Снежный Тайфун
Шрифт:
– Мистер Моргентау, – с сомнением спросил военный министр Симпсон, – вы предлагаете начать помогать немцам против русских? Не слишком ли это радикальное решение, особенно если учесть, сколько жертв уже понесли народы Европы от рук кровожадного дикаря Гитлера и его подручных?
– Мистер Симпсон, – рассмеялся в ответ Моргентау, – я ни в коем случае не предлагал помогать Гитлеру. Боже упаси. Я всего лишь предлагал намекнуть дядюшке Джо на то, что чтобы он вел себя по отношению к этим тварям как можно жестче. О какой помощи Советскому союзу можно говорить, если там собственные немцы до сих пор являются полноправными гражданами16? Я говорил раньше и говорю снова, что мы не можем рассматривать Советский Союз как надежного союзника, пока все его немцы не подвергнутся интернированию. Мистер Гопкинс, вы доводили эту нашу позицию до мистера Сталина?
– Доводили, –
– Мистер президент, – продолжал стоять на своем Генри Моргентау, – мы непременно должны надавить на мистера Сталина, чтобы он привел этот свой отложенный указ в действие. Без этого мы вообще не должны считать его союзником…
– Уймитесь, Генри, – сказал военный министр Симпсон, – немецкий вопрос стал у вас настоящим пунктиком. Каким местом мы можем давить на мистера Сталина, если при малейших признаках такого давления он сразу же запросит помощи у своего нового союзника. Да и давить-то нам, по сути, тоже нечем. В конце концов, это внутреннее дело русских – кого считать своими согражданами, а кого нет…
Президент Рузвельт остановил готовую уже было разгореться перепалку в самом зародыше.
– Джентльмены, – веско произнес он, – должен сказать, что этот вопрос не стоит решать сгоряча. Как я уже говорил, в ближайшее время в Россию для проведения переговоров с руководством большевиков и представителями их союзников на крейсере «Огаста» отбывают Гарри Гопкинс и Джесси Джонс. Соглашение, которого планируется достигнуть, должно иметь трехсторонний характер и касаться всех аспектов военно-технической помощи Советскому Союзу. Всех, джентльмены, это значит всех. Взамен за помощь господину Сталину я хочу заполучить для нашей Америки у пришельцев с той стороны как можно больше разных технологических секретов, так что торгуйтесь, господа, торгуйтесь, за каждый пункт в спецификации и за каждую товарную позицию. Именно от вас зависит будущее нашей великой страны. И помните, что мне безразлично, как Сталин поступит со своими немцами – посадит в лагерь, расстреляет или оставит на свободе. Для меня самое главное – судьба своих, американских граждан и будущее Великой Америки. На этом, джентльмены, пожалуй, все…
Рузвельт позвонил в особый колокольчик, после чего вошел тот же слуга и вывез коляску с президентом прочь. В наступившей тишине его соратники тоже начали подниматься из-за стола, собирать свои бумаги и готовиться покинуть Овальный кабинет. Совещание с президентом было закончено, несмотря на то, что оно оставило после себя даже больше новых вопросов, чем готовых ответов.
14 ноября 1941 года, 12:15. США, Вашингтон, Белый Дом, Президентские апартаменты, комната Рузвельта.
Элеонора Рузвельт, супруга и единомышленница 32-го Президента США Франклина Делано Рузвельта
Я сидела за столом и задумчиво вертела в руках брелок. Эту занятную вещицу подарила мне Лорена, она привезла ее из командировки в Техас, на границу с Мексикой. Моя подруга всегда дарила мне удивительные подарки. Куда бы она ни отправлялась, отовсюду она непременно привозила мне какой-нибудь милый сувенир… И всегда ей удавалось подобрать подарок со значением, потому что она делала это от души. Она искренне меня любила, и я была по-настоящему счастлива лишь в те моменты, когда она находилась рядом…
Никто не догадывался о наших «особенных» отношениях. Могу себе представить, сколько осуждения и неприятия вылилось бы на мою голову, узнай об этом широкая публика. Они бы не поняли меня, не приняли… А я не могла позволить себе утратить свой авторитет перед ней, перед этой публикой; не для того все эти годы я добивалась того положения, которое имею. И это было единственной причиной, по которой я так тщательно оберегала нашу с Лорен интимную тайну. Но как мне порой хотелось сбросить всю эту конспирацию! Человек рожден для того, чтобы быть свободным в своих чувствах. Это понимала я, это понимала Лорен, но, к сожалению, общественное сознание сейчас, в середине двадцатого века, все еще оставалось на очень низком уровне, и едва ли я могла с этим что-то поделать. Меня всегда утешала лишь мысль, что когда-нибудь, десятилетиями позже, непременно настанет истинная свобода, когда людям не придется скрывать то, что раньше считалось крайне постыдным.
