Сны мага

— Сюда, — она свернула в узкий проход между двух черно-красных торговых палаток. Палаван еще раз поправил на плече брата, чтобы ему было поудобнее, и повернул следом.

Пробираясь по узким переходам, он снова по-всякому крутил слова наемника, вырубившего брата, потом обдумывал его поведение, потом его внешний вид, движения, удивительную способность уворачиваться от стрел.

Стало немного стыдно.

Он бросился в бой, не разобравшись, потому что атаковала Гедо и ее атаковали в ответ. А это был круг!

И так странно, если подумать, наемник увернулся от стрел, разоружил Гедо и не убил Кемрана. И это хорошо. Даже благородно со стороны Джихан Беру. Потому что Круг — это всегда сражение один на один, честное и открытое. Этот наемник вполне мог перестать сдерживаться.

И он мог больше, сильнее, быстрее.

Потому что двигался этот Джихан Беру быстро, плавно и гибко, но чувствовался в нем контроль, сдержанность, словно он не отпускал себя, держал, словно взнузданного дикого кёду.

И за короткие мгновения схватки Палаван успел заметить, что наемник странным образом практически не сходил с места, парируя удары, ускользая, перетекая из позиции в позицию на небольшом пятачке, как вода в кувшине с маслом. Палаван видел, как стремительно вращались клинки, двигаясь по идеальным, независимым друг от друга траекториям, создавая водоворот, как звенели тонкие канаты, разрезая воздух, движимые только легкими движениями запястий. Как увеличивалась скорость и воздвиглась зримая серо-алая стена, с которой словно соскальзывала плеть сестры. Как четко, ровно и послушно возвращались в ладони рукояти клинков и как алые кисти ложились в пыль словно затаившиеся змеи, готовые выпустить ядовитые клыки.

Может, и сам наемник был змеем? Этот внушающий сомнения, опасный, кусающий из-за угла, бесящим одним своим присутствием? Но змеи не трогают никого, если их не беспокоить… Значит, не стоило беспокоить?

Ох, Кемран!

Узкий проход между скучных синих палаток вывел в небольшой распадок, по которому тянулась узкая утоптанная тропинка. Пройдя еще шагов сто, они вышли к небольшому роднику, мерно журчащему по склону на ложе из мелких камней между пучков сочной травы. Распадок углубился, превращаясь в овраг, и в нем уже можно было выпрямиться во весь рост, не опасаясь, что тебя заметят.

— Что это за место? — укладывая брата на бок лицом к воде, спросил Палаван.

— Ну, — немного смутилась Гедо, набирая воду в плоскую жесткую флягу и скатывая торопливо сброшенный жилет, — каждый раз именно эти торговцы встают так, чтобы тропа между ними вела в укромное место. Мы тут…

Она замолчала, опустив голову и присаживаясь на корточки рядом с бессознательным братом. Палаван вздохнул. Сколько еще мелочей он не знает? Подложив скатку под голову Кемрана, он достал странную пилюлю. Она обычная, немного мягкая, проминающаяся под пальцами, точно такая, как изделия отрядного целителя.

Использовать ее?

Палаван посмотрел на Гедо, надеясь на совет.

Та пожала плечами, немного нервно погладив металлические нарукавники.

— Тому наемнику нет резона травить никого из нас. Он мог просто убить?

— Если только он не был по особенному коварен?

— Ну, не думаю…

И Палаван, пригладив спутанные волосы брата, надавливает ему на челюсть и закладывает внутрь пилюлю.

Им удалось споить полубессознательному брату пару глотков воды, и пилюля начала медленно растворяться, судя по искривившей расслабленное лицо гримасе.

Кемран еще пару мгновений полежал неподвижно, затем по телу пробежала легкая дрожь, лицо исказилось в некрасивой гримасе и пару раз резко дернулось горло. Капли пота выступили вдоль линии волос.

