Снова и снова

— Кирилл, — срывается стоном с моих губ его им, и я вижу, как он тяжело сглатывает.

Перебарываю все страхи и делаю первый, совершенно неуверенный шаг по направлению к нему и срываюсь с места, несусь, как сумасшедшая, через огромный зал и толпы снующих мимо людей, тут же падая в любимые руки.

— Кир, — обвиваю его шею, дыхание сбивается, перед глазами все плывет от непролитых слез. Ищу его глаза, стремясь утонуть в любимых океанах нежности.

— Женя, — у самого уха выдыхает он и стискивает в своих ручищах. Сильно, до боли, прижимая к себе. Так, что я снова чувствую себя маленькой и слабой девчонкой рядом с ним. Боже, как мне этого не хватало! Всю неделю изводила и себя, и его. Перед таким важным решением вместо того, чтобы поддержать его. Помочь.

— Прости, — шепчу ему в губы, больше не в силах что-либо сказать. Провожу ладошками по скулам, заросшим легкой щетиной и зарываюсь пальчиками в густых, слегка вьющихся волосах. Вероятней всего, в последний раз.

Наши губы сливаются в долгом поцелуе, от которого голова кругом, легкие огнем. И нет никакого желания это прекращать. Его руки все крепче притягивают меня к себе. Еще немного, и я растворюсь в нем, потеряюсь окончательно.

— Женька, — отстраняется он первым, переводя дыхания. — Прости меня. Я дурак. У меня сердце разрывается на части. Не могу уехать, — оправдывается он и, словно в подтверждение своих слов, машет головой, упираясь лбом в мой лоб и целуя в кончик носа, как ребенка. — Девочка моя…

— Ты должен, Кир. Ты к этому шел всю свою сознательную жизнь, — с трудом сглатываю вставший в горле ком, продирая слова. — А я останусь здесь и буду радоваться твоим успехам, — вымучиваю из себя улыбку. — Ты справишься, я уверена. Ты же вон какой сильный! — наигранно хлопаю его по плечу. — Я ни о чем не жалею, Кир. Это было самое лучшее время, — перевожу дыхание. Очень больно даются прощальные слова, что я готовила всю ночь.

— Жень, — его настороженный взгляд застывает на моем лице. Радость в сияющих голубых глазах тут же угасает.

— Кир, так надо. Поверь мне. Так будет лучше для нас обоих, — разомкнув объятия, отступаю на шаг, теряя заветное тепло родного человека.

— Жень, ну это же не все, правда? — с надеждой спрашивает он. А я не знаю, что сказать. В его глазах столько невысказанных слов, столько боли, которая разрывает мое сердце на части.

— Не знаю, Кир, не знаю. Но точно знаю, что ты станешь успешным хоккеистом! — и разворачиваюсь в сторону выхода, так как он один остался у стойки регистрации. Ускоряю шаг, едва не переходя на бег. Мне нужно его отпустить. Я искренне надеюсь, что он будет счастлив. Это же была его мечта. Он грезил этой лигой, и я ни капли не соврала, когда сказала, что он добьется успеха. А я просто буду знать, что человек, которого люблю, там, где всегда хотел быть.

Не оборачиваясь, направляюсь к выходу, у которого уже маячит Димка. На лице брата растерянность. Метлицкий разводит руками, спрашивая взглядом: и все, Жень? Да. Все. Точка.

До последнего чувствую взгляд Кирилла на себе. Но до последнего беспощадно давлю в себе желание обернуться. Нельзя. Нельзя давать ему надежду. Иначе он не справится с расстоянием, что так коварно вырастает между нами. Ему так будет легче. А я уж как-нибудь справлюсь. Не впервой.

* * *

— Ну, так что? — не отстает с расспросами брат всю обратную дорогу. — Женька, чего ты молчишь?

— Ничего, Дим. Жирная точка. Все. Ему так надо, понимаешь? — ловлю на себе его ошалелый взгляд.

— Ты с ума сошла? Жень? Ты парня отправила за границу с чувством пустоты? — о, а это что-то новенькое. Теперь моя очередь удивляться. — Жень, блядь, ты дура?

— Ты за дорогой следи, — зло фыркаю я.

