как известно из исторических материалов, в том числе из документа «Советская контрразведка против японской разведки на Дальнем Востоке», за период войны было отмечено свыше 70 таких случаев. Для пресечения подобных «пьяных» опросов сотрудники наружного наблюдения военной контрразведки под видом комендантского патруля или же посыльных отводили «попавших в беду» военнослужащих от японцев.