Снежный ком

— Почему одного? — начал было я, но папа так строго на меня посмотрел, что я тут же осекся и занялся новым хомячком.

— Ну что ж, проходите, — смирившись, сказал папа тете Клопе. Он будто бы и не слышал ее дурацкое «шалун». — Мама наша что-то задержалась. Будем без нее пить чай с вашим вареньем. Кстати, у нас и торт есть… Прошу!..

Я улучил минуту и побежал знакомить Павлика с Васькой.

Павлик забился в один угол ящика из-под посылки, Васька — в другой. Сидят, друг на друга посматривают, глазками поблескивают.

— Слава, где ты там?

— Славик!

— Иду!..

Вымыв руки в ванной и ополоснув лицо, я вытерся насухо и вошел в кухню. Торт не только стоял на столе, но уже был нарезан треугольными ломтями, и я сразу же «положил глаз» на кусок с кремовой розой.

Тетя Клопа накладывала варенье в розетки. А папа все рассматривал принесенную ею книжку. На каждой странице в ней были цветные фотографии деревянных теремов. Папа не только любовался теремами, но даже ласково гладил их ладонями, как будто это были его лучшие, милые сердцу друзья.

— Кушайте, пожалуйста, Петр Яковлевич, — совсем как хозяйка сказала тетя Клопа, подвигая лапе чай в подстаканнике, розетку с вареньем и блюдечко с тортом. Положила она торт и мне. И надо же. Точно тот кусок с кремовой розой, который я приметил.

Отхлебнув чаю, я надеялся утешиться тортом, но даже торт мне в горло не лез. Сидел я словно на иголках, пряча глаза от папы, чувствуя, как пылают щеки и уши. Папа, конечно же, заметил, насколько я хорош. Он даже, будто между прочим, приложил теплую ладонь к моему лбу и в недоумении слегка пожал плечами, потому что наверняка никакой температуры у меня не было.

Ни жив ни мертв, каждую минуту я ждал, что вот-вот раздастся звонок и явится Наташка. Тетя Клопа поссорится с папой, мама узнает, поссорится с тетей Клопой, тетя Клопа вместе с Наташкой нажалуются директору школы Артемию Ивановичу, Артемий Иванович вызовет нашего классного руководителя Юлию Николаевну, та — Костю — вожатого пионеротряда, и пойдет, и пойдет… А потом до самого десятого класса на каждом собрании будут вспоминать, как перевоспитывали хулигана Вячеслава Ручейникова.

И вдруг в голове у меня как будто все перевернулось. «А папа?» «Папу будет утешать тетя Клопа?.. С Наташкой?..» Не бывать этому!.. Я знал, что я должен был сделать.

Отодвинув блюдечко с остатками торта, я сложил руки на столе и, глядя прямо в румяное лицо тете Клопе, спокойно сказал:

— Клеопатра Сидоровна, я вашей Наташке кулаком нос разбил… У нее и кровь пошла… Пирогов ваших нам не надо. Можете и свою книжку забрать…

С каждым моим новым высказыванием папины брови сами собой все выше лезли на лоб. Кося глазами в его сторону, замерла и тетя Клопа.

— Слушай! — с удивлением остановил меня папа. — Что с тобой? Да ты просто грубиян!..

Я молча сопел. Ответить было нечего. Все, что требовалось сказать, я уже сказал. И теперь ждал, что из всего этого получится.

Выручил меня звонок у входной двери. Но… Колоколом громкого боя прогремел он на всю квартиру.

— Вот она… Ваша Наташка, — сказал я тете Клопе. — Ябедничать пришла…

Я поднялся со стула и пошел открывать дверь своей длинноногой врагине.

— Что с ним такое? Какая его муха укусила? — услышал я за собой голос тети Клопы.

Мне же терять было нечего. Не торопясь, но и без промедления я открыл дверь. И замер…

— Ура! Мама пришла!.. Моя милая, родная мама пришла!..

Эти слова я хотел прокричать на всю Москву, но горло мне перехватило, и я только прижался к маме, обнимая ее, пряча у нее на плече свое пылающее лицо.

Все мои горести сразу куда-то пропали, и я уже совсем не боялся, что вот сейчас придет к нам и нажалуется на меня Наташка. Пришла моя родная мама, которая хоть ничего еще о драке с Наташкой не знала, но и от Наташки, и от тети Клопы наверняка нас с папой надежно защитит. Я, конечно, понял, хорошее настроение у нее потому, что ей все-таки удалось купить зеленые сапоги, но мне-то разве не все равно, отчего хорошее? Лишь бы — хорошее…

— Ну, как вы тут без меня справились? — спросила мама.

— Хорошо, мамочка. Все поставили на место, все убрали.

Мама поцеловала меня в макушку и сморщила нос.

— Только вчера сама вымыла тебе голову с мочалкой и мылом, — сказала она. — А сегодня опять от вашей милости, как от старого барбоса, псиной несет. Можешь ты объяснить, что происходит?

— Не знаю, ма… А у меня Павлик…

— Еще хомячок? Одного мало?

— Это для Павлика. Я его подарю Павлику, а пока он у меня немного побудет. Смотри, какой хороший!

Я взял ящик из-под посылки, поднес его к маме.

— Что-то я не разберусь в этих Павликах, — не глядя в ящик, сказала мама. — А ты все-таки пойди и умойся. От тебя так разит, как будто все районные псы верхом на тебе ездили…

Мама хоть и воспитывала меня сейчас, но глаза у нее были добрые. Она, наверное, так была довольна своими новыми зелеными сапогами, что даже не заметила на мне джинсы с полуоторванным, кое-как пришпиленным карманом.

Из кухни доносились негромкие голоса. Видно, папа и тетя Клопа договаривались, как меня ругать, когда (так они, наверное, думали) войдем мы с Наташкой.

Мама сняла плащ, поправила волосы перед зеркалом и только после этого заглянула в ящик от посылки, где сидели Васька и Павлик.

— Что-то тут не то, — сказала она.

— Почему, ма?

— Сидят твои хомяки вместе и не думают драться.

— Мы с Павликом тоже никогда не деремся.

— Вы — одно, а хомяки — другое. Боюсь, что этот Павлик уже сделал свое черное дело.

— Какое «черное дело»?

— Отстань, пожалуйста, и не говори глупости, — сказала мама, — а хомяков своих рассади в разные коробки, пока не поздно.

— Почему, «пока не поздно»?

Я с недоумением смотрел на маму, потому что никакие глупости не говорил.

Из кухни донесся голос папы:

— Ну что ты там, Слава? Почему сюда не идете?

— А ты угадай, кто к нам пришел?

Хмурый папа вышел в коридор и, увидев вдруг вместо ябеды Наташки нашу маму, весь так и просиял.

— Милочка!.. Наконец-то!.. А мы без тебя тут совсем загрустили!

— А дверь не открывал мне тоже от «грусти»?

— Что ты говоришь? Вот ведь как уснул! Ничего не слышал! Извини, ради бога!..