Со многими неизвестными. Угол белой стены

Но тут надо помнить, что Семенов знает в Ташкенте какого-то Борисова, который якобы и договорился с ним, что будет присылать ему наркотик для продажи. Но фамилия эта явно вымышленная. Узбек по фамилии Борисов! Однако Семенов писал ему до востребования. Вот что странно.

Еще надо помнить, что Трофимов знает некоего Юсуфа, который однажды ночевал у ребят в комнате и предложил Трофимову отвезти чемодан. Но кто такой этот Юсуф, Трофимов не знает. Как и Семенов ничего не знает о мнимом Борисове. Оба могут только опознать их при встрече, больше ничего.

А вот Рожков, этот знает все или многое. Но так просто ничего не скажет. Тут призывы к совести не помогут, совести у него давно нет. Он будет отступаться, рассказывать только под напором улик, железных улик, и притом если сочтет это для себя выгодным. Ни о какой солидарности, дружбе, жалости речи быть, конечно, не может, этого у него, нет в помине. Рожкову это должно быть выгодно, только выгодно. Между прочим, как он испугался, когда узнал, что его отправят в Ташкент! Почему бы? Чем ему грозит Ташкент? Этого бандита никаким сроком заключения не испугать. Его может испугать только расстрел. Но спекуляция наркотиком не грозит расстрелом. Выходит, в чем-то еще замешан Рожков? Или… он боится сообщников? Вот это, пожалуй, скорее всего. Главаря боится. Ого! Ведь не так-то просто запугать Рожкова.

Кстати, интересно, что искал в поезде, подъезжая к Борску, Рожков, чей адрес он потерял? Адрес Семенова в данном случае исключается: его Рожков и так знал, ему не надо было его записывать. Интересная, между прочим, получается ситуация с утерянными адресами в разных, казалось бы, делах — убийство таксиста и спекуляция наркотиком. Однако эти дела связываются двумя обстоятельствами — и там и тут фигурирует гашиш, а главное, в машине убитого таксиста найдена записка с адресом Семенова. Вот ведь что! Да, все странно, все, пока непонятно.

Сергея охватило нетерпение. Черт возьми, скорей бы уж Ташкент. Сколько дел ждет его там, срочных, неотложных дел…

Он посмотрел в круглый иллюминатор.

По-прежнему перед ним был серый, в пунктире заклепок, чуть дрожавший от напряжения угол самолетного крыла с рыжими подпалинами от выхлопных газов. Но внизу под ним уже не было облаков, далеко внизу распахнулась земля — желто-бурая, бескрайняя пустыня. Вот голубой каплей мелькнуло озерко, другое, чуть по больше, третье, поменьше, словно кто-то небрежно брызнул тут водой. И снова желтая, мертвая пустыня под крылом. За ней, наверное, Ташкент.

Сергей посмотрел на своих соседей. Женщина по-прежнему дремала, откинувшись на спинку кресла. Молодой аспирант уже не читал газету, а, слегка подавшись вперед, смотрел в иллюминатор. Темная бородка его сливалась с усами, придавая улыбчивому лицу не свойственную ему строгость, лохматые брови словно подпирали большой, с залысинами лоб. В карих живых его глазах светилось любопытство. Он перехватил взгляд Сергея и, смущенно усмехнувшись, сказал:

— Представляете, никогда не был а Средней Азии. А ведь где только не бывал: и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и на Камчатке. И в Италии был, и в Польше. А вот тут не был, надо же?

— Нельзя объять необъятное, — улыбнулся Сергей.

— Да, наверное. Но надо к этому стремиться. Как думаете, скоро Ташкент?

— Через час, не раньше.

— Эх, знаете, у меня мечта: хоть на денек заскочить в Самарканд, столицу великого Тимура. Интересно. Вы там были?

— Не пришлось. Но тоже мечтаю.

Молодой аспирант лукаво взглянул на Сергея:

— А я, Сергей Павлович, ведь вас узнал. О вас в газете писали, и фотография ваша там была. В «Известиях», в День милиции.

— Да, — усмехнулся Сергей. — Что-то было.

— Что-то! Целый подвал. Известный журналист писал. Романтическая у вас профессия. Может, и мне интервью дадите? Банальный вопрос: «Над чем работаете?»

Сергей засмеялся:

— Может, еще автограф дать?

— Нет, в самом деле. Интересно.

— Эх, Вадим. Не наше это с вами дело — брать и давать интервью. Вы не репортер, а я не кинозвезда.

— Ну пожалуй, — махнул рукой тот. — Но вот я сейчас вспомнил, что мне в том очерке не понравилось. Можно сказать?

— Валяйте. А потом я скажу, что мне не понравилось.

— Идет, — уже загораясь, продолжал Вадим. — Так вот. Во-первых, можно подумать, что главная наша задача — всех перевоспитывать. И этого вы перевоспитали, и того. Непонятно, когда вы успеваете преступления раскрывать. Причем перевоспитываете вы, судя по очерку, мгновенно, двумя-тремя чувствительными фразами и проникновенным взглядом. Фальшиво это все, честное слово.

— Согласен, — кивнул Сергей. — Написано неудачно. Хотя тут все не так просто. Что-то заронить в душу: человека, на какую-то светлую струну воздействовать, а перед этим ее обнаружить, в нашем деле необходимо. Кстати говоря, это необходимо не только в нашем деле. Вот будетевы, допустим, преподавателем, профессором. Что ж, ваша задача только курс прочесть?

— Это элементарно, — усмехнулся Вадим. — И в том, что вы о своем деле сказали, есть, конечно, рациональное зерно. Но согласитесь, уголовный розыск все-таки не университет.

— Еще какой университет! Своеобразный, конечно.

Тут они заметили, что их соседка проснулась и с интересом следит за разговором.

— Я тоже читала эту статью, — сказала она. — Умная и интересная статья. И я с вами не согласна, Вадим. Акцент в статье правильный, главное — это воспитание.

— Ну вот, — удовлетворенно констатировал тот, и в карих его глазах, мелькнул насмешливый огонек. — И Нина Александровна высказалась. Уже, как видите, борьба мнений. Но у меня есть еще одна претензия к очерку.

— Давайте, давайте, — ответил Сергей, сам незаметно втягиваясь в спор.

— Претензия, так сказать, деликатная, — Вадим усмехнулся и погладил бородку. — Из очерка получается, что вы все до одного преступления раскрываете. Но Шерлок Холмс или Мегрэ — это литературные герои, и им легче. А в жизни, как говорится, так не бывает. Или я задел ваше профессиональное самолюбие?

— Конечно, — засмеялся Сергей. — Хотя, я думаю, нет человека, которому бы все удавалось.

— И ни один журналист в таком очерке об этом не напишет, — решительно вставила Нина Александровна. — Ведь очерк о безусловно талантливом человеке, и это надо доказать читателю.

— Я другое хочу сказать, — возразил Сергей. — Если опасное преступление не удалось раскрыть мне, его потом раскроют другие. У нас был случай, когда одно убийство раскрыли через двадцать-шесть лет. Но раскрыли.