Снежок

– Если бы я не знала, что вы здесь, Виктор Аркадьевич, - откуда-то издалека, с другой планеты долетало Раечкино сопрано, - я бы решила, что меня разыгрывают. Ну в точности ваш голос!

– Я слушаю, - трубку взял мужчина.

Вот те и на!

Голос его мне был незнаком и неприятен. Но я вспомнил, как звучит мой собственный голос в магнитофонной записи, и успокоился. Свой голос трудно узнать. К нему нужно долго привыкать.

– Виктор Аркадьевич, - сказал я в трубку, стараясь дышать глубоко и спокойно, - не перебивайте меня и старайтесь отвечать короче. Главное, не удивляйтесь и не возмущайтесь... У меня очень важное дело, иI никто, кроме нас с вами, не должен об этом знать. Вы меня понимаете?

– Нет. Кто это говорит?

– Виктор Аркадьевич, вы планируете эксперимент по движению макросистемы против вектора времени?
– Я пошел ва-банк.

– Кто это говорит?!

– Успокойтесь, пожалуйста. Нам нужно встретиться, и вы все поймете. Я вам все объясню...

Наверное, он принимает меня за шантажиста пли шпиона.

– Почему вы не хотите назвать себя?
– В его голосе звучало нескрываемое раздражение.

– Вы меня не знаете. Совсем не знаете! Я случайно проведал о ваших планах... совершенно случайно. Я работаю над той же проблемой, что и вы. Но... я попал в беду. У меня неудача. Мне нужна ваша помощь.

Дыхание в трубке участилось. Я мысленно ликовал. Кажется, клюнуло! Впрочем, я действовал наверняка. Ведь я знал его, как... можно знать себя.

– Вы не находите, что все это несколько странно?
– наконец сказал он.

– Ничуть. Все абсолютно нормально. Я прошу в.с только о встрече. Ни о чем больше. Будь вы девушкой, наш разговор был бы естествен: он просит, она ломается... Но вы не девушка и не можете мне отказать. Не имеете права наконец!

– Почему вы так думаете?

Я не ожидал от него такого дурацкого вопроса.

– Почему я так думаю?
– переспросил я.
– Да хотя бы потому, что "я знал ее, как можно знать себя, я ждал ее, как можно издать любя". Это я о вас!

– Хорошо! Давайте встретимся, где вам удобно... Как мы узнаем друг друга?

– О, не беспокойтесь! Мы узнаем друг Друга в любой толпе в первую же секунду.

Я тут же осекся. Незачем переигрывать. Он этого ' не любит. Но было уже поздно.

– Что вы хотите этим сказать?
– Опять в его голосе появилось недоверие.

Есть синий вечер, он напомнит,

Но даст забыть, не даст уйти.

Пот так рабу в каменоломне

Цепь ограничила пути.

Я процитировал строфу стихотворения, которое он написал еще студентом и никогда никому не показывал. Трубка молчала.

– Итак, где и во сколько?
– наконец спросил он. Вот молодчина! А я и не знал, что он такой молодчина... Сейчас очень волнуется, я это знаю, но какой спокойный голос! Какой бесстрастный!
–

– Вечер у вас свободен?

– Только до семи часов.

Интересно, куда он собирается?.. Наверное, что-нибудь важное. Иначе он бы забросил для меня все дела. Я-то знаю! Он любопытен до невозможности.

– А если сразу же после работы? У вас дома... Мама куда-нибудь уходит?

Я хотел сказать "ваша мама", но не смог и сказал просто "мама".

– Приходите в пять часов. Вы, надеюсь, знаете, где я живу?

– Да, знаю.

– Я почему-то так и подумал. Итак, в пять?

– Да, в пять. Спасибо. До свидания! Вы молодчина!

***

Мы оба, он и я, все еще не можем прийти в себя. Я смотрю на свою квартиру, оглядываю каждую вещь. Все здесь интересует меня. Обои и картины, которые написаны мной, мои книги и скульптура, выполненная моим другом. Как на величайшее чудо, смотрю я на мамину швейную машину, накрытую кружевной салфеткой, и на телевизор, на котором развалился, закрыв экран пушистым хвостом, мой старый рыжий кот. Я почти не нахожу здесь перемен. Может быть, потому, что я покинул эту квартиру только вчера? Но ведь вчера она была на семь месяцев старше, чем та, в которой я очутился сегодня!

Ничто не поразило меня больше, чем моя квартира. Может быть, потому, что в ней был он? Он? Я говорю "он", как будто бы это другой отдельный от меня человек... Впрочем, действительно другой и отдельный! Кто же из нас более реален, более на своем месте: он пли я?

– Боюсь, что мы сейчас думаем с вами об одном и том же, - говорит он, как-то вымученно улыбаясь.

– Да, вероятно... Кстати, почему мы говорим друг другу "вы"? Ведь мы... Во всяком случае, мы ближе, чем самые кровные близнецы.

– Да, черт возьми! Я никак не сформулирую... Вертится на языке и не дается! Минуточку... Мы с вами... Мы с тобой одно и то же лицо при условии движения во времени. Но одновременно мы можем существовать лишь раздельно! Улавливаешь суть?

– И это ты говоришь мне? Яйца собираются учить курицу?

– Та-та-та! Мы, кажется, хорохоримся?
– В его глазах прыгают веселые чертики.
– Идею о переносе в прошлое разработал я, а ты ее только претворил в жизнь.

Я даже сел от такой наглости. Но, подумав хорошенько, я нашел в его мысли известный резон. Более того, я даже придумал, как обратить против него его же оружие. Он хотел еще что-то сказать, но я опередил его:

– Стоп, старина! Стоп! Так не годится.
– Я подавил рождающуюся у него во рту фразу.
– Нужно стрелять по очереди... Я принимаю ваш выстрел, поручик. Будем считать, что пуля сорвала мой эполет. Теперь мой черед. Да знаете ли вы, самовлюбленный мальчишка, что идея принадлежит не вам? Да, да, ие машите руками! Я принимаю ваши возражения без прений. Она не моя, согласен, но и не ваша! Она пришла в голову тому, кто младше вас на год и младше меня на девятнадцать месяцев... Что, съел? Один ноль в мою пользу! Вы убиты, поручик. Прими, господи, его душу; хороший был человек.

Он рассмеялся. Ну разве он не молодчина? Я просто влюбляюсь в него. Эх, если бы можно было всегда остаться так, вдвоем. Я так мечтал о брате! Но он мне не брат...

– Старость еще не очень потрепала тебя. Сметка есть!
– Он похлопал меня по плечу.
– Великолепная мысль! Не худо бы ее развить... Где осталась установка?

В зале, на факультете. А что?

– Я мыслил ее с углом инверсии в четыре сотых секунды. Как ты ее сделал?

– У меня, то есть у тебя, в расчеты вкралась ошибка. Не совсем точно раскрыта неопределенность - бесконечность на бесконечность.