— Нет, ты мне объясни, — он останавливает машину на обочине. И оборачивается ко мне. — Ты его любишь ведь, так? — и не дожидаясь ответа, продолжает: — Любишь и не отпирайся. И этот упрямый баран тоже тебя любит. Твою мать, как малые дети, — бьет по рулю ладонями. — Жень?

— Что? — мне сказать нечего. Если в аэропорту я знала, что поступаю правильно, то теперь я разбита полностью. Что? Что не так я сделала? В чем я провинилась и где ошиблась? Я ведь для него это сделала. Для Кира.

— Обещай, что как только он приземлится, ты ему позвонишь. — Нервно постукивая пальцами по рулю, рычит Метлицкий.

— Нет, — отворачиваюсь к окну. — И не проси.

— Он же любит тебя, дуру такую.

— Почему не скажет? Почему ты так думаешь? Это все предположения, — я тихо возражаю братцу, раздираемая сомнениями. За все время, что мы были вместе, Кирилл так ни разу и не сказал о свои чувствах.

— Хорошо. Зайдем с другого ракурса. Представь себя на его месте. У тебя Олимпиада, тебя зовет охрененный тренер в Штаты, допустим. Ты к этому шла всю жизнь. Да, у тебя завязались отношения. Где-то сглупила, тупанула и все… он ставит условия. Или я, или карьера. Ты как себя чувствовать будешь? — зло сверкает глазами Димка, поджимая губы. — Ты хочешь, чтобы он бросил все и следующим рейсом прибежал к тебе и упал на колени? Жень? У меня такое ощущение, что ты именно этого добиваешься.

— Я не… не хотела, чтобы так, Дим… — а он прав! Он ведь прав на все сто! С каким чувством я его отпустила? А точнее, дала пинка под зад.

— Женя, твою ж…

— Я же освободила его от отношений, — пытаюсь себя оправдать. Хотя чем дальше, тем больше понимаю, какую дурость сделала. Наверное, лучше было вообще не появляться, чем дать ему призрачную надежду своим появлением, а потом тут же ее растоптать.

— А ему это надо? — устало вздыхает он и заводит машину. — Ты подумай, хорошо подумай. Своим таким поведением, не желая зла, ты можешь отбить у него все желание играть в хоккей. Подумай, сестренка.

И я думала. Всю дорогу думала. И с каждой минутой, проходящей с момента нашего расставания, я все больше понимала, какая я дура. Губы до сих пор горят от поцелуя, чувствую его вкус. Ощущаю его руки, прижимающие меня к сильному телу парня, и сердце, которое бьется часто-часто рядом со мной. И как мне теперь без этого жить?

Слезы я уже не могу контролировать. Они словно живут своей жизнью. Беспрерывным потоком катятся по щекам, размывая весь мир вокруг. Мир, который без него, казалось, уже не нужен.

— Останови машину, — обращаюсь к Диме, с остервенением стирая ладонями мокрые дорожки от слез. Пальцы, еще недавно крепко цепляющиеся за шею любимого человека, как за спасительный круг, теперь трясутся от бьющей меня нервной дрожи.

— Осталось немного до арены, ты чего! — возмущается брат.

— Останови, я сказала! — рыкнула в его сторону. Мне надо выйти, подумать. Остаться один на один со своей «болью». Надо ощутить твердую почву под ногами, чтобы понять — мир не исчез. Он все еще существует, а падаю я исключительно в свой личный ад. Димка остановил машину, решив, видимо, что лучше сейчас не спорить.

Выскочила, как ошпаренная, и направилась, сама еще не понимая, куда. Просто шла. Брела вперед по припорошенным белым снегом тротуарам и прокручивала в голове счастливые картинки. Как яркие вспышки-воспоминания. Я не могла сидеть, стоять, мне нужно было что-то делать, иначе голова готова была взорваться, а темнота, поднимающаяся изнутри, накрыла бы, утягивая в себя окончательно.

Глава 33. Кир

Я, как идиот, стою и смотрю ей в спину, даже не могу найти в себе силы остановить ее, потому что пустота внутри и никаких мыслей в голове. Для меня существует только ее удаляющийся силуэт. Весь мир и вся жизнь сосредоточилась на этом мгновении.