Снежинки на его трицепсах

Потянувшись вперед, взял со стола ромашковый чай, за несколько глотков опустошив кружку.

Откинувшись назад, на спинку кресла, прикрыл глаза, чтобы немного расслабиться.

А открыл, когда услышал шепот:

— Данила Сергеевич, мне на работу убегать нужно. Давайте сделаем укол, и я вам тут лекарства все расставила. — Алиса привычным жестом потрогала мой лоб и мягко улыбнулась: — О, все не так уж и плохо. Кажется, лечение идет вам на пользу. поворачивайтесь спиной.

Я послушно развернулся, взгляд скользнул к окну, там все еще было темно.

— Почему ты уходишь так рано‘? — спросил, напряженно прислушиваясь к собственным ощущениям. И снова не почувствовал боли. Совсем. Похоже, нимфа, приютившая меня, и правда могла бы стать очень хорошей медсестрой.

— Не одному вам плохо, — ответила Алиса, собирая и выкидывая шприц с ампулой.

— Гоша нуждается во мне не меньше, если не больше. И, в отличии от вас, ему я искренне сочувствую.

Я хмыкнул:

— Честно? Это отлично. Терпеть не могу жалость. Только все равно понять не могу, зачем тебе это.

Она пожала плечами, подхватила сумочку и ответила, уже покидая комнату: — Это вы могли бы легко бросить того, кто нуждается в помощи. Поэтому и не понимаете. И не пытайтесь понять, не засоряйте свою голову. Суп в холодильнике, сегодня вы на самообслуживании, Данила Сергеевич.

Она ушла, лишая меня возможности оправдаться или поблагодарить. Потому что не хотела от меня ни того, ни другого. Да и у меня подходящих слов не нашлось бы.

К такому положению вещей я не привык, и об этом тоже стоило подумать…

После ухода Алисы я остался один в старом доме, который едва слышно поскрипывал в такт порывам ветра за стенами. В печке трещал огонь, неторопливо пожирая дрова, а по комнате расходился едва ощутимый сосновый аромат от сваленных у печи поленьев.

Атмосфера такая, словно я попал в машину времени и перенесся на несколько десятилетий назад. Во время, где нет интернета, дорогих телефонов, а люди топятся дровами и думают не только о деньгах.

Эти мысли неторопливо плыли по затуманенной голове.

Пока ел, напряженно размышлял о том, как же быть дальше. Мне, конечно, рекомендовали сидеть в этом городе, но подписку о невыезде подмахнуть не заставляли, стало быть, с точки зрения закона ничто не мешает скататься за деньгами.

Вариант я видел всего один: продать машину. Потому накинул уже высохшее пальто и, как можно более плотно завязав шарф на шее, вышел из дома.

Взгляд невольно остановился на местной достопримечательности, оставившей неизгладимый след в моей душе. Не далее как вчера я получил бесценный опыт под названием “прогулка в деревенский сортир”. Нет, мне, как больному, было щедро предложено ведро, но вообразив процесс утилизации, я едва ли не позеленел и решительно заявил, что в состоянии дойти до туалета.

Не знал, о чем говорил!

Я искренне считал, что уборная находится в доме, потому удивился, когда мне вручили уже знакомый тулуп, дали фонарь и благославительным пинком отправили во двор, выдав напутствие в стиле “мимо сарая и налево”. Еще никогда походы налево не были для меня такими экстремальными!

Вчера вечером тут царила непроглядная мгла, которую с трудом разгоняли тусклая лампа над крыльцом и луч в моей руке. Кружил снег: щипал за щеки мороз и отправляться к заветной будочке морозить “свое все” отчаянно не хотелось.

Как сейчас помню:

— Вот же… — едва слышно матерился я, ковыляя по тропинке между сугробами. От слабости мотыляло в разные стороны, но я понимал, что не желаю умирать самой дебильной смертью в мире. Ночью, в мороз, по пути к туалету.

— Может, вас все же проводить? — из дома высунула нос обеспокоенная Алиса.

— Сам дойду, — рявкнул в ответ, и девушка с тихим ойканьем сбежала обратно.

Назад я вернулся злой и до глубины души потрясенный местными удобствами.

Кажется, к шубе и сапогам добавился еще один пункт.

И смех и грех, мать его.

Пока дошел до того места, где оставил автомобиль, то успел продрогнуть.

Ну, а там меня ждала наглядная иллюстрация на тему “беда не приходит одна”.

Первое, что я заметил — отсутствие колес. Нервно похлопав по карманам в поисках пачки сигарет, я прикурил и, закашлявшись от приступа, замешанного на дыме, сдавленно выругался:

— Вот же А хотел, между прочим, бросить! Но куда тут бросишь с такой нервной жизнью?

Беглый осмотр показал, что колесами воры, разумеется, не ограничились. Из салона вытащили магнитолу, из-под капота как минимум аккумулятор, а как максимум еще что-то. К сожалению, в начинке машины я разбирался очень поверхностно.

Да уж, оставляя дорогой автомобиль на улице на окраине города, я не думал, что могу найти его в таком состоянии!

Я потряс головой, заставляя себя не скатываться в мрачную меланхолию, а начать думать. Сел в машину, здраво рассудив, что тут хотя бы не дует, и открыл в телефоне список автомастерских, а после принялся их обзванивать. Спустя полчаса уже нашел покупателя на то, что осталось от моего мерса. Конечно, продавал, по сути, за копейки и на лом, но на билеты этого должно было хватить.

К счастью, барыга подъехал быстро, и после недолгого торга мы расстались взаимно довольные сделкой.

Но я все равно ощущал некоторую тоску…

По факту, машина оставалась тем самым единственным аксессуаром, связывающим меня с прошлой жизнью. Хоть что-то от образа Данилы Ворошилова…

На обратном пути к домику Алисы у меня поднялась температура, потому до кресла я практически дополз и вырубился сразу же, как только пригрелся под одеялом.

Проснулся от того, что услышал легкие шаги в прихожей, а после дверь открылась, впуская в полутемное помещение закутанную по самый нос хозяйку дома. Она приплясывала на месте — видимо, на улице было холодно, а сапожки не защищали от мороза.

Ей нужна нормальная обувь. И одежда, если уж на то пошло! И вовсе не та, в которой я воображал нимфу в первые дни нашего знакомства, а другая. Теплая, хорошая, из натуральных материалов. Чтобы не мерзла.

Сердце кольнуло каким-то незнакомым ощущением… Я впервые на самом деле хотел что-то сделать для женщины. Сам, а не для галочки или из желания опрокинуть на спинку.

Эту хотелось закутать в меха, чтобы хорошо было ей, а не мне между ее ног.

Хотелось. Но не моглось. Потому что я теперь нищий, всеми преданный идиот.