Что касается моего мужа, то и он тоже ничего не знал… Мой блистательный Фрэнки едва ли мог даже предположить, что между женщинами возможны не только дружеские, но и любовные
отношения. При всей своей широте взглядов мой муж во многом оставался наивным простофилей, как и многие мужчины, в которых сильно ощущение их «мужской» сущности, подразумевающей и оправдывающей супружескую неверность.С тех пор как я встретила Лорен, я стала осознавать, как смешны мужчины в их самоуверенности, касающейся того, что женщины никак не могут без них обойтись. Когда-то я тоже была молодой и наивной и поддерживала подобные взгляды. Но, к счастью, в дальнейшем жизнь открыла мне очень много новых граней, и это принесло мне счастливое умиротворение…
О, мой муж очень любил себя… Ему безумно нравилось смотреться в зеркало, и он не бросил этой привычки даже тогда, когда инвалидное кресло стало его постоянным спутником. Глядя на свое отражение, он репетировал разные выражения лица, а также приглаживал пальцем свои брови, пятерней перекидывал волосы то на один бок, то на другой… Эта привычка, сродни какому-то ритуалу, присутствовала в нем всегда, и я подозреваю, что ею грешило большинство наших президентов. Когда мы только поженились, его красование почему-то вызывало у меня осознание собственной неполноценности, во мне снова всплывали подростковые комплексы. Я начинала ненавидеть себя за свою невзрачную внешность, за тусклые волосы, невыразительные глаза, за выступающие вперед зубы… Но потом это прошло. Раз от разу я убеждалась, что для него моя внешность не имеет значения, он ценит мой ум и прочие интеллектуальные способности. Мне казалось, что он любит меня как раз за это… За то, что я – его верный соратник, друг и советчик.
Но потом все рухнуло… У него появилась любовница, и узнала я об этом только тогда, когда он тяжело заболел. Эти ее письма, обнаруженные мной на дне его чемодана… Стоны вырывались из моей груди и руки тряслись, когда я читала проникнутые страстью строчки: «Фрэнки, ты мое божество, хочу раствориться в тебе без остатка, твои ласки заставляют мое тело звучат подобно волшебной флейте, ты даришь мне немыслимое наслаждение, мой дорогой, желанный, но такой недосягаемый, мой герой и мой кумир…». Вот так я стала одной из тех сотен тысяч обманутых жен, чьи слезы не видны миру; он, этот мир, желал слышать лишь любовные вздохи… А ведь я была уверена, что смогу избежать этой доли! Но нет, мне пришлось познать всю горечь нелюбимой жены.. Конечно, была истерика, разговор втроем в присутствии его мамы, его клятвы прекратить эту связь… Но я тогда сама себя обманывала – увы, это стало мне понятно гораздо позже… Уж если мужчина равнодушен – то этого уже никак не изменить. Потом у него были еще любовницы… Я никогда даже мысленно не произносила их имена – словно это могло отпечататься на мне каким-то позорным клеймом.
Что ж, я смирилась с этим; в один прекрасный момент мне просто пришлось стать сильной. Я все время говорила себе: «Я должна». Я должна была во что бы то ни стало поддерживать свой авторитет и авторитет нашей семьи. И я знала, что это мне по силам.
Уже потом, анализируя все, что произошло, я пришла к выводу, что все было к лучшему. Я всегда придавала значение лишь духовной составляющей брака. Выходя замуж, в плане телесном я была совершенно неискушенной. Моему мужу не удалось пробудить мою чувственность. Наверное, причиной было то, что я физически не привлекала его и потому он не прилагал особых стараний; но факт оставался фактом – все проявления его телесного влечения я воспринимала совершенно холодно, полагая, что это вполне нормально с моей стороны…
Отношения с Лорен были полны нежности, романтики и глубокого понимания. Мы быстро сошлись с ней. Если бы не она, я бы, наверное, уже давно загнала себя в могилу бесконечными рефлексиями по поводу своей непривлекательности и душевного одиночества. Это она давала мне силы жить дальше и ощущать себя здоровой и вполне счастливой… Сейчас страсти поутихли, мы обе постарели, но нежность все равно неизменно присутствовала в наших отношениях… Мы были с ней как два самых родных человека.
Брелок, который я вертела в руках, был очень необычным. Он представлял собой отлитого из стали какого-то ацтекского божка размером около четырех дюймов. Божок это почему-то был изображен в сидящем положении, и только лицо его было повернуто в фас. «Сидящий идол» – так я про себя его называла. И главная его особенность заключалась в том, что он был похож… да-да, на Фрэнки. Такие же близко посаженные глаза, тонкий нос… Сходство было просто удивительным. Его не смазывали даже перья на голове идола и ацтекские одеяния. Я никому не показывала этот брелок, нося его всегда в собой в кармане. Когда мне нестерпимо хотелось высказать мужу все то, что я чувствую, я клала перед собой этого идола и мысленно разговаривала с ним – так, как я разговаривала бы с Фрэнки, если бы у нас были нормальные супружеские отношения… И от этого я ощущала необыкновенную легкость, словно сбрасывала с души несколько тонн груза.