Снежный ком

Вокруг стояла ночная тишина. За окном шелестел дождь. Проехала запоздалая машина, взвизгнули на повороте тормоза. Кто-то прошаркал подошвами по асфальту. Хрустели крупой в своих коробках Васька и Павлик. Через прозрачную занавеску было видно, как погасло одно окно в доме напротив, затем другое…

Я никак не мог догадаться, о чем сейчас думал папа. О деревянных конях? Едва ли… Скорей всего о том, что они с мамой опять поссорились. А может, о том, что я Наташку толкнул. Вот небось думает: «Сын хулиган растет. Девчонок, да еще младше себя, обижает…» Все-таки зря с Наташкой так все вышло: жалко ее… Потому она и рассказывает про своих новых пап, что настоящий их папа ее с тетей Клопой бросил. Правда, мама как-то сказала, что это тетя Клопа его бросила, просто взяла и выгнала из дому за то, что водку пил… Теперь ей не только в ателье, но и дома шить приходится…

— Пап, — спросил я, — а ты от нас никуда не уйдешь?

Папа даже вздрогнул от неожиданности, но моему вопросу не удивился.

— Нет, сынок, с чего это ты придумал?

— А мама тебя не выгонит?

— Не за что…

— А за телогрейку?

— Каждый человек какой-нибудь дурью мучается, — жестко сказал папа.

— А ты диссертацией?

— Вот за это спасибо.

— Да это не я, бабушка говорила…

Лишь с опозданием я понял, какую глупость сморозил. Бабушка и то знала, что диссертация — никакая не дурь, а «научное объяснение того, что ненаучно всем известно». Мама тогда ей ответила, что диссертацию все равно надо писать, потому что сейчас все пишут…

— Ну что же ты не спишь? — уже с досадой спросил папа. — Мысли у тебя все какие-то странные…

— Про коней думаю, — вздохнув, признался я.

— Про каких коней?

— Что у тебя в книжке. Не могу вспомнить, есть у них гвоздики в глазах или глаза так держатся?

Я боялся, что папа будет меня ругать: а не добрался ли я сам до его коней? Не открывал ли заветную тумбу стола, всегда запертую на ключ?

Но ругать меня папа не стал, только спросил, даже с удивлением:

— Ты что, в самом деле про этих коней думаешь?

— И про мужика, и про бабу, — сказал я. — Мужик курит трубку, а баба ему табакерку протягивает и говорит: «Понюхам?» А скворцы им залетают в рот… Я только немножко посмотрю и сразу усну…

— Ну давай смотри, только скорей. Времени уже час ночи. Что же это у нас, мужиков, порядка нет?..

— Ты не спишь, и я с тобой, — сказал я вздохнув.

— Я-то работаю, а тебе спать надо.

Я прошлепал к папе босиком, в трусах и майке и пристроился было рядом на стуле, но он остановил меня.

— Э-э, нет, брат, так не годится. Что же ты голышом пришел? Завернись хоть в одеяло, тапки надень…

Я надел тапки, завернулся в одеяло, посмотрел, как себя чувствуют Павлик и Васька.

Павлик сидел тихо и только двигал усиками, видимо, доедал крупу. Зато Васька носился по всему ящику.

Я взял Ваську в руки и сунул себе под майку так, что выше резинки трусов получился мешочек. Васька сначала очень щекотно повозился возле моего бока, попробовал меня куснуть, но потом, наверное, согрелся и притих. Я его ощущал, как маленький теплый комочек. Было немножко щекотно и весело. Сон как рукой сняло…

— Покажи коней, — попросил я папу.

Книга уже была открыта на странице с конями, и тут я сразу увидел, что круглые медные глаза у них посередине прибиты гвоздями. От этого кони смотрели как живые, только что сказать ничего не могли.

— Папа, — спросил я и устроился на стуле поудобнее, — а что главное, чтобы на кухне было чисто или чтобы люди не ругались?

Папа подумал, не сразу ответил:

— Наверное, и то и другое главное.

— Нет, а главней?

— Главней, чтоб не ругались.

— Так зачем тогда чистота, если из-за нее ругаются?

— Э-э, нет, брат, тут ты меня не подловишь. С такой «философией» перестанешь и зубы чистить, и умываться, и ноги мыть. Давай-ка смотри своих коней и отправляйся спать.

— Коней я уже посмотрел. Вон у них глаза гвоздиками прибиты… Ты обещал, — схитрил я, — про свою работу рассказать.

— Что-то не помню такое обещание.

— Расскажи, пап…

Папа помолчал, потом хмыкнул и ответил как-то неопределенно:

— Работа — она большая… На три четверти из беготни да выбивания материалов состоит, а это неинтересно.

— А еще одна четверть?

— Если б то одна… Еще три четверти времени уходит на то, чтобы эти материалы со стройки не растащили. Часто у нас бывает так, как говорит Аркадий Райкин: «Кирпич бар, раствор йок». А на саму работу почти ни сил, ни времени не остается…

— Я, папа, не про ту работу… Расскажи, как ты про дома, что строят без гвоздей, пишешь?

— Мы же с тобой договорились: коней посмотришь и пойдешь спать. А ты еще своего Ваську под майку запустил.

— Я его, чтоб тебе не мешал работать. Расскажи, пап! Ты мне никогда про свою диссертацию не рассказывал. Все равно ведь не спим.

— А тебе что, в самом деле интересно? — словно не веря тому, что слышит, переспросил папа.

— Очень!

— Ну, если действительно интересно… Только когда скажу: «Отправляйся спать», — сразу пойдешь спать.

— Ладно, рассказывай, — согласился я.

Папа открыл книгу на странице, где было много чешуйчатых куполов и шатров с тонкими крестами, а все вместе напоминало собор Василия Блаженного ночью.

— Кижи? — спросил я.

— Они самые… А точнее одно из самых удивительных чудес света. Как говорили в старину, «Диво преудивленное», Преображенская церковь Кижского погоста.

— Бабушка у нас тоже на Преображение живет, — напомнил я. — Она тоже диво?..

— Ты уж не остри, раз пришел слушать, — одернул меня папа. — Так вот, — продолжал он. — Это прекрасное творение замечательных русских мастеров выстроено, причем чрезвычайно искусно, без единого гвоздя. Прекраснейшие, совершенные формы всего Кижского комплекса действительно не что иное, как героическая поэма, гимн нашей великой России!

Папа рассказывал так, как будто уже защищал свою диссертацию, но мне хотелось узнать самое главное:

— Ну а хотя бы один гвоздь в этом комплексе есть?

— Реставраторы понабивали уже, а строили без единого.

— А на что же полотенце или одежду вешать?

— Тоже на деревянные колышки. Иной смоляной сучок два века простоит… Дерево и при жизни — наш первый друг: и красота в нем, и свежий воздух от него, и разные плоды-семена, ветки с листьями. А лучше, чем деревянный дом, для здоровья ничего не может и быть.

— А почему тогда каменные строят?

— Дешевле… Из-за долговечности и многоэтажности. Можно применять механизмы, а это значит, быстро строить… А если целые квартиры или хотя бы панели со стройкомбината получаем, и того быстрее… В том-то и дело, что строим мы очень много. Миллионы семей каждый год получают новое жилье. Из бревен столько не настроишь, да и лес теперь на вес золота. Но нет ничего лучше для человека, красивее и здоровее деревянного рубленого дома… Вот посмотри…