* * *

Еще пара легких судорог, скрививших пальцы, впивающиеся в землю, а потом вдруг Кемран резко выгнулся, скидывая руки Гедо с груди и хрипло, надрывно закричал. И дальше все происходящее слилось в один длинный, громкий, пугающий кошмар.

Крики, переходящие в скулеж, попытки удержать выгибающееся, выворачивающееся из-под рук тело на боку, судороги, выкручивающие руки и ноги, выворачивающие наизнанку внутренности, тошнота, ручьи темного пота, стекающего по лбу на землю.

Солнце, перевалив за полдень, безжалостно припекало землю, под ногами хрустела трава, горький запах тошноты никак не перебивался ароматом сухой травы и бегущей воды.

Как в бреду, брат и сестра удерживали родича до момента, когда, наконец, он затих, и только мелкие судороги пробегали по телу. Кемран тяжело вздохнул и раскрыл зажмуренные глаза.

— Что…? — туманно и неразборчиво пробормотал он, глядя куда-то между нервничающими братом и сестрой.

— Ты перебрал боевого дурмана, — тихо сказала Гедо, отирая лицо Кемрану.

Палаван аккуратно перевалил брата на спину, устроил голову на бедре.

— Пить хочешь?

— Да… — Кемран вяло моргнул и продолжил, — но я не принимал дурман…

Гедо резко вскинулась и вперила горящие глаза в Палавана.

Тот мрачно скривился.

Да быть того не может, чтобы этот мимохожий наемник был прав!

Сон. Замки памяти.

Двое сидят под сенью листвы на приподнятой платформе, сплетенной из живых лиан. По платформе перемещаются люди в тонких светлых легких одеяниях, ткутся разговоры. Со стороны тянет дымком, позвякивает посуда, короткий скрежет и хруст обозначают, что где-то внизу рубятся дрова. Женщина и мальчик разговаривают. Нежный голос льется, словно поток, мальчик с золотым глазами внимательно слушает, крутя в тонких ловких пальцах тонкий длинный нож с белой костяной рукоятью. По кости вьется цветочный узор.

Светлоглазая женщина рассказывает историю. Она теплая, пахнет морской солью и свежей терпкой зеленью, груда которой лежит перед ними. Она таким же тонким ножом осторожно разрезает широкий лист на полосы и, избегая капель липкого густого сока, кидает в груду уже раскромсанных пластин.

* * *

— Из листьев дерева Шубераки готовят лекарство, хранящее в безопасности открытые раны. Но перед этим нужно часть соков выпустить, ибо он яд и смерть. Чуть больше, чем надо, попадет в кровь, и человек просто не проснется. Но угадаешь с дозой, и рана не загноится, в ней не заведутся жуки и мухи, и боли будет во много раз меньше. Поэтому всегда нужно внимание и точность, внимание и точность.

Кончиками пальцев женщина взяла одну из ленточек, на которые был распущен лист.

— Смотри, — на маленькую ладонь, протянутую ребенком он лег, словно скомканная стряпка, — этот кусочек еще плотный, упругий. При нажатии выступает капля сока.

И действительно, когда мальчик придавил лист, на срезе выступила капля дымчато-белого, словно речной жемчуг, сока.

— Похоже на камни вод…

— Да, немного. А теперь посмотри на этот кусочек.

Рядом на ладонь лег полностью смятый и мягкий листочек.

— Посмотри, он тонкий, хрупкий, легко рвется. Именно такие мы сейчас сомнем в кашицу в этих мисках.

Перед мальчиком появляются грубые глиняные миски с две взрослых ладони размером. Изнутри они покрыты коричневой гладкой глазурью, снаружи по необработанной глине тянется простой узор из черточек и квадратов. Отобрав несколько листов, женщина подала мальчику каменный пестик и показала, как верно сминать зелень в однородную сухую массу.

— Потом мы высушим пасту на огне и раскрошим. Она будет храниться, чтобы мы могли помочь нашим охотникам. Но если… если придет война, — женщина понизила голос, сжала плечи мальчика, встревоженно вскинувшего голову и всмотревшегося в ее лицо, — сохрани сок.