Снежок

И еще мне очень хотелось встретиться с ней, с прежней, не осознавшей крушения наших встреч. Сейчас бы я выиграл битву. Все было бы совершенно иначе. Она бы мучилась ревностью и сомнением, она бы обвиняла меня в бесчувствии. Я бы заставил ее полюбить.

А может быть, все это мне только казалось? Может быть, не в моей власти было что-то изменить?

– Я пойду на свидание вместо тебя!

– Зачем?
– Лицо его померкло и стало холодным.

– Ты же не знаешь, что тебе предстоит сегодня! Ты не знаешь ни ее, ни себя! Пусти меня! Только сегодня... И я исчезну. Ты будешь мне благодарен. Пусть у тебя все будет иначе! Не как у меня!

– Нет. Я не хочу знать, как было у тебя.
– Ты же не знаешь, ничего не знаешь! Сегодняшняя встреча непоправима... Хочешь, я расскажу тебе...

– Нет, не нужно!

– Ты не понял меня! Я не пойду вместо тебя, ладно. Но ты должен вести себя по-другому, не так, как я тогда. Лучше не ходи совсем. Подожди, пока она сама тебе позвонит. Она позвонит.

– Я не хочу тебя слушать! Понимаешь? Не хочу!

– Но почему? Я же хочу открыть тебе глаза. Не ради себя, ради тебя?

– Не нужно!
– глухо сказал он.

Я заглянул в его глаза и понял: он знал все и все понимал озарением любящего сердца, как и я когда-то. Знал, но не хотел верить, как и я когда-то. И ничего не мог изменить, как и я когда-то. Он пойдет на свидание и скажет ей все. Я понял это. Когда-то такой мысленный диалог был у меня с самим собой. Он сейчас говорит об этом со мной. Какая разница?

С детской колыбели человек хочет делать все сам. Делать и испытывать, ошибаться и вставать, потирая синяки. И это хорошо.

– Пожалуй, мне лучше будет вернуться?
– Да, пожалуй... Мы еще встретимся?

Я засмеялся.

– Ты всегда будешь во мне. А я... я всегда буду ускользать от тебя. Твоя жизнь - это погоня за мной. Мы сдвинуты по фазе.

– Я исчезну, когда ты вернешься в свое время?

– Нет, мы просто сольемся в неуловимом миге, имя которому настоящее. Оно скользящая точка на прямой из прошлого в будущее. Попрощаемся?

– Я провожу тебя. До университета.

– Хорошо.

***

Я не отпускаю его руки и долго смотрю ему в глаза. Наше прошлое помогает нам узнать себя. Это очень важно.

– Ну, прощай?
– говорю я.

– До свидания, - улыбается он, - ты всегда будешь возвращаться ко мне. Мы обязательно встретимся, когда ты снова полюбишь.

– До свидания, соглашаюсь я. Мне грустно. Я нагибаюсь, собираю руками нежный рассыпчатый снег, крепко сжимаю его пальцами в плотный льдистый комок. Я собираюсь запустить снежок в него. Но глаза мои почему-то туманятся, и я только машу рукой.

Он тихо улыбается.

Я поворачиваюсь и отворяю массивную дверь.

***

Я открываю глаза и трогаю хрустальный обруч. Я оглядываю зал. Здесь ничего не изменилось! Профессор Валентинов даже не успел закрыть рта. В янтарных глазах девушки испуг и восхищение. Шеф бледен и страшен. Немая сцена. Сейчас откроется дверь иI кто-то в шлеме пожарника скажет: "К вам едет ревизор!"

– Ну?
– наконец выдавливает Валентинов. Я, не понимая, смотрю на него.

– Мы ждем... Пожалуйста, - говорит он.

– Простите, я не совсем понимаю вас, - я еще не пришел в себя и действительно не понимаю, что он от меня хочет.
– Вы обещали нам исчезнуть... Он улыбается. Морщины его разглаживаются. Он приходит в чувство и снова становится кавалером ордена Подвязки.

– А разве я но... Разве я не отсутствовал здесь несколько часов?

– Да нет же!
– Это, кажется, кричит девушка.

В ее крике столько душевной боли. Боли за меня и еще за что-то.

– Так я не исчезал?

– Нет!
– улыбается Лорд. И лучики-морщинки вокруг его глаз говорят: "Ну, пошутил и будет. Эх-хе-хе, молодо-зелено".
– Не исчезал?..

Я снял обруч и выключил рубильник. Потом я подошел к Валентинову и протянул ему желтую записную книжку с ацтекским орнаментом. В руках профессора была точно такая же.

– Сравните эти две книжки, профессор. Они должны быть совершенно одинаковыми. С одной лишь разницей: последняя запись в книжке, которую я держу в руках, сделана одиннадцатого декабря прошлого года. А сейчас июль, и я указал на окно, где в густой синеве летал тополиный пух.

Все почему-то тоже посмотрели в окно точно вдруг засомневались, а действительно ли сейчас июль, а не декабрь.

– Кроме того, вот!
– Я достал из кармана крепкий, смерзшийся снежок и с удовольствием запустил его в линолеумную доску, сверху донизу исписанную формулами. Снежок попал точно в середину и прилип.