Снежный ворон
Шрифт:
– Она была сильной, - ответил Виктор.
– Ошибаетесь. Она была лучшей. В своей сиб-группе ей не было равных. Расскажите как она встретила свой конец? Это важно для нас, вернорожденных. Все заносится в личные дела и после идет на рассмотрение. Вам сложно понять как для нас это необходимо, но поступки таких как мы самым тщательным образом анализируются, чтобы в будущем подобрать более лучшую комбинацию из генов мужчины и женщины. Все, вплоть до реакции на самую безобидную шутку идет в расчет. Какой она была в тот момент?
– Достойной, - ответил Виктор, - Она хорошо держалась, даже понимая, что ее ожидает.
– Еще.
–
– Мне кажется вы лжете, капитан.
Офицер внезапно улыбнулся, поднимаясь на ноги.
– По правде говоря и я вам солгал. Катарина была самым слабым в своей группе, а, когда мы доверили ей управление боевым подразделением, эта слабость только сильнее проявилась. Нам нужно было получить больше информации, как слабости родителей проявляются на детях, и вскоре все стало очевидно. Однако для подтверждения нужен был эксперимент на ком-то кто мог бы дать самый отчетливый результат. И Катарина подошла как никто. Мы знали, что она страдала из-за своего происхождения. Из-за отсутствия общения с природными родителями, от строгости, в которой жила и воспитывалась долгие годы. Ее внутренняя борьба была имитацией, чтобы не выделяться среди других сибов. Презрение к себе зрело и росло в ней как опухоль и вскоре дало свой негативный эффект.
Офицер отвернулся от Виктора, глядя в горевший монитор компьютера.
– Сколько раз она приходила к вам? Не упирайтесь, я знаю, что это происходило время от времени.
– Откуда такая уверенность?
– Ну, скажем так, мы наблюдали за ней слишком долго и могли предугадывать поступки. Она искала поддержки. Воспитание вернорожденных включает в себя замкнутый круг, где общение с более низкой кастой, - он вдруг замолчал, - точнее, с теми, кто не входит в круг детей-сибов, был строго запрещен. Любопытство - самый опасный противник, с которым мы встречаемся почти каждый день.
Виктор посмотрел в сторону, на панель медицинских приборов, где медленно «пикали» показания, выводя на монитор всю информацию о его состоянии. Потом вернулся к разговору с офицером.
– Да, она была у меня.
– О чем вы говорили?
– Это так важно? Она ведь мертва.
– Тем более. Теперь вскрывшаяся правда не сыграет для нее никакого негативного эффекта.
– А для меня?
– Виктор немного приподнялся на локтях, - Что будет со мной?
– Если все расскажите - ничего. Начнете юлить, я докажу вашу связь с командиром вернорожденных и тогда вам не поздоровится. Дезгра.
Последнее слово он выговорил нарочито громок, чтобы Виктор услышал его как можно лучше. Так называли ритуал, в ходе которого провинившегося признавали виновным. Дезертирство, трусость, паника, отказ подчиняться приказу. Виктора можно было обвинить во всем этом и быть уверенным, что суд признает его таковым.
Офицер дал ему время подумать. Несколько минут молча стоял у дверей, наблюдая как проносится мимо него нескончаемый людской поток, поднятый по тревоге и бежавший к своим местам. Затем, закрыл слегка приоткрытую дверь и подошел почти вплотную к лежавшему капитану.
– Я слушаю вас, Виктор. Время вышло и мне нужны ответы.
– Боюсь, вы ничего не услышите. Я все сказал.
– Значит, вы отрицаете, что имели связь с Катариной?
– Больше говорить ничего не буду.
Офицер выпрямился, злобно ухмыльнувшись, как будто готовясь
к чему-то очень страшному и приятному одновременно. Потом развернулся и направился к выходу, где задержался на несколько секунд, чтобы бросить напоследок несколько слов.– Вы пожалеете, что отказались нам помочь.
Потом все немного успокоилось. Но это было лишь временно. Затишье перед бурей, которую Виктор ощущал всем своим телом. Через два дня он выписался и тут же встретился с Кураевым, который к этому моменту ждал его у дверей в свой кабинет.
Они долго говорили, обсуждая ситуацию на Цирцее, рассуждали над тем, как тяжело идут бои и с каким трудом Клану удается вести боевые действия, буквально прокладывая себе путь из тел погибших пилотов. Многое из этого было известно Кураеву, как офицеру снабжения, но вскоре он решил заговорить и о нем.
– Я слышал, что командование на Цирцее всерьез взялось за тебя, старик. Ты контактировал с командиром вернорожденных. Это же смертный приговор.
Виктор молча смотрел на своего старого друга, сокрушавшегося по поводу будущего суда, или того, что будет похоже на суд. Потом вернулся к себе за стол, жадно затянувшись табачным дымом.
– Не делай вид, что тебя это совершенно не волнует. Я знаю, что это не так.
– Если честно, я хочу, чтобы все это закончилось как можно скорее.
– Тебе стоит рассказать им как было на самом деле.
– Не буду.
– Но почему? Ты роешь себе могилу и радуешься этому!
– Есть вещи, ценность которых я осознал совсем недавно. Это открыло мне глаза.
– О чем ты говоришь, старик? Ты одной ногой стоишь в могиле. Трибунал рассмотрит твое дело в ускоренном порядке и вынесет приговор. Никто и слушать тебя не станет.
– А кто сказал, что я хочу говорить? Тот, кто был у меня в палате и задавал вопросы, четко дал понять, что им нужно мое признание. Не важно как оно будет получено, главное, чтобы вся вина легла на меня.
– Этого не может быть.
– Так и есть.
Кураев схватился за голову. Принявшись водить ладонями по блестевшей залысине. Потом схватился за мятую пачку сигарет и закурил.
– Они знали о ее слабостях. Клан экспериментирует с евгенической программой, пытаясь подбирать комбинации генов отцов и матерей самых разных качеств. Смотрят как повзрослевшие сибы реагируют на общение с другими людьми, с вольнягами, какие решения принимают в опасных ситуациях и как ведут себя в них. Все это анализируется и отправляется в главную лабораторию на Дехра Дан, где в генетическом хранилище Клана содержаться все исходники. Что-то меняют, где-то корректируют и потом опять воспроизводят на свет очередную группу сибов.
– Откуда тебе все это известно?
Кураев держал тремя пальцами смявшуюся от сильной тяги сигарету, прикрыв один глаз.
– Это мои предположения. Кое-что поведал и сам офицер, а кое-что - Катарина.
– Так все-таки она была с тобой?
Кураев чуть было не подскочил на месте, стряхнув пепел на пол и буквально вбив остатки сигареты в потускневшую пепельницу.
– Да, - коротко ответил Виктор, - и это были самые прекрасные дни за последние несколько лет.
Потом он откинулся на спинку кресла, глубоко вдохнув в себя спертый воздух кабинета, закрыл глаза и погрузился в те, уже ставшие старыми, воспоминания, чтобы вновь увидеть ее, ту самую женщину, близость с которой стала для него чем-то большим, чем просто ночь, проведенная с женщиной.