Снова с тобой

* * *

Два дня пролетели незаметно.

В среду Мэри уехала в Нью-Йорк, на встречу с самой преуспевающей из своих клиенток, жрицей диет Люсьен Пенроуз, которая давала интервью «Женскому журналу». Ноэль после очередного свидания с Эммой провела полдня в обществе своего адвоката, размышляя, что предпринять дальше. А Чарли съездил в Олбани, проверить, насколько изменился общественный рейтинг сенатора Ларраби. В окна «Реджистера» уже вставили новые стекла, но шум, поднятый статьями, изобличающими Роберта и его сторонников, не утихал.

Следующий день ознаменовался новой вспышкой вандализма — на этот раз пострадал заброшенный склад на окраине города. В нем выбили стекла, а потом подожгли. К счастью, пламя удалось вовремя потушить. Тем не менее Чарли отправил на место происшествия двух своих лучших репортеров — Трента Робсона и Джину Томаселли. Когда Джина вернулась с заявлением Роберта, отрицавшего всякую причастность к пожару, Чарли поместил на первой полосе очередного номера статью под заголовком «Местного бизнесмена подозревают в поджоге».

Через два дня священник Первой баптистской церкви, явившись туда ранним воскресным утром, обнаружил, что стены обезображены непристойными граффити. Еще возмутительнее выглядел акт вандализма, которому подверглось соседнее кладбище. Было опрокинуто несколько надгробий, виновники с особым цинизмом обезглавили мраморную статую Иоанна Крестителя. Ее поросшая мохом голова, устремившая взгляд в небо, была найдена неподалеку в кустах ежевики.

Бронуин узнала об этом из передачи местной радиостанции, которую слушала, добираясь до места работы на велосипеде. Она передернулась, вспоминая старую поговорку о мертвецах, переворачивающихся в гробах. Впрочем, ущерб был незначителен, но у Бронуин возникло ощущение, что самое худшее еще впереди. Едва приехав в кафе, она бросилась звонить Данте.

— Это я, — негромко произнесла она, не спуская глаз с мистера Норвуда, склонившегося над автоответчиком в соседней комнате. — Слышал новости? Похоже, твой босс взялся за старое.

Некоторое время в трубке слышался только глухой грохот. Наконец Данте проворчал:

— Да, слышал. К твоему сведению, больше я не работаю на мистера В. Бросил две недели назад.

Бронуин не понадобилось спрашивать, вызывали ли Данте на допрос в связи с последними событиями — судя по настроению, он недавно вернулся из полиции. Очевидно, от тюрьмы его спасло только железное алиби.

— Не могу понять одного. — Она заговорила еще тише, прикрывая рот и трубку ладонью. — Досаждать моему отцу — одно дело, но зачем понадобилось разрисовывать стены в церкви?

— Я что, ясновидящий? Откуда мне знать? — Данте был раздражен, хотя Бронуин поняла, что ее расспросы тут ни при чем. — Послушай, это не телефонный разговор. Ты сможешь отпроситься с работы через пару часов?

— Если понадобится, скажу, что у меня спазмы. — Это был первый предлог, который пришел ей в голову. Наверное, потому, что у нее начались месячные. В последнее время Бронуин наслушалась немало историй о порванных презервативах и теперь вздохнула с облегчением.

Они с Данте занимались сексом уже три раза, и каждый последующий был лучше предыдущего. С помощью Данте Бронуин убедилась, что пикантные сцены из любовных романов — полнейшая чушь. Реальность оказалась в миллион раз прекраснее. При этой мысли у нее внутри распустился горячий бутон.

— Встретимся в полдень у меня. — И Данте повесил трубку.

Остаток утра Бронуин не могла сосредоточиться ни на чем. Выполняя заказы, она принесла женщине, просившей мороженое с корицей, кофейную помадку с миндалем, затем забыла сменить в кофеварке фильтр, и кран забился гущей. Последней каплей стала компания подростков, заплативших за вафельные рожки восемью однодолларовыми купюрами и получивших десять долларов сдачи. Мистер Норвуд, решив, что у его подчиненной взыграли гормоны — в чем он был отчасти прав, — почти выставил Бронуин за дверь задолго до обеденного перерыва, заявив, что просто обязан дать ей выходной ради своего собственного благополучия.

Старательно крутя педали, Бронуин промчалась по Мэйн-стрит и повернула налево у здания Американского легиона. Через несколько кварталов она снова свернула налево и проехала четверть мили на юг, до конторы аварийной бригады. Проезжая мимо огромного двора, Бронуин мельком заметила изъеденное ржавчиной шасси, свисающее со стальных челюстей громадного крана. Она уже поднималась по шаткому крыльцу дома Данте, когда за спиной раздался оглушительный грохот.

Данте встретил ее в дверях поцелуем. Но думал он о чем-то другом. Бронуин наблюдала, как он прошел к окну и остановился. Он еще не успел переодеть рабочий комбинезон, светло-голубой, со своим именем на переднем кармане. На комбинезоне свежие следы смазки виднелись поверх старых, неотстиравшихся пятен. Резким движением он схватил с телевизора пачку сигарет.

— Мне не следовало говорить тебе об этом, — начал он, прикуривая сигарету и выпуская из угла рта струю дыма. — Ты и без того слишком много знаешь.

Бронуин нахмурилась, подходя поближе.

— Данте, если ты что-то скрываешь…

— Ну хорошо: меня предупредили.

— Кто-нибудь из бандитов Роберта?

— Нет, друг. — Он бросил на нее нервный взгляд. — Не важно, кто именно. Тебе надо знать только одно: назревают серьезные неприятности. Гораздо серьезнее, чем штрафы за превышение скорости и так далее.

У Бронуин защемило сердце.

— Это касается Ноэль?

— Да, а может, я чего-то не понял. Скажем так: мой друг гораздо ближе к мистеру В., чем я, но и он знает далеко не все.

Страх подтачивал ее, плавил, как струя горячей воды плавит лед. Сколько раз ей приходилось читать о таком в газетах, думала Бронуин: бывший муж в состоянии аффекта убивает бывшую жену. О Господи… В тот день, когда Бронуин пыталась предупредить сестру, она в конце концов решила, что Ноэль права: пожалуй, она преувеличивает опасность. Такое уже случалось. Но теперь дело принимало совсем другой оборот.

— Что я могу сказать сестре? — спросила она. — Не могу же я предостерегать ее, не приводя никаких доказательств. Она и без того считает, что я делаю из мухи слона.

— Просто посоветуй ей поскорее уехать из города.

— Данте, это бесполезно, — раздраженно произнесла Бронуин. — Мне ни за что не уговорить ее. Без Эммы она не уедет. А суд затянется на несколько месяцев. — Она шагнула к Данте, обняла его сзади за талию и прижалась щекой к спине. — Если ты знаешь что-нибудь еще, скажи мне. Пожалуйста!

Она почувствовала, как он напрягся. Мышцы под потертым парусиновым комбинезоном стали неподатливыми, как у статуи. Данте словно превратился в камень. Он боялся не за Ноэль и не за Эмму, а за нее, Бронуин.

— Сначала пообещай держаться подальше. Как можно дальше, — потребовал он.

— Подальше — от чего?

Обернувшись, он схватил ее за руки. Его глаза потемнели, мозолистые пальцы вдавились в ее кожу.

— Пообещай же!

— Ладно, ладно, — Она высвободилась, потирая запястья. — Обещаю.