Снова с тобой
Шрифт:
Утро принесло новые надежды. Воспоминание о ночном поступке вызывало у нее тревогу, от которой было нелегко избавиться, и Ноэль утешалась лишь мыслями о том, что все-таки не поддалась искушению. Но не из-за порядочности, а потому, что главное место в ее жизни отныне занимало не спиртное, а нечто гораздо более важное — ее ребенок. Значит, она должна быть сильной и трезвой — не только ради Эммы, но и ради себя.
Пока она поднималась по ступеням к двери, новые опасения сжали ее горло. А если Роберт объяснил их дочери, что ее мать больна или сошла с ума? И в доказательство напомнил о том дне, когда Ноэль пыталась ворваться к нему в дом? Как
Но, поддавшись подобным опасениям, она опять сыграет на руку Роберту. Однажды во время спора он заявил, что знает ее лучше, чем она знает себя, и на ужасный миг Ноэль задумалась, правда ли это. Но теперь она твердо знала, что Роберт ошибся. Во-первых, она сильнее, чем считает он. Конечно, физической силы ей недостает, зато не занимать выносливости и терпения. На протяжении всего детства она ждала мать, каждый вечер лежала в постели и прислушивалась, не повернется ли в замке ключ. Она проплыла по бурным морям пьянства и достигла гавани трезвости. Долгие годы она терпела ледяное молчание Роберта, его критику и образ жизни, для которого годилась не более, чем пони для скачек с препятствиями. В детстве она отождествляла себя с находчивым поросенком из сказки. Вот и теперь ей предстоит построить дом, неприступный для огромного злого волка.
Роберт удивится, узнав, что она уже приступила к укладке кирпичей. Ее отец расследует сомнительные сделки, в которых участвовал Роберт. Ноэль сомневалась, что отцу удастся найти весомые доказательства — Роберту никогда не изменял инстинкт самосохранения, — но она достаточно пообщалась с журналистами, чтобы знать, что в жизни всякое бывает.
В обществе анонимных алкоголиков бытовала поговорка: «Тайное рано или поздно становится явным». Возможно, на свет всплывет и какая-нибудь из тайн Роберта.
Поднимаясь на второй этаж, Ноэль ощутила прилив решимости. Она вспомнила, как родилась Эмма: двадцативосьмичасовые родовые муки завершились кесаревым сечением. Но едва ей позволили взять в руки крошечную дочь, вся боль улетучилась как по мановению волшебной палочки. Ноэль навсегда запомнила, с каким безграничным доверием смотрела на нее Эмма, будто сразу поняла, что перед ней мать, которая будет любить и оберегать ее всю жизнь.
Сморгнув слезы, Ноэль свернула в коридор, упиравшийся в застекленную дверь с табличкой: «Служба защиты детей округа Шохари». Ее сердце прыгало где-то в горле. В правой руке она несла пакет с новой Барби, упаковкой пестрых наклеек и десятком миниатюрных разноцветных заколок-бабочек, которые Эмма обожала. Она пришла слишком рано: до часа оставалось несколько минут. Привезет ли Роберт Эмму вовремя? Или опоздает, только чтобы помучить ее?
Войдя в комнату, она сразу же увидела возле стола свою дочь, поглощенную цветными мелками и книжкой с картинками, которые кто-то предусмотрительно предложил ей. Ноэль воспрянула духом.
Эмма подняла голову, и ее личико просияло.
— Мамочка!
На ней был ярко-желтый сарафан с оборочками и нагрудником в форме сердечка; темные волосы кто-то аккуратно заплел в две косички и завязал пышными розовыми бантиками — домашний обычай, явная любезность бабушки Ван Дорен. Спеша слезть со стула, девочка зацепилась пряжкой сандалии за кружевной подол сарафана и чуть не упала. Ноэль вовремя подхватила ее.
Она
крепко прижала к себе дочь.— О, детка! Ты знаешь, как сильно мама соскучилась по тебе?
Эмма высвободилась из объятий и широко развела руки.
— Вот так! — выпалила она.
Пожилая полная женщина с головой в мелких кудряшках, как у пуделя, и ярко-зеленом брючном костюме встала из-за стола и назвалась миссис Шефферт. Ноэль чуть не вывихнула ей руку в порыве благодарности, когда миссис Шефферт вместо того, чтобы остаться на своем посту, проводила их с Эммой в пустой кабинет и удалилась, оставив дверь приоткрытой. К счастью, Ноэль быстро поняла, что ее порыв будет выглядеть странно, а она не могла допустить, чтобы миссис Шефферт сочла ее поведение неадекватным.
Едва они остались вдвоем, Эмма заглянула в пакет.
— А что ты мне принесла, мамочка?
— Винтики и гвоздики, и щенячьи хвостики. — Это была давняя шутка, но Эмма заулыбалась ей.
Ноэль села на ковер, скрестив ноги, а Эмма сразу плюхнулась к ней на колени, причем так резко, что у Ноэль перехватило дух. Но она даже не поморщилась. Наблюдая, как пятилетняя девчушка роется в пакете, радуясь каждому подарку, Ноэль почувствовала себя счастливой.
Как ни странно, разлука не ожесточила Эмму. На большее Ноэль и не рассчитывала. Она не надеялась даже на такой подарок судьбы. Внезапно она поймала себя на желании говорить шепотом, чтобы не развеять чары.
Через полтора часа, когда Эмме надоело играть в принесенные Ноэль карты, она принялась причесывать длинные белокурые волосы Барби. С головой, сплошь утыканной заколками-бабочками, кукла напоминала пациентку, подготовленную для компьютерной томографии.
— Мама, а когда мы поедем домой, к бабушке? — вдруг спросила Эмма.
У Ноэль сжалось горло.
— О, милая… боюсь, не скоро. Во всяком случае, не сегодня.
Эмма вскинула голову, и ее чистые доверчивые голубые глаза затуманились.
— Почему?
«Потому, что твой отец — чудовище». Ноэль заморгала и принужденно улыбнулась. Ей показалось, что эту улыбку вырезали у нее на лице осколком стекла.
— Помнишь, как мы перебрались к бабушке сразу после того, как она вернулась из больницы?
Эмма живо закивала.
— Мы заботились о ней, потому что она была у доктора и ей сделали… рацию.
— Правильно, операцию. Но была и другая причина. Помнишь, я объясняла тебе, что мы с папой больше не можем жить вместе?
— Угу. — Похоже, Эмма воспринимала как само собой разумеющееся тот факт, что папы и мамы не всегда живут вместе. Примета времени, вздохнула Ноэль. В начальной школе Монтессори, где училась Эмма, почти у трети ее одноклассников родители были в разводе. — Папа сказал, что теперь все будет по-другому.
Ноэль с трудом сглотнула.
— А что еще говорил тебе папа? — Ей стоило немалых усилий говорить спокойным тоном.
— Что я побуду с ним, пока ты не вернешься домой. — Личико Эммы сморщилось так, что у Ноэль заныло сердце. — Мама, а когда ты вернешься?
— О, детка… — Со сдавленным возгласом Ноэль притянула дочь к себе и крепко обняла. — Ты помнишь, как бабушке было трудно самой ходить в ванную и мне пришлось помогать ей?
— Как когда ты мыла меня?
Ноэль пригладила ей волосы.
— Не совсем, но отчасти да. Вот и теперь бабушке не обойтись без моей помощи.
— А я умею помогать. Я сама буду мыть бабушку.
— Ты у меня помощница, — согласилась Ноэль, изнемогая от боли в сердце.