Снежных полей саламандры

Как-то одна из девочек доставила Ане немало горького смеха. Вслух, разумеется, смеяться поначалу не стала. Но дурёху отчего-то стало жаль, как собственную дочь…

Ане просматривала снимки томографа на своём терминале, требовалось составить план, всё как всегда, когда к ней подошла одна из сокурсниц. Ане сначала даже не поняла, о чём та говорит. Потом уразумела, подняла на неё взгляд и, ушам своим не веря, переспросила:

— Что?

— Не смей смотреть на Него! Он — мой! — и прочее в том же духе.

— Кто — твой? — не поняла Ане.

У девочки от злости брызнули из глаз слёзы. Она была тамме-отка, с нежным, тёмным лицом, на котором пигментный сетчатый рисунок проступал блестящим белым пунктиром, это достигалось умопомрачительно длительными и дорогими косметическими процедурами и считалось особенным шиком.

— Не притворяйся! — она даже ногой притопнула. — Ты специально дурочкой прикидываешься!

— Так, давай разберёмся, — Ане отложила терминал. — В чём дело-то?

Дело было в том, что девочка, как и все, влюбилась в поганца Малькунпора, а кто-то её убедил в том, что у Малькунпора девушка уже есть и эта девушка — Ане Ламель с Ласточки. И вот, горя ревностью, злостью и желанием отобрать своё бедный ребёнок явился к так называемой сопернице, рвать на части.

Ане не выдержала и непедагогично расхохоталась. До слёз.

— Да у него этих девушек… Погоди, ты с ним спала уже, что ли? Нет? Ну, и славно. И не надо. Нет, я тебе не мама. Да, у меня есть жених, — она показала браслет с саламанрой. — Видишь? Его подарок. Он военный. Вернётся из миссии, поженимся. Зачем мне твой доктор?

— Так ведь твой еще не вернулся, — упрямо гнула своё та. — А я вижу, как Итан на тебя смотрит! Все видят!

— Да пусть смотрит, его проблемы, — сказала Ане. — А я не гентбарская сничаев, чтобы жить с несколькими мужиками сразу.

О гентбарцах Ане уже успела узнать очень много. Многомужие для них являлось не блажью или капризом, а насущной необходимостью: нормально зачать сничаев могла только при наличии нескольких партнёров. Такова была их жизнь, странная, непонятная, чужая. Люди могли копировать их брачные стереотипы — по взаимному согласию, разумеется, но Ане доподлинно было известно, что так поступали очень немногие. В основном те, кто осваивал на пару с гентбарцами какой-нибудь малоисследованный и неразвитый мир фронтира, и то, это не считалось чем-то обязательным и правильным даже там…

— Выбей дурь из башки, — посоветовала Ане юной тамме-отке. — И найди себе нормального парня…

Номон-Орбитальная строилась и расширялась непрерывно. Благоустройство очередной новой рекреационной зоны отдали студентам архитектурного института. И та часть, что примыкала к больничным секторам, досталась юной девушке-сничаев с командой. Деятельность ребёнок развил сумасшедшую! Насколько Ане могла понять, планировалось несколько ярусов висячих садов с типичными для Гентбариса архитектурными элементами в виде площадок-цветков, каменных мостиков-лиан и прочего в том же духе. Часто, проходя мимо, Ане останавливалась полюбоваться.

Затягивал не только процесс рождения красоты, но и сама организация работы. Глядя на тоненькую, будто из серебра выточенную бабочку, азартно летающую вверх-вниз и по кругу без остановки, с целью личного присмотра за ходом работ, Ане понимала, что это не доктор Циссви, уставшая от потерь, горя и собственной неудавшейся жизни. Здоровая, весёлая, занимающаяся любимым делом девочка. Волосы её вились тугими серебряными пружинками, что говорило о крайней молодости, а крылья в полёте сверкали зеркальными вставками, бросая вокруг яркие блики. То ли от природы они были такими, то ли какая-то национальная мода повелела украсить летательные конечности подобным дизайном, Ане так и не поняла.

До стройки века Ане из гентбарцев видела только крылатых и свитимь. Но здесь на тяжёлых работах шустрила другая разновидность, бескрылые, как свитимь, но ниже ростом, коренастые, с руками ниже колена, чертовски сильные. Ане лично видела, как один из них легко поднял тяжеленный камень-заготовку и переставил его на другое место. Слушались они своё крылатое начальство беспрекословно, трудились с той же неутомимостью, что и терранские муравьи. Ане никак не могла сосчитать, сколько же их. Выходило то двадцать, то двенадцать, то вообще тридцать два…

— Нравится?

Ане обернулась. Девочка-сничаев стояла рядом, с неизменным планшетом в руках.

— Да, — сказала Ане. — Ещё не закончено, но уже красиво.

Гентбарка присела на лавочку, тщательно расправила на острых коленках крылышки, свёрнутые плащом.

— Не успею я до сессии, — пожаловалась она. — Незачёт будет.

— Успеете, — обнадёжила её Ане.

— Думаете? — горько спросила она, хмурясь.

— Конечно!

— Мне бы вашу уверенность. Братья очень стараются, но я их гоняю отдыхать. А то бы они здесь и спали.

— Братья? — уточнила Ане.

— Носвири, — объяснила девушка. — Это переводится на ваши языки как «братья», я знаю.

— Я имела в виду, — пояснила Ане, — единокровные братья. От вашей же матери чтобы.

— Я поняла, — со вздохом кивнула сничаев. — Они — да, они такие. Старше меня. И они меня дразнят! — выпалила она с детской обидой в тонком голоске.

Ишь ты, непросто как ей живётся! Командовать старшими братьями — это вам не булочки трескать.

— А вот пойдёмте, я вам сектор покажу, его мы скоро откроем! — загорелась идеей девушка. — Там уже всё-всё почти готово. Да, Я — Настинисвопи Феолипи, а вы?

— Ане Ламель, — назвалась Ане. — Только я летать не умею!

— Туда не надо лететь, — весело засмеялась гентбарка, схватила Ане за руку, — Пойдёмте!

«Сектор» представлял из себя обзорную площадку, оформленную как высокогорное плато. Насти щебетала о том, что предусмотрены все режимы: и смены дня и ночи, и смены сезонов и температурный режим, — словом, всё, как на Свилисанариве, которая взята была за основу для парка. Сейчас на плато стояла ночь, температурный режим не был отлажен — не бывает в горах на такой высоте настолько ровно сухого тёплого воздуха и полного отсутствия ветра, и от того возникало ощущение некой недоделанности. Но звёздная река, текущая над острыми пиками близких гор, была реальна. Млечный путь, спиральный рукав нашей Галактики, скопления, созвездия…

— де-то там идёт война, — тихо сказала вдруг Насти. — Мы — здесь, а там, среди звёзд, гибнут люди…

Вот тебе и беззаботная бабочка. Значит, и её опалило страшное пламя.

— У меня… погиб отец, — в приступе откровенности поведала Ане.

Подробности опустим. Да, бедный папа сам встал на кривую дорожку. Но если бы не было на планете «мирумирников», он мог остаться порядочным человеком. Разводил бы лошадей, устраивал бы скачки. Может быть, снова женился бы, как знать.

— А у меня мама, — призналась Насти. — И почти все наши свитимь. Вот мы с братьями решили, что мы… Мы будем строить. Много. И тьма отступит перед созданной нашими руками красотой.