Сны в Улье
Шрифт:
Когда совсем стемнело, и я подумала, что вряд ли ко мне кто-то зайдет, я решила пойти в ванную. Заглянув в шкаф, я обнаружила там несколько белых платьев и длинную ночную рубашку. Мои черные волосы, конечно, очень бы готично смотрелись на такой белоснежной ткани, но я предпочла спать в своей футболке. В ванной я долго стояла под душем, будто вода могла смыть с меня этот омерзительный день. Но она смыла лишь косметику, к сожалению. Шампунь резко пах клубникой, хоть что-то приятное сегодня.
Я вышла из ванны, по пути вытирая волосы. В комнате на кровати сидел Эйвар. Первым моим желанием было забежать обратно в ванную, но вместо этого я сказала:
– Отвернись.
Мой голос
– Можешь поворачиваться.
Эйвар повернулся ко мне, и некоторое время просто смотрел на меня. Несмотря на то, что я не отводила взгляда, я чувствовала себя неуютно. Поэтому решила начать разговор первой.
– Что за комната такая? Это фантазии какие-то или в этой комнате жил кто-то до меня?
Он, казалось, задумался и удивился.
– Я видел подобную комнату у старшеклассницы в фильме.
Надо же. Он оценивает окружающий мир по фильмам.
– Но вернемся к утреннему разговору. Твои родители скоро устроят ад на земле, многие погибнут. Ты - нет, я спрячу тебя на Небе.
Эйвар рассказал мне про богов, про моих родителей-культистов и про Небо, сотворенный им новый мир. Мне не нравилось, что он говорил. Выходило, что мои родители хотя призвать Кошмарного Короля, чтобы тот с большой вероятностью разрушил мир, а не для того, чтобы восхвалить богов. Хотя, наверное, одно вытекает из другого. А это означало, что они хотят смерти всем вокруг, в том числе и мне. Я не верила в это. Эйвар преувеличивал. Наверняка, они просто хотели призвать лишь силу для войны. Еще Эйвар говорил, что есть шанс, что апокалипсиса не будет в том случае, если Небесный Строй уничтожит Анойю. Я чувствовала, как он люто ненавидит всех Падальщиков. И удивительная же тяга должна была быть у него к его мертвой Лауре, раз он готов был спасать меня. Но я злилась, я практически сдерживала себя, чтобы хотя бы не заорать на него. Я скомкала пальцами простыни и ничего не могла поделать с собой, она разваливалась на нитки в моей руке.
– Тебе нужно научиться контролировать свою магию. Ты становишься опасной для самой себя, - сказал Эйвар, закончив рассказ. Он протянул руку к моему кулаку, все еще сжимающему порванную простынь, и разжал ее. Эйвар перевернул ее ладонью вверх, и я увидела, что кожа на ней содрана, в местах соприкосновения с пальцами. Я абсолютно ничего не чувствовала. Возможно, об этом говорила Адель, говоря, что боль иногда полезна. Она лишила меня этого чувства, и я с ужасом подумала, а могла ли я таким образом расплавить свою руку насквозь, так ничего и не почувствовав. Эйвар медленно провел пальцем вокруг ран, едва касаясь кожи. Они срослись. Он смотрел на мою ладонь, и мне казалось, что он изучает линии и трещинки на ней. Я хотела отдернуть руку, но он перехватил меня за запястье и снова раскрыл мою ладонь. Проведя пальцем по всем трем линиям, он отпустил меня.
– Ты что, гадал мне?
Он проигнорировал меня.
– У тебя есть вопросы по поводу того, что я сказал тебе?
– Да! Я не хочу на твое чертово Небо! Понятно?
– Понятно. Но выбирая между ценностью твоей жизни и твоим мнением, я выбираю твою жизнь.
Ему бы в ЖЭКе сидеть. На такой ответ и возмущаться было бесполезно. Вряд ли бы мне помогло, если бы я начала говорить про свои права.
– Тогда почему бы тебе не прекратить
войну? Ты бы мог заключить мир с Анойей и Сладострастием! Раз они вызывают этих богов, чтобы получить силу в войне с тобой, почему тебе просто не остановить это?! Необходимость отпадет. Первопричина не их культ, а идущая война.– Ты совершенно ничего не поняла. Они призывают их не ради силы, а ради того, чтобы призвать. Войну не остановить. Сладострастие и половина Анойи воюют не из-за врагов, а за свои идеалы. Эта война еще сложнее. Войны будут идти, пока есть разница в условиях жизни населения и отношении к смерти. У нас разное мировоззрение, уровень существования Сладострастия куда ниже Небесного Строя, а Анойя всегда была вне закона. Эту войну нельзя прекратить.
В этот момент Эйвар показался мне сумасшедшим.
– Да, но ведь это ты объявил охоту на Анойю и ограничил Сладострастие.
– Верно. Сладострастие выбивалось из системы. Неправильный механизм. Я мог допускать его существование, пока они не мешали основной структуре, ровно до того момента, пока они не воспротивятся своей роли. Они могли либо терпеть, либо подчиниться и войти в систему Небесного Строя. Третьего варианта, где они сохраняют свои жизни, просто нет. Что касается Анойи, они никогда не имели права на существование. Они опасны. К сожалению, в свое время я не занялся их уничтожением активно, поэтому большинство их представителей до сих пор живы.
– Мы опасны, - сказала я, делая упор на первое слово. Эйвар будто вовсе забывал, что я тоже отношусь к Анойе. Самым пугающим в нем было то, что свою дикую речь он говорил совершенно ровным отстраненным тоном. Я понимала, что, наверное, за его речами стоит глубокая патология, и нет никакого шанса пытаться доказать ему, что он говорит чушь, которую он преподносит, как нечто логичное.
– Я надеюсь, я смогу исправить твою принадлежность к Падальщикам.
– Нет! Это не нужно исправлять! Это теперь моя суть, понимаешь?
– Нет. Это не твоя суть, это случайность, вынудившая тебя обрести магию разрушения, которой изначально даже не существовало в нашем мире. Еще вопросы?
– Нет.
У меня голова шла кругом. В следующий раз мне нужно будет подготовиться к общению с ним. Я сложила руки на груди, чтобы снова ничего не разрушить. Я вспомнила про то, что я должна буду завтра вывести его на улицу, но теперь я совершенно не знала как. Какое-то время мы сидели молча. Потом Эйвар повернулся ко мне, протянул ко мне руку и провел ею по моим волосам. Его небесно-синие глаза выражали в этот момент практически нежность. Началось. Неужели он может одновременно хотеть убить две организации магов, которые возглавляют его бывшие друзья к тому же, и вспоминать какие-то чувства к этой Лауре? Дойдя рукой до кончиков моих волос, он дотронулся до моих ключиц и повел пальцы вверх к шее. Я не знала, от злости, страха или возбуждения, но мое сердце в этот момент было готово вырваться из груди. Я перехватила его руку, останавливая.
– Эйвар, подожди. Я тебя очень плохо знаю. Ты, наверное, думаешь, что знаешь меня, но я не такая, как Лаура. Я знаю про нее. Знаю, что выгляжу также, мне рассказал про нее Дациан. Но я - Лида.
– Лида, - повторил он, и я почувствовала легкое пренебрежение в его тоне.
– Да. Пожалуйста, давай хотя бы немного друг друга узнаем. Я хочу хоть чуть-чуть тебя понять. Потому что пока, я не понимаю абсолютно ничего. Может быть, ты любишь что-нибудь еще, кроме массовых убийств. Я хочу узнать об этом. И ты узнай меня. Вот я люблю, например, шоколад. И черный цвет. А еще громкую музыку, но направление в ней, мне, наверное, бессмысленно тебе называть. Если обобщить, то это рок. Ты ведь знаешь, что такое